Брежнев, Косыгин и Подгорный в течение трех дней не покидали Кремль даже ночью. Андропов большую часть времени находился в штаб-квартире советской разведки. Поражение было очевидным, и его удалось немного смягчить, убедив Насера не оставлять свой пост и наладив новые массовые поставки оружия для разбитой египетской армии. По быстро организованному «воздушному мосту» на Ближний Восток прибывали не только военные советники, но и десятки советских летчиков и даже танкистов. В Москве началась работа по пересмотру многих аспектов советской политики на Ближнем Востоке, но отнюдь не по сокращению наших обязательств. Экономическая, финансовая и военная помощь Египту со стороны СССР увеличивалась и вскоре превзошла советскую помощь всем странам Восточной Европы вместе взятым. Расширилась помощь Египту и Сирии со стороны ГДР, Чехословакии, Венгрии и Болгарии. Это позволило Каиру и Дамаску начать подготовку к новой войне против Израиля, которая вспыхнула, как известно, в октябре 1973 года и проходила уже по другому сценарию.
К Андропову и его ведомству упреков в 1967 году не было. Он не являлся новичком во внешней политике в отличие от Семичастного или Шелепина. Однако до сих пор ему приходилось заниматься лишь странами Восточной Европы, Китаем, Кореей и Вьетнамом. Теперь приходилось начать более основательное изучение отношений с США, странами Западной Европы и Ближнего Востока.
КГБ и интеллигенция
После «дела Пастернака», а тем более после судебного процесса по делу Синявского и Даниэля отношения между КГБ и верхушкой московской и питерской интеллигенции существенно ухудшились, хотя и раньше они не отличались особой теплотой. Как секретарь ЦК Ю. Андропов имел репутацию либерала. Но на своем новом посту ему трудно было сохранить многие из прежних связей с интеллигенцией. Однако если для секретаря ЦК по международным проблемам эти связи являлись как бы его частным делом, то для Председателя КГБ они становились частью его работы, и Андропов оказался гораздо лучше к ней подготовлен, чем Семичастный или Шелепин. Советская интеллигенция всегда была неоднородна, и многим ее деятелям приходилось идти на компромисс с властями, ибо без этого работа режиссера, артиста, писателя, художника, ученого, педагога становилась просто невозможной. Советский Союз не являлся страной с демократическим и плюралистическим режимом, и никто не мог открыто пренебрегать положениями и догмами господствующей идеологии.
Несколько раз Андропов беседовал с популярными в те годы поэтами Евгением Евтушенко и Андреем Вознесенским. Евтушенко получил возможность и право звонить Председателю КГБ по прямому телефону и очень гордился этой привилегией. С писателем и сценаристом Юлианом Семеновым, работавшим в жанре детектива и приключений, Андропов даже подружился. Как раз в 1966–1967 годах на экраны один за другим вышли фильмы по сценариям Ю. Семенова «Пароль не нужен», «Майор Вихрь», «По тонкому льду». Эти фильмы о трудной работе советских чекистов понравились Андропову, и он решил познакомиться с писателем. «Мы сидели с друзьями и выпивали, — вспоминал Семенов. — Звонок. "Товарища Семенова, пожалуйста". Я говорю: "А кто его спрашивает?" — "Андропов". — "Какой Андропов?" Он говорит: "Вы знаете, меня Председателем КГБ назначили". — "Здравствуйте, Юрий Владимирович". Он сказал, что прочитал роман, посмотрел фильм и хотел познакомиться со мной поближе. "Вы бы ко мне не зашли? У нас есть два входа: один для сотрудников и другой с площади. Вы в какой хотите?" Я говорю: конечно, с площади! А когда я пришел, он посмеялся: "Академик Харитон, наш ядерщик, тоже все с первого подъезда заходит". Первое, о чем я его спросил, когда вошел к нему в кабинет: можно ли посмотреть, что лежит на столе у Председателя
КГБ? Он перевернул несколько листков — смотрите. А смотреть не на что. Я говорю: мне бы архивы ваши… Он подумал и сказал: "Вы знаете, раз уж я стал Председателем КГБ, то мне пришлось о вас узнать… Ну зачем вам носить в голове государственные секреты? Вы сепаратны, живете сами по себе, связывают с семьей вас только дети, вы любите застолья, много путешествуете… Зачем архивы? Вам достаточно воображения и того, что вы читаете по-английски, испански, немецки". И он, кстати, натолкнул меня на идею "Семнадцати мгновений весны"»[79]. И не только натолкнул на идею этого лучшего советского сериала, но и помогал затем в работе над фильмом, разумеется, понимая важность такого фильма и для своего ведомства.
Осенью 1967 года Ю. Андропов познакомился с популярным певцом и артистом Муслимом Магомаевым, который ненадолго оказался в опале у Министерства культуры СССР. Позднее Магомаев вспоминал: «Министерство постоянно вмешивалось в мой репертуар и следило за заработками. По городам, где я выступал с концертами, неизменно следовали ревизоры, чтобы выяснить, сколько я спел и сколько получил. А гонорар мой был тогда похож на пособие для безработного. И это при том, что моим именем заполнялись 50-тысячные стадионы, и филармонии могли таким образом аннулировать свои "долговые" картотеки. Однажды один из директоров решил совершить доброе дело и незначительно завышенной суммой в договоре поощрил меня. Я эту бумажку подписал и этим… подписал себе приговор. Меня наказали полуторагодовым затворничеством, запретив показ по ТВ и отменив все выступления в СССР и за рубежом. Спас положение Андропов. Во Дворце съездов должен был проходить юбилей КГБ. Юрий Владимирович позвонил Фурцевой и сказал, что сотрудники хотят на юбилейном концерте послушать "Бухенвальдский набат" в исполнении Магомаева. Екатерина Алексеевна возразила: это невозможно, ибо он наказан. Андропов сурово ответил, что его Комитет меня не наказывал, поэтому мое выступление должно состояться. Так пришло "прощение"».
Английский журналист Ноэль Барбер, несколько раз встречавшийся с Андроповым, писал о нем как об «узколобом сталинисте, лишенном чувства юмора, с непроницаемой физиономией»[80]. Совсем иначе вспоминал об Андропове известный советский дипломат Олег Трояновский, которого связывали с Андроповым многолетние добрые отношения. «Андропов любил мыслить аллегориями, — вспоминает Трояновский, — и обладал чувством юмора. Он почти наизусть знал Ильфа и Петрова, любил цитировать их, а иногда и сам не прочь был подшутить. Вскоре после того как его назначили Председателем КГБ, он позвонил мне и говорит: Олег Александрович, куда вы исчезли? Приезжайте к нам, посадим вас (на слове "посадим" он сделал многозначительную паузу)… напоим чаем»[81].
Андропов продолжал поддерживать добрые отношения с А. Бовиным, который, в свою очередь, имел много знакомых в мире писателей и художников. Бовин никогда не был партийным чиновником, хотя вскоре его назначили референтом Генерального секретаря с прямым доступом к Брежневу. Доверительные отношения связывали Андропова и с Георгием Арбатовым, который в 1968 году, покинув аппарат ЦК КПСС, начал работать директором только что созданного Института Соединенных Штатов Америки и Канады. Через несколько лет Арбатов стал уже академиком и членом ЦК КПСС, а также советником Брежнева по проблемам советско-американских отношений. Однако отнюдь не научные или политические успехи Арбатова привлекали Андропова. «На чем основывались, — размышлял позднее Георгий Аркадьевич, — эти более чем двадцатилетние и не лишенные доверительности отношения? С моей стороны — на искреннем уважении, которого не меняли и понимание слабостей Юрия Владимировича, несогласие с ним, споры по ряду вопросов, в том числе крупных. А также на ощущении долга. Я считал, что, излагая ему соображения по тому или иному вопросу, могу хоть в минимальной мере содействовать принятию верных политических решений и препятствовать решениям неверным, опасным. Случалось и обращаться к нему, чтобы помочь людям, попавшим в беду, кого-то избавить от несправедливых преследований, восстановить, где можно, справедливость. Для себя я у него ни разу ничего не просил, хотя он меня, случалось, прикрывал от наветов и доносов, — некоторые мне (наверное, в назидание, чтобы держал ухо востро!) даже показывал, давал прочесть…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
