Если за дело взялся Мирон, то при его энергии наверняка все питерские астрофизики уже были опрошены с пристрастием. А Немиров, понятно, не только в больницах шуровал, но и морги не обошел вниманием. Зачем же мы едем в Питер, что мы там сможем сделать такого, чего уже не было сделано?
Странная картинка мне представилась вдруг: сходим мы с поезда, а на перроне стоит, прислонившись к столбу, Николай Геннадьевич со своим рюкзаком, смотрит на нас и спрашивает задумчиво: «Это что за остановка, Бологое иль Поповка?»
А если у него отшибло память? Могло случиться? Могло. Запросто.
– Нас в Питере встретит Костя Крымов, – сказала тетя Женя. – Это завлаб по внегалактической астрономии, старый наш знакомый. Мирон ему передал…
– Вот и хорошо, – сказал я. – Пока мы едем, Николай Геннадьевич сам объявится.
– И пусть объяснит, что за секретность, – сказала тетя Женя, и по ее тону легко было понять, что сумеречное беспокойство о муже начинает уступать место столь же сумеречной и неоправданной ревности. Мысль о любовнице, похоже, пришла наконец и ей в голову.
– Раньше, – продолжала она, – он так не поступил бы. Позвонил бы или записку оставил. А после того случая… У него бывают провалы в памяти. Правда… Почему он выключил телефон?
Путный ответ ей в голову не приходил. Она молча водила пальцем по скатерти, рисуя, по-моему, график какой-то сложной функции. Может, это была функция их отношений: по горизонтали ее постоянная любовь к Коле, а по вертикали взлеты и падения, взлеты и падения…
– Если у него возникла идея, – осторожно сказал я, – то к кому в Питере он бы прежде всего обратился? И еще: если раньше, уезжая, он писал записки, то теперь мог оставить сообщение или электронное письмо.
– Я ждала, когда ты об этом спросишь, – сказала тетя Женя. – Все-таки из тебя пока еще плохой сыщик. Ты не просчитываешь все варианты.
– Спасибо, – пробормотал я.
– У нас, – продолжала она, – есть общий ящик для электронной почты. Адрес и пароли знаем только мы с Колей. Я проверяла: там пусто.
– Когда вы проверяли в последний раз?
– Перед тем как мы поехали на вокзал.
В это время Н.Г. давно был в Питере. Действительно, сто раз мог отправить сообщение, если хотел. И если мог.
– А вдруг, – сказал я, – он послал сообщение не на этот адрес, а на какой-то другой?
– Я и об этом думала, – вздохнула тетя Женя. – У меня есть свой адрес, институтский, но там тоже ничего.
– А на собственную почту Николай Геннадьевич мог его отправить?
– Зачем? – удивилась тетя Женя. – Если он хотел что-то сообщить мне, зачем бы он стал писать себе самому?
– Не знаю. По забывчивости.
– Юрик, – печально сказала тетя Женя. – Коля в последнее время сильно сдал, конечно, но не до такой же степени, чтобы посылать себе самому письма, которые должна прочитать я.
– Ну да, – согласился я. – Просто подумал… Может, себе он что-то напоминал. Можно проверить. А вдруг?
– Юрик, – сказала тетя Женя. – Это невозможно. Я не знаю пароль к Колиной почте. А он не знает мой пароль. У каждого человека должно быть личное пространство. Мне никогда в голову не приходило подглядывать, что Коля писал.
Это она хватила, конечно. Уж я-то знал, какой ревнивой становилась тетя Женя, едва ей приходила в голову идея о том, что ее Коленька что-то скрывает. Мне не очень-то верилось, будто она никогда не пыталась посмотреть, что получает Николай Геннадьевич на свою личную почту.
– Жаль, – сказал я. – Там можно было бы найти какие-то указания. Может, все-таки вспомните…
– Нет, – отрезала тетя Женя, и я понял: так оно и есть. «Нет» было сказано с таким сожалением… Она действительно не знала пароля, а если бы знала, то еще вчера и без моего напоминания вскрыла бы все, что возможно, а дома наверняка и вскрыла: хранившиеся в ящиках письма мужа, все его конспекты, просмотрела все бумажки…
Поезд начал сбавлять ход, за окном побежали заводские корпуса вперемежку с жилыми домами, до Питера оставалось полчаса.
* * *
Я провел утро с Григорием Ароновичем Новинским – это был коллега Николая Геннадьевича, он тоже много лет занимался внегалактической астрономией, когда-то написал с Черепановым две статьи. Мне повезло, Новинский оказался отличным программистом, и уже на третьей минуте разговора я спросил, есть ли возможность прочитать почту Черепанова.
– В принципе, можно, – почесав подбородок, сказал Новинский. – Обычно пароли бывают не такими уж сложными. Правда, некоторые используют генератор случайных чисел и букв, тогда безнадега…
– По-моему, – сказал я, – тетя Женя… Евгения Алексеевна, кажется, не знает пароль. А если бы и знала, то не сказала.
– Почему? – удивился Новинский. – Если есть шанс выяснить…
– Она считает, что нет такого шанса. Новинский посмотрел на меня внимательно.
– Вы полагаете, – медленно произнес он, – что Евгения Алексеевна знает или догадывается, куда поехал Николай Геннадьевич?
– Нет, – вздохнул я. – Не все так просто. Конечно, она не знает. Но какие-то предположения у нее есть. И делиться ими она не собирается. Может, она все же прочитала мужнину почту, нашла что-то…
– Любовница? – с видимым равнодушием спросил Новинский.
– Ну что вы! Нет, не думаю.
– Так мы будем пробовать?
– Конечно!
Я не знаю, какие методы он использовал. Видимо, пытался обойти систему почтовой защиты. У хакеров свои приемчики, которыми они не готовы делиться, вот и Новинский придумал глупый предлог, чтобы удалить меня подальше, занять чем-то, пока он будет возиться с кодами. Пришлось мне ехать через весь город в Институт астрономии, отвозить коллеге Новинского какой-то пакет. Коллега, выполняя, скорее всего, наказ Новинского, переданный по телефону, потащил меня обедать в институтскую столовую, где попытался отравить недосоленным борщом, надеясь, видимо, что остаток дня я проведу в приемном покое больницы. Не на такого напал – приходилось мне пробовать гадости покруче. К тому же я чувствовал себя обязанным находиться в хорошей форме, потому что каждые полчаса звонила тетя Женя и справлялась о новостях. И Лиза звонила, ей почему-то казалось, что Питер – действительно бандитская столица России и что здесь на каждом шагу (особенно на Литейном) можно схлопотать по уху или того хуже.
– Приезжайте, почему вы так долго? – сказал Новинский, позвонив часа в три, будто и не он отослал меня с глаз долой. Собственно, я все равно уже ехал обратно. Войдя в кабинет, я обнаружил там и тетю Женю, сидевшую перед монитором. Новинский, развалившийся с книгой в руках в старом кожаном кресле (возможно, в нем сидел когда-то Белопольский, а может, даже сам Отто Струве), сказал, предваряя мои вопросы:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
