В Александрову слободу были направлены посыльные. Просили они, чтобы царь Иван «государства своего не оставлял» и всем владел и правил, как посчитает нужным.
Принял Иван Грозный послов из Москвы. Выслушал. Согласился остаться на русском троне. Ушли посыльные.
Сверкнули глаза Ивановы. Налились свинцом:
– Ужо!
Сжались в кулаки, до боли в пальцах, царевы руки. Поднял он посох и грозно по полу стукнул.
Особые
Дивились все на Гришку Плещеева.
– Ну и ну!
– А зачем же собачья морда у седла?
– Шерсть-то, шерсть-то к чему, как метла, на конце кнутовища?
Ухмылялся Гришка. Выпячивал губы:
– Для опознания.
Сидит Гришка на высоком коне. Сверху на Гришке грубая, почти нищенская роба. Откинул край: с внутренней стороны роба подбита овчинным мехом. Откинул сильнее. Под робой – нарядный кафтан. Суконный. Золотом шитый. Заметили люди – снова мех, но не овчинный теперь, а то ли куний, то ли соболиный. Дорогой, редкий.
– О-го!
Но не столько людей поразил Гришкин наряд – бедная роба и дорогой кафтан, – сколько то, что к шее лошади, на которой сидел Гришка, была привязана собачья голова. В руках у Плещеева плеть. На ее конце метелкой болтается кусок шерсти.
– Дивное что-то, – поражаются люди.
Поселившись в Александровой слободе, Иван Грозный провозгласил опричнину (опричнина от слова «опричный» – особый) – создал отдельный, особый воинский корпус. В него было зачислено 1000 человек.
Гришка Плещеев – один из опричников.
– Что же это такое? – интересуются люди.
– При царе будем, – отвечал Гришка.
– Так мы ж тоже все при царе.
– Это другое дело, – растолковывал Гришка. – Мы опричные. Мы особые. Царь нам верит. Царь выделяет. Но, но, – прикрикнул на сдвинувшуюся было лошадь. – Стой!
Давно уже зрел у Ивана Грозного план нанести решительный удар по боярству. И вот создана опричнина.
Отбирал царь людей в опричники с особым расчетом. Попали туда и богатые люди из старых княжеских родов, и представители боярской знати. Но большинство опричников были выходцами из незнатных фамилий или из малоземельных дворян. Выдвигал таких людей Иван Грозный. Поддерживал. Считал, что они будут более преданно служить и ему, и государству.
Гришка Плещеев был как раз из таких – небогатых.
– А голова-то собачья зачем? Голова у конячьей шеи? – не отпускают Гришку жители.
Посмотрел Гришка с высоты на людей:
– Будем кусать, как собаки.
– А метла?
– Выметать все крамольное, царю неугодное.
Присвистнул Гришка. Коня вшпорил. Умчался.
Заболталась на скаку собачья голова. Заметалась на кончике плети волосяная метла по ветру.
Старый и новый
Стоял в тот день крик по всему Белёву. С насиженных дедовских мест выселяли князя Данилу Гавриловича Холмского. Несколько веков тому назад, еще при Ярославе Мудром, здесь поселились Холмские. Вот ведь с каких годов.
Любит князь свою вотчину, свой Белёв. Любит Оку, хотя она еще и не очень широка в этих местах. Любит простор под Белёвом. Лес, что на той стороне реки.
Всё и всех знает здесь князь Данила Гаврилович. И князя все знают. Приросли к нему. И дворяне, и страдники, то есть крестьяне, и все остальные. Есть на кого опереться князю. Вот уж где-где, а здесь, в Белёве, он воистину – князь. Владыка.
И вот приказ царя Ивана – выкатывайся из родного гнезда, князь Данила.
Под опричнину Иван Грозный отдавал целый ряд уездов и городов. Сюда вошли Можайск, Вязьма, Ростов, Ярославль, Козельск, Вологда, другие города. Вошел и Белёв. Из опричных городов и уездов царь приказал выселять старых владельцев и вместо них помещать опричников.
Не без умысла так поступал Иван Грозный. Прав князь Холмский – отрывал царь неугодных ему князей и бояр не только от старых вотчин, но, главное, от старых связей, привязанностей и привычек. Лишал опоры и тех корней, которые давали им власть.
Чернее тучи ходил князь Холмский по отчему дому.
– Так-то – за родовые заслуги. Собирайся. Езжай. Да куда? В Казанские земли. К черту под язык, к сатане под лавку, – ругался князь.
Действительно, многих князей и бояр Иван Грозный переселял на Среднюю Волгу. И тут есть расчет у царя Ивана – пусть обживают русские новые земли.
Не может успокоиться князь Холмский:
– Ирод! Подальше от Москвы гонит. Своих-то – к себе, поближе.
И в этом тоже не ошибался Холмский. Окружил царь Иван Москву надежным кольцом опричников.
Отдают земли, усадьбу, дом и все ранее принадлежавшее князьям Холмским опричнику… Князь Данила Гаврилович даже фамилии не запомнил. Первый раз слышит.
– Ни роду ни племени, – снова кривится князь. – Э-эх, клюкой бы, вурдалака, по темени. – Повел головой по кругу: нет ли кого поблизости, и в мыслях – затаенных, запрятанных: – Заодно б и его той же клюкой – царя-ирода, Ивашку.
Приказ есть приказ. Собрались Холмские. Покатили телеги.
А навстречу тоже идут телеги. Опричник. Новый владелец едет.
Рюриковичи
Красив князь Владимир Старицкий. Незлобен. А главное – смелый и добрый воин.
Ходил под Казань воеводой Владимир Старицкий. Отличился в боях под Казанью.
– Брат мой. Кровь моя, – не раз говорил Иван Грозный, обращаясь к своему двоюродному брату Владимиру Старицкому.
Оба они из Рюриковичей, то есть потомки знаменитого русского князя Рюрика. Нет на Руси других, кроме них, потомков.
Хотя и ценил царь Иван Владимира Старицкого, однако все же где-то на душе у царя всё время неспокойно было. Понимал царь Иван, что многие и среди князей, и бояр, и детей боярских, и просто дворян, и людей служилых не его, Ивана, а князя Владимира Андреевича видеть русским царем желали бы.
А тут еще нашлись шептуны.
– Ты, батюшка, да князь Владимир – всего лишь двое вас осталось из Рюриковичей.
Намекали наушники Ивану Грозному, что, мол, и князь Старицкий царских кровей, мол, и он право на русский престол имеет.
– Остерегись, остерегись, государь!
Ударило Ивана Грозного по больному. Принялся коситься в сторону Старицкого. К тому же пошли ночные видения. Стал являться во сне царю Ивану князь Владимир. И все в одном виде: идет князь Владимир Старицкий со скипетром в руке, в царских регалиях.
Мучают царскую душу страшные подозрения. Точат, терзают грудь.
Не выдержал царь Иван. Начал с того, что лишил он князя Старицкого его Старицкой вотчины. Переселил.
– Не будет гнезда осиного!
Свою родную тетку – мать Владимира Старицкого, злую на язык княгиню Евфросинью, – тоже не забыл. Постригли, погнали силой ее в далекий монастырь, в монахини.
Чуть отлегло от души у Грозного. И тут:
– Признался!
– Признался!
– Кто признался?
– Повар.
Сыскались недобрые, злые люди. Подкупили они царского повара, и тот показал, будто бы князь Владимир Старицкий дал ему яд, требуя, чтобы тот отравил царя.
Хотел было усомниться Иван, да что-то внутри: «Так и есть, так и есть. Так оно даже лучше. Возрадуйся».
Перекосилось лицо у Грозного:
– Смерть!
Схватили царские слуги князя Владимира Андреевича. Заставили выпить отраву. Скончался Владимир Старицкий.
Успокоился Грозный – один он остался теперь из Рюриковичей.
«Перебираем»
Расправы царя Ивана Грозного над боярами начались еще до гибели князя Владимира Старицкого. В числе первых был казнен один из героев казанской победы воевода Александр Борисович Горбатов-Шуйский. Не простил ему царь Иван колебаний в тот день, когда лежал он при смерти и когда присягали бояре на верность малолетнему сыну Ивана Грозного царевичу Дмитрию.
Погибли боярин Головин, князья Оболенские, погибли другие.
После смерти князя Владимира Старицкого были казнены боярин Иван Иванович Турунтай-Пронский, воевода Кирик-Тырнов, князья Шаховские, князья Ушастые. И пошло. И пошло.
Беспощаден царь Иван к своим настоящим и предполагаемым врагам. Подозрителен. Гору в песчинке видит.
Свирепствуют опричники. Придумывают разные казни: одного посадят на кол, другого четвертуют, третьего тонкой веревкой надвое перетрут.
Пример подает сам царь.
Воевода Никита Козаринов-Голохвастов, опасаясь царской немилости, бежал из Москвы, постригся в монахи и тайно поселился в какой-то лесной обители. Не избежал он державного гнева. Разыскали его опричники.
– Найден, – доложили царю.
– В лесной обители?
– В монахах укрылся, великий царь.
Приказал Грозный прикатить бочку пороха.
Усадили на бочку Голохвастова. Подвели, подожгли фитиль.
– Он же монах, он ангел, – рассмеялся злорадно царь. – Вот пусть и летит на небо.
Грохнул громом зловещим взрыв.
Долгие годы Ивану Грозному честно служил боярин Иван Петрович Федоров-Челяндин. Одним из главных был он в Боярской думе. Ценил его Грозный. И вдруг резко изменилось к нему отношение. Показалось царю, что Челяндину мало почестей, жаждет он большей власти.
