– Окно было открыто, она так делает, делала, когда готовила, чтобы не было жарко… Так что по кухне гулял сквозняк. И… У нее было синеватое лицо. Я не сразу понял, что случилось, бросился к ней, принялся тормошить. А потом почувствовал, что она уже остыла. Из окна сильно дуло, мороз, наверное, поэтому она так быстро… Я не понимал, что произошло, мне казалось, что все случилось из-за ножа, потому что из всего, что я видел, опасность представлял только нож. Я схватил его. Но ни крови, ни каких-то других признаков… Ничего… Я вызвал «Скорую».
– Это ее привычка. Говорить с набитым ртом. Напевать во время готовки, – язык Лары едва ворочался, сухой и словно не помещающийся во рту. Ее тело стремилось подстроиться под ощущения Лили перед гибелью, и внутри Лары точно так же сейчас замирала жизнь. Картина, описанная Егором, не была новой, Лара примерно так все и представляла. Но его слова добавили движения в ужасный стоп-кадр.
– Я знаю, так все и было, – продолжала твердить Лара. – Она резала этот чертов хлеб и напевала. А потом сунула кусок хлеба в рот и продолжила бубнить. А меня не было рядом. Я даже никогда не узнаю, что за песня ее убила.
– Не надо было тебе всего этого говорить, черт… Лара! – Егор попытался достучаться до нее, хотя и видел, что сейчас это бесполезно. – Ты не могла знать наперед. Каждого из нас ждет своя смерть, неизвестно когда, неизвестно где. То, что случилось с Лилей… В этом не было твоей вины.
– Если бы я была там, я бы ее спасла. Или если бы рядом был ты!
Выплюнув эти слова, Лара сжала голову руками.
– В тебе говорит горе, – пальцы Егора коснулись ее локтя. – Ты ведь два месяца ни с кем не общалась, затаилась. Я знаю, потому что старался не упускать тебя из виду. На похоронах ты напугала и меня, и отца.
– Не упускать из виду? – Лара всем телом повернулась к Арефьеву. На миг она ослепла, врасплох застигнутая неожиданной яростью, вспоминая, как отстраненно он держался на прощании с Лилей. Несмотря на то, что ее чувства к нему стремительно, неотвратимо менялись так, как она еще и сама не могла разобраться, – день кремации она ему не простит. И тот факт, что они едут вместе, слушают музыку, даже смеются, – ничего не меняет.
– Ты должен был не упускать из виду ее! Я тебе поверила. Я доверила тебе ее. Ты обещал мне, тогда, на свадьбе! И не уберег…
– Господи, Лара, очнись! – взорвался Арефьев. Он остановил машину, заглушил мотор и со злостью дернул ручник. – Лиля же была живым человеком. Что значит – не уберег? Она ведь не стояла на полке, я не носил ее в сумке, как носишь теперь ты! Она жила! И поступала как считала нужным. Она не отчитывалась ни передо мной, ни даже перед тобой!
Глаза Егора потемнели, когда он напряженно ткнул в Лару пальцем:
– Ты хоть знаешь, что она встречалась с другим? Пока была моей женой. И когда я говорю «встречалась», я имею в виду не совместную рыбалку!
Лара окаменела. Одна часть ее видела Арефьева, его расширенные чернильные зрачки, складку у рта, выдававшую обиду и отчаяние. А другая смотрела на демона из преисподней, подлого, низкого и лживого, который принял знакомый ей облик, чтобы удобнее было разорвать на части и растоптать память о ее сестре. Враг, с которым она должна сразиться, чтобы защитить Лилю – как всегда защищала, когда та не могла постоять за себя.
– Она тебе не сказала… – догадался Егор и отвел глаза с досадой. – Так я и думал.
Лара вложила в удар всю силу и гнев. Это была не женская пощечина, а настоящий удар кулаком, достойный любого боксера. Он пришелся Егору в скулу, и его отшвырнуло к окну.
Не давая ему времени опомниться, Лара схватила с заднего сиденья рюкзачок и сумку с фотоаппаратом и выскочила на трассу.
Она бежала по обочине, обдумывая, что будет делать, когда Егор ее догонит. Драться с ним? Сейчас она запросто могла бы его убить. За одно только оскорбление, нанесенное Лиле, за то, что Лиля так слепо его любила, а этот неблагодарный ублюдок так долго был ее мужем, и теперь осмеливается возводить напраслину, теперь – когда Лиля не может сказать ничего в свое оправдание.
На лице оседала мелкая водяная пыль, охлаждала голову, упорядочивая мысли. Лара услышала сзади звук приближающегося автомобиля и приготовилась ко второму раунду схватки. Но вместо того чтобы затормозить, джип Арефьева проехал мимо, набрал скорость и вскоре скрылся из виду. Лара остановилась, чтобы перевести дух. Наконец-то она была одна на дороге – и Лиля в рюкзачке.
Путешествовать по России, да еще по Сибири, автостопом – занятие довольно рискованное, и Лара знала об этом. Но сейчас ей казалось, что любое, даже самое немыслимое предприятие будет более безопасным, чем находиться рядом с Егором Арефьевым.
Она успела вымокнуть до нитки за те сорок минут, что простояла на обочине с поднятой рукой. Проносящиеся мимо машины даже не собирались тормозить. Это и понятно, на большой дороге посреди лесов одинокой милой девушке взяться просто неоткуда. И водители видели в ней угрозу, очевидно, подозревая, что в кустах прячутся ее приятели с недобрыми намерениями.
Когда рядом, поскрипывая, остановилась фура, Лара уже разговаривала сама с собой, вслух запрещая себе поддаваться отчаянию. Так что предложение забраться в кабину дважды повторять не пришлось. Дальнобойщик, назвавшийся Сергеем, оказался довольно веселым мужичком с многодневной рыжеватой щетиной, засаленными волосами и православным крестиком, болтающимся на волосатой груди: верхние пуговицы клетчатой рубахи были расстегнуты.
Осмотревшись, Лара наткнулась на целый иконостас рядом с приборной панелью. Тут была дорожная иконка Сергия Радонежского, складень с ликами Богоматери, Христа и Николая Угодника и несколько прилепленных на скотч календариков с изображениями святых, которых Лара не узнала. Но вздохнула успокоенно: вряд ли такой водитель станет позволять себе лишнего. Обычные для фур плакаты с девушками в купальниках насторожили бы ее больше. Кроме того, ровная золотистая дымка, вьющаяся вокруг мужчины и не сулящая ничего плохого, позволила ей расслабиться. Надо же, подумала она, уже и подзабыла, что людей так просто распознать по их ореолам – с Арефьевым этот фокус почти никогда не срабатывал.
Заметив, что продрогшая Лара стучит зубами, Сергей уговорил ее сделать несколько глотков из армейской фляги, где, судя по вкусу, плескался довольно дрянной коньяк. И принялся расспрашивать. Лара отвечала вяло, односложно, но этого хватило, чтобы через несколько километров Сергей уже пустился в пространные философствования. Ему явно было скучно в дальней дороге, и Ларина немногословность не была для него помехой, даже наоборот, в собеседнице он нуждался меньше, чем в слушательнице. И, сидя в душном тепле кабины, пропахшем машинным маслом, застарелым потом и бензином, она могла отдаться собственным переживаниям, только изредка хмыкая и поддакивая, чтобы создать иллюзию присутствия.
Пусть их пути с Арефьевым и разошлись целый час назад, Лара все еще не могла прийти в себя. Ненавидя – уже бывшего – своего попутчика, она терзалась стыдом, что допустила все это, что у нее хватило глупости, пусть ненадолго, поддаться его обаянию. В конце концов, она сама виновата, что позволила свершиться тому разговору и той ситуации. Надо было гнать Арефьева в шею сразу, как только он появился утром у подъезда – ведь она уже тогда знала, что ничем хорошим эта поездка не закончится. Вдруг Лара осознала, что все утро, с самого пробуждения и до удара по лицу Арефьева, она провела на переднем сиденье, занимая законное место Лили. Вот главная ошибка, не забудь она пересесть назад, возможно, Арефьев бы не посмел так нагло врать ей. Он, как настоящий демон, нашел лазейку и тут же нанес удар, и ее ответный, физический, был по сравнению с ним комариным укусом.
Ни на секунду не допуская мысли, что Арефьев говорил правду, Лара тряслась от гнева. И непонимания. Какую цель преследовал этот человек? Все, что он делал, было направлено на разрушение. Именно у него оказался диск, записанный Лилей, и каждая новая реплика сестры отзывалась в ней нестерпимой болью. Именно он уничтожил страницу Лили в Интернете. А теперь вот клеветал на нее. Во имя чего?
Она готова была заподозрить худшее. В конце концов, откуда ей знать, что Егор не довел Лилю до гибели? Она не знала, как именно, но уже ни в чем не была уверена. Ни в чем – кроме того, что знает Лилю, как саму себя. Если бы что-то произошло в жизни сестры, если бы у нее появился другой мужчина – Лара бы узнала об этом первой. Так всегда и было, и не могло быть иначе.
И Лара приказала себе забыть о Егоре. Вытравить из головы и сердца любое воспоминание о нем, его словах, об этих днях, проведенных вместе.
Только в самом тайном, укромном уголке ей не давала покоя крохотная, колючая и ноющая, как заноза под ногтем, мысль: интересно, где он сейчас.
– Это все западная мода, я тебе точно говорю, – продолжал вещать тем временем Сергей. – Помню, был один немчик, вздумал автостопом до Владика добраться. Из Гамбурга, что ли, не знаю уж точно. Можешь себе представить? Прямо взял вещи, вышел на дорогу и поднял большой палец… А у нас народ такое только в кино видел, чтобы люди забесплатно по незнакомой дороге путешествовали, дожидаясь, пока их кто-то с этим большим пальцем подберет. Чудаки…
