власти, поведением царя Алексея Михайловича и его приближенных, твердо поддержавших реформы.
Ведь именно православный царь был, по широко распространенному убеждению, гарантом благочестия русской православной церкви. Именно с наличием православного царства связывали староверы (как явные, так и тайные) мечту о земном Божием Граде, „Третьем" - и вечном до Страшного суда - „Риме". И этот государь, эта надежда и опора, этот светоч православия „отступил"! Мир рушился в глазах староверов, Рим, который не должен был пасть, проваливался в тартарары. Четвертому Риму не бывать - значит, кончается сама история, точнее, священная история, приходит Антихрист…
„Яко ты наш государь, благочестивый царь, - писал опальный Аввакум Алексею Михайловичу, - а мы твои богомольцы: некому нам возвещать, како строится во твоей державе". А ведь эти слова написаны после одиннадцатилетней ссылки в Сибирь и в Даурию с женой и малыми детьми, невероятных лишений и потерь, смерти детишек, после мучений, обрушившихся на протопопа по воле царя или с его разрешения! И такие обращения к царю следовали одно за другим, многие годы, со вспышками надежды на восстановление идеала староверов.
„Царь-государь и великий князь Алексей Михайлович! - писал Аввакум в пятой челобитной. - Многажды писахо (м) тебе прежде и молихом тя, да примиришися Богу и умилишися о разделении твоем от цер-ковн (о) го тела. И ныне последнее тебе плачевное моление приношу, из темницы, яко из гроба, тебе говорю: помилуй единородную душу свою и вниди паки в первое свое благочестие, в нем же ты порожден еси с прежде бывшими тебе благочестивыми цари, родители твоими и прародители… Аще мы раскольники и еретики, то и вся святии отцы наши, и прежний цари благочести-вии, и святейшия патриархи такови суть… Воистину, царь-государь, глаголем ти: смело дерзаете, но не на пользу себе. Кто бы смел рещи таковыя хульныя глаголы на святых, аще бы не твоя держава попустила тому быти?"
Аввакум не только утверждает, что именно царь обладает решающей силой в церковных делах, но и изъясняется в любви к нему: „И елико ты нас оскорблявши больши, и мучишь, и томишь, толико мы тебя любим, царя, больши и Бога молим до смерти твоей и своей о тебе и всех кленущих нас: Спаси, Господи, и обрати ко истине своей! - Но тут же следует угроза: - Аще же не обратитеся, то вси погибнете вечно, а не временно".
„Аще не ты по Господе Бозе, кто там поможет? - пишет Аввакум уже новому царю - Федору Алексеевичу, севшему на отцовский трон в 1676 году. - Столпи поколебашася наветом Сатаны, патриарси изнемогоша, святители падоша и все священство еле живо - Бог весть! - али и умроша. Увы, погибе благоговейный от земли и несть исправляющаго в человецех! Спаси, спаси, спаси их, Господи, ими же веси судьбами!" - взывает Аввакум, подразумевая под „исправляющим" именно царя, бояр, которые должны были заставить исправиться патриарха. Нельзя сказать, чтобы это обращение было неискренним, ведь сразу по восшествии Федора на престол Аввакум призвал единоверцев молиться за государя, а в 1681 году, когда „неисправление" царя стало очевидно, а положение староверов ухудшилось, протопоп присоединился к замыслу товарищей „с челобитными по жребию стужати царю о исправлении веры"! [20]
Эта настойчивость тем более показательна, что Аввакум и его товарищи прекрасно понимали „отступничество" царской власти. Недаром вспоминал протопоп византийского императора Константина, не исполнившего якобы свой долг по охране благочестия церкви, которого „предал Бог за отступление-то сие Магнету, турскому царю (султану Мехмеду II Фатиху, завоевателю Константинополя. - А. Б.), и все царство греческое с ним". Подобная гроза нависла и над Российским православным царством, считал протопоп. Кому достанется гибнущее после утраты благочестия царство Русское? „Разве турскому царю?" Ведь рушится основа святости: „Царя тово (Алексея Михайловича. - А. Б.) враг Божий омрачил… А царь-ет, петь, в те поры чается и мнится, бутто и впрямь таков, святее его нет!"
На первый взгляд позиция Аввакума относительно пределов царской власти и ее функций в религиозной области противоречива. „В коих правилах писано, - с возмущением восклицает протопоп, - царю церковью владеть, и догматы изменять, и святая кадить? Только ему подобает смотреть и оберегать от волк, губящих ея, а не учить, как вера держать и как персты слагать. Се бо не царево дело, но православных архиереов и истинных пастырей, иже души своя полагают за стадо Христово, а не тех, глаголю, пастырей слушать, иже и так и сяк готовы на одном часу перевернутца. Сии бо волцы, а не пастыри, душегубцы, а не спасители: своими руками готовы неповинных крови пролияти и исповедников православный веры во огнь всажати. Хороши зако-ноучителие! Да што на них дивить! Таковыя нароком поставлены, яко земские ярышки (стряпчие. - А.Б.) - что им велят, то и творят. Только у них и вытвержено: „а-се, государь, во-се, государь, добро, государь!"
Аввакум гневно обличает архиереев, коие „токмо потакают лишо тебе (царю Алексею Михайловичу. - А. Б.): „Жги, государь, крестьян тех, а нам как прикажешь, так мы в церкве и поем; во всем тебе, государю, не противны; хотя медведя дай нам в олтар-ет, и мы рады тебя, государя, тешить, лише нам погребы давай да кормы с дворца. Да, право так - не лгу!" „Любя я тебе, право, сие сказал, - отмечает протопоп, - а иной тебе так не скажет, но вси лижут тебя - да уже слизали и душу твою!" [21]
Но если архиереи не должны слушаться царя в церковных вопросах, как должен государь осуществлять свои функции по охране благочестия? Если архиереи лишь марионетки, то почему Аввакум постоянно напоминает, что царя обольстил и столкнул с пути истинного именно архиерей - патриарх Никон? Неужели Никон и собор иерархов не вправе были решать вопросы церковного ритуала? В действительности противоречия в суждениях Аввакума нет, ибо царь для него именно потому является гарантом благочестия, что должен выступать третейским судьей, арбитром при разрешении церковных вопросов, равно защищающим обе стороны до тех пор, пока одна из них в споре не победит.
„И ты не хвалися, - гневно обращается Аввакум к Алексею Михайловичу. - Пал ся еси велико, а не вос-тал искривлением Никона, богоотметника и еретика, а не исправлением, умер еси по души ево учением, а не воскрес. И не прогневися, что богоотметником ево называю. Аще правдою спросиши, и мы скажем ти о том ясно с очей на очи и усты ко устом возвестим ти велегласно; аще ли же ни -
