– Однако, – сухо возразил Доббинс, – есть один факт, мимо которого мы не можем пройти, а именно тот, что мой… гм… мой молодой друг в самом деле исчез.
Раслов опять улыбнулся.
– Все это именно оттого, что ваш друг так молод. Поверьте, дорогой мистер Доббинс, молодые люди одинаковы везде – и в Америке и в Колибрии. В этом наши страны сходны. Я предостерегал мистера Копперсвейта, это правда. Но, уверяю вас, это относилось всецело к нашим дипломатическим делам. Это не имело никакого отношения к настоящей истории. Он очутился один в новой для него стране. Он хочет видеть ее достопримечательности и не хочет, – что может быть более естественного? – давать отчет в каждом своем поступке.
Доббинс согласился, что, как человек пожилой, он иногда забывал принимать в расчет свойства молодости.
– Но мальчика необходимо найти, – добавил он.
– Вы слыхали о гротах в Салосе? – спросил барон.
Доббинс не слышал о них. Дрожащей рукой он пригладил свои чернильные волосы.
– Они удивительны. Это одна из достопримечательностей Колибрии. Они расположены на противоположном конце острова. Этими гротами любуются сквозь стеклянное дно лодки, и на всем свете ничто не может сравниться с ними, кроме разве ваших Бермудских островов. Так вот, я связался с начальником полиции, – о, без всякого шума и огласки! – и он выяснил, что мистер Копперсвейт сегодня рано утром выехал в том направлении. Я сразу не сказал вам об этом, потому что, – вы простите меня: в нашей несчастной стране всякое дело сразу так осложняется! – потому что я хотел знать, как далеко зашел ваш таинственный осведомитель.
– Но он сам…
Барон поднял свою пухлую руку.
– Все равно. С тем концом острова нет ни телеграфного, ни телефонного сообщения. Мы цивилизованны, но мы еще не Англия. Тем не менее, вполне достоверно, – вполне, я вам ручаюсь в этом, – что мистер Копперсвейт там и вернется через день или два. Если с ним не приключится какой-нибудь беды! Гроты в Салосе – посещаемый в это время года курорт, куда едут ради воздуха и развлечений. Впрочем, если вы хотите, я охотно пошлю туда доверенного человека.
Доббинс казался до глупости доверчивым.
– Я не настаиваю, но я хочу все знать.
– Вы и узнаете. Если не случилось какого-нибудь несчастья…
Так разговор и закончился! Барон откланялся. Но не успел он выйти, как его место занял разгоряченный Загос:
– Что же, по вашему, я лжец? Или сумасшедший? – кричал он.
С Рыцарской улицы до них донеслись голоса продавцов вечерних газет. Что-то в их возгласах привлекло внимание Загоса, который вышел купить экземпляр. Вскоре он вернулся с газетой в руке.
– Послушайте!
Он перевел заметку под заголовком «Придворные новости»:
«Его величество, отдыхавший вчера в замке Дворки, отбыл сегодня утром на королевскую охотничью дачу в Квильф, в трех милях расстояния, и предоставил Дворки в распоряжение ее королевского высочества принцессы Ариадны и ее свиты. Государственный канцлер выезжает сегодня туда для составления брачного договора. Там же ее королевское высочество при содействии баронессы Расловой закончит последние приготовления к высочайшей свадьбе, которая, как сообщалось в предыдущем выпуске, состоится ранее предположенного, а именно ровно через неделю».
– Вот видите! – взволнованно воскликнул Загос. – Теперь вы догадываетесь, кто упрятал Копперсвейта и почему? Он слишком много знает!… А вы ничего не хотите делать!
Доббинс заморгал.
– Вы хотите сказать, что…
Но лейтенант уже выбежал из комнаты.
Он выбежал из миссии, подбежал к мотоциклу и, вскочив, помчался в королевский дворец.
Там теперь оставался только взвод пьяных гвардейцев. Капрал любезно осведомил Загоса, что рота его полка была вызвана ко дворцу вместе с отрядом мотоциклистов и затем отбыла, сопровождая коляску с принцессой Ариадной и баронессой Расловой.
Глава XXII. Под арестом
Кто-то шевелился за дверью.
Билли почувствовал это и лишь тогда окончательно понял, что его куда-то перенесли. Он поднял голову, в которой ощущал глухую боль.
Он находился в маленькой круглой комнате с каменными стенами, освещенной окном, расположенным на высоте четырех футов над узкой кроватью, на которой он лежал. В окне была железная решетка. На Билли была вся его одежда, кроме пиджака и жилета, которые он снял для дуэли. Но их он не увидел ни на стуле, ни на столе, стоявшем посреди комнаты. Дверь была дубовая, очень старая, прочная. Она была снабжена тяжелым старинным замком, в который в эту минуту кто-то вставлял снаружи ключ.
Дверь отворилась и вошел долговязый рыжий Хрозия. Он нес поднос с едой.
– Привет тебе, пришелец, – обратился к нему Билли.
Его тюремщик даже не поклонился.
– Когда я увижу судью? – улыбнулся Копперсвейт, которому в душе было совсем не до улыбок.
Хрозия поставил поднос на стол, закрыл дверь и прислонился к ней спиной.
– Послушайте, – сказал Билли. – Может быть, я не понял вашего намека, но скажите: вам запрещено разговаривать со мной?
Хрозия отрицательно покачал головой.
– Так это зависит от ваших личных чувств ко мне? Что ж, наши чувства взаимны! Но все-таки я был бы вам весьма обязан, если бы вы сообщили мне, где я нахожусь.
Хрозия пожал плечами.
– А также, – настаивал Билли, – давно ли я здесь. Тогда тюремщик заговорил:
– Где документ?
– Ваш вопрос заставляет меня думать, что он в сохранном месте.
– Где?
– Я не знаю.
– Вы не скажете?
– Я могу быть так же необщителен, как и другие.
– Хорошо! Если вы скажете нам, где найти документ, вы будете свободны, как только мы получим бумагу.
– Кто это «мы»?
Хрозия подумал, потом сказал:
– Люди, которые держат вас здесь.
– Вы удивляете меня, – шутил Билли; он видел, что из этого субъекта много не выудить. – Скажите «людям, которые держат меня здесь», что я не нотариус. До свидания.
Хрозия все еще не уходил.
– Так вы не скажете?
– Вы талантливо угадываете, – подтвердил американец. – Я не скажу.
Хрозия понял. Его глаза вспыхнули под цвет его волос, от этого он не похорошел.
– Если бы я мог по-своему разделаться с вами…
– Но вы не можете.
– Подождите
– Будьте здоровы, – сказал Билли и принялся за еду.
Хрозия секунду боролся с собой. Потом он вышел. Ключ повернулся в замке.
Пленник тотчас занялся исследованием местности. Он стал на кровать и выглянул в решетчатое окно.
Вдали возвышались горные вершины и виднелись деревушки, рассеянные по более низким склонам. Ближе колыхалось целое море деревьев, а прямо под окном находился розовый сад. В центре его была травяная лужайка, а посреди нее солнечные часы. Но Копперсвейт не пытался прочесть время по падавшей на них тени. Возле солнечных часов стоял толстый румяный человек в очках с золотой оправой. В руках он держал какие-то бумаги. Билли лишь бегло взглянул на него. Рядом с этой судейского вида особой стояла, беседуя с ней, не кто иная, как принцесса Ариадна, и взгляд Билли впился в нее.
