Метафизика власти
Александр Рубцов
© Александр Рубцов, 2016
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
От автора
Это издание обязано появлением на свет двум звонкам, разнесенным во времени на три года. Я не мистик, в округлости дат особого смысла не вижу, но все же.
В конце 2012 г. мне позвонил редактор из «Ведомостей», и мы договорились о новой регулярной колонке. Первые несколько статей были посвящены общей проблеме – легитимности правления. С тех пор цикл «Метафизика власти» вошёл в режим и пополняется с интервалом в две недели.
И вот в конце 2015 г., когда как раз было впору отмечать трехлетний юбилей «Метафизики…», у меня состоялся неожиданный разговор с писателем и телеведущим Александром Архангельским, который предложил выпустить подборку статей отдельной книгой. Было грех не согласиться, тем более что и сам уже готовил подобную сборку публикаций про постмодерн. Таким образом, для меня это не только первый опыт но, надеюсь, и начало серии в системе цифрового книгоиздания «Ридеро». В запасе ещё целый массив. Как выражался главный архитектор одной из кавказских столиц СССР: «Это первая ласточка – и очень серьёзная ласточка!».
Кажется, повторять модуль «Метафизика власти» в названии каждой статьи решила в какой-то момент сама редакция. В книге мы эти слова убрали, чтобы не рябило в глазах. Но с этими словами связан ещё и вопрос о претензии. В монографии замахнуться на такое оглушительное название было бы неприлично – хотя бы из уважения к памяти Карла Шмитта. Но в данном случае речь всего лишь о направленности открытой серии. Это снижает уровень амбиций, но и создаёт дополнительную интригу между тяжелым термином и легким жанром. Части аудитории именно такое и нравится.
Но здесь это одновремннно и приём, и принцип. Речь о присутствии философии (в данном случае политической философии и философии власти) в публичном пространстве, на территориях «общего пользования», в реальном, живом процессе. Это не популяризация философии и тем более не «популярная философия» (когда простыми словами излагают то, что и так сложностью не отягощено). Это результат сознательного выбора одного из способов публичного присутствия философии в постсовременной реальности. Это вид полноценной работы, а не упрощение её результатов «для людей». Здесь нет адаптации; наоборот, скорее это приглашение думать совместно, иногда чуть более рефлексивно и строго в плане теории. Если метафизика – это знание о неочевидных предельных основаниях, то в нашем случае это призыв хотя бы попытаться взглянуть на происходящее поверх обыденной логики и бытовой конспирологии, отбросив непромысливаемые «очевидности». Именно в этом контексте начальная серия статей о легальном и легитимном ставила не совсем обычный для нашего сознания вопрос: а, собственно, по какому праву здесь вообще правят?
Такая работа не отменяет сочинения монографий, глав, больших текстов в сборниках и толстых журналах, но придает новое, особое значение «малой форме». Один из влиятельнейших философов последнего времени Ричард Рорти считал, что философия постепенно избавляется от фундаментализма, снимая с себя претензии на роль науки наук и системы систем высшего знания. В прежнем своём качестве она едва ли не умирает (подобно тому, как постепенно отходит религия в качестве базового идеологического института). Такой прагматизм не принижает задач философии: отказываясь от интеллектуального небожительства, философия берет на себя не менее сложную миссию «смазывания поверхностей» – между наукой и обществом, знанием и властью, между разными составляющими культуры и разными культурами, между цивилизациями и эпохами (этот расширенный список приложений уже на моей совести). Тем самым философия спускается с трона универсального знания (кстати, возможно, не навсегда), но зато проникает во все поры жизни – культурной, интеллектуальной, идейной, политической. Философствование из поиска вечных откровений превращается в рутинную работу, иногда трудно отличимую от публицистики. При этом посылки и специальные контенты остаются, но за кадром. Тем более интересно их потом реконструировать.
Мне этот образ «смазывания поверхностей» очень близок (хотя и с некоторыми оговорками пост-постмодернистского свойства). Но тогда необходим и адекватный, оптимальный формат для такой работы. Поэтому не только монографии или специальные сборники (хотя и они тоже), но также и массовые, наиболее влиятельные газеты, «нетолстые» журналы, наиболее посещаемые сайты. Даже из газетных публикаций такого рода часто легко делаются академические статьи для строго научных журналов, в том числе «ваковских» и «рецензируемых». Иногда по плотности мысли газетная статья может перевешивать главу в монографии. При этом малая форма, как правило, отнимает в несколько раз больше удельного времени, чем статья научная в самом высоком смысле этого слова. Здесь, как ни странно, все сложнее с формулировками и впихиванием смысла в заданный объём. Кстати, отсюда такое сгущение образов, метафор, тропов (как выражается мой любимый редактор из «ОЗ», здесь ты, парень, замастерился). Если всерьёз, все это не для красоты, а для сжатия смысла и экономии места. Ту же мысль можно изложить сухо, только это… съест не одну лишнюю сотню знаков.
И, наконец, проблема повторов, как правило, возникающих при сборке в один массив множества отдельных публикаций из оперативной периодики.
Если говорить об «идеологическом», незавидная судьба российской демократии во многом связана с социальным составом нашей прогрессивной общественности. В этой либеральной интеллигенции слишком много людей из науки, склонных переносить в политику стандарты научного сообщества. Речь не о логике, достоверности факта, критике источников, верифицируемости и фальсифицируемости утверждений… Но нередко приходится слышать даже от близких: я это уже читал, ты это уже писал… Или просто – дежавю.
Работа в публичном пространстве – это не академические публикации, где повторы или самоцитирование не приняты и преследуются (в зависимости от объёма). В идеологической работе повторение – мать усвоения. Вплоть до типовых клише. Возможно, даже в первую очередь клише, поскольку именно они и усваиваются. Здесь стесняться не приходится. Повторы здесь не от недостатка креатива, а от понимания, как работают тексты и сознание. Оппоненты либералов, обычно научной этикой не скованные, особым интеллектом и литературным даром часто не отягощённые, штампуют мемы, старые «находки» и надоевшие остроты без зазрения совести – и достигают результата!
Поэтому я сознательно не снимал даже явных, почти текстуальных повторов. Наоборот, интересно наблюдать, как работает комбинаторика, как одни и те же смыслы изменяются, попадая в разные среды.
И наконец, о философском и культурном контексте таких сборок – о постмодерне. В такой форме письма и сборки есть дань идеям децентрации, нелюбовь к иерархии, внимание к множественному и маргинальному, периферийному и малому, утверждение их равноценности. Это тот случай, когда форма текста отвечает топологии концепции, её пространственной модели. Но и это лишь отчасти. Идеи выхода из постмодерна, наоборот, предполагают набрасывание на такую фрагментарную мозаику жёсткого концептуального каркаса. Однако об этом, надеюсь, в следующих выпусках серии.
Книга издается в качестве учебного проекта в рамках курса «Цифровое книгоиздание» факультета коммуникаций, медиа и дизайна НИУ ВШЭ под руководством А. Гаврилова и В. Харитонова.
Право править
За последнее время Россия успела в разных долях и акцентах испытать почти все известные обоснования отношений господства и подчинения – трансцендентальные и сакральные, идеологические и социально-психологические, рационально-прагматические, операционально-технологические и даже банально силовые.
Уроки легитимности
В поисках утраченной легитимности
Итог года: все изменилось, но никуда не сдвинулось. Общество шагнуло вперед, попятилось, власть с перепугу пообещала, естественно, обманула, а теперь мечется в судорогах реакции. Закручиванию гаек мешают срывы резьбы; протест ходит кругами – ищет новые форматы. В энергичных пробуксовках и топтании на месте вконец стирается тонкий слой несущей поверхности, пока еще удерживающий всю эту суету над провалом. Уже ясно, что выход из ситуации сложнее, чем казалось, и точно не в горизонте обыденного понимания.
В моменты нестабильности, на сквозном транзите, особенно важен адекватный язык описания. Тем более в стране, в политической фактуре которой всë сплошь имитации и обманки, а слова и вещи друг с другом как не родные. Однако ураганное перерождение затронуло такие глубины социального порядка, что взывает к темам, которые пока вообще вне языка, к предметам сразу невидимым и почти не обсуждаемым, а значит, «непромысливаемым». В политическом своя архитектоника: помимо конструкции власти есть природа полей и сил, которые эту конструкцию держат. Это как разница между основами конструирования и теорией гравитации. Или первотолчка.
