26 февраля 1948 года. Я не знаю, что Борман — который в то время уже был очень близок к Гитлеру, но все еще оставался заместителем Гесса, — имел против гауляйтера Валя и мэра Аугсбурга. В любом случае он воспользовался историей с театром для плетения интриг. Месяца через два после второго визита Гитлера в Аугсбург, когда мы стояли на террасе Бергхофа и болтали о том о сем, Борман с напускным безразличием доложил, что получил письмо от Валя. Тот сообщал, что по предварительным оценкам строительство театра обойдется в несколько сотен миллионов марок. Мэр просил через Валя дать ему письменное заявление, освобождающее его от финансовой ответственности. Борман продолжал с невинным видом: «Попросить герра Ламмерса оформить необходимые бумаги?» Это послужило сигналом — Гитлер переменился в лице. На мгновение он растерялся. А потом последовал взрыв: «Я всегда знал, что Валь идиот! А теперь он позволяет этому дураку мэру — как там его зовут? — этому Майру занять такую позицию по отношению ко мне. Неужели моих гарантий недостаточно? Этому бюрократу нужно письменное подтверждение? Когда я начинал в 1933-м, никто не давал мне письменных гарантий. — Гитлер говорил так громко, что его слышали все, кто стоял на террасе, хотя они делали вид, что увлеченно беседуют друг с другом. — Значит, он хочет получить письменный документ. Отлично, он его получит. Сию же секунду. Приказ о его увольнении! Жителям Аугсбурга предлагают сделать их город особенным, непохожим на другие — ведь после Веймара они станут единственным городом с форумом гау. Я говорю о возрождении Аугсбурга, а эти ослы думают о расходах. Во время последней поездки в Аугсбург я обратил внимание, какой бессмысленный взгляд был у Валя и этого, другого, когда я рассказывал им о своем проекте. Они его не достойны. Так им и передайте!»
Сегодня, размышляя обо всех этих планах строительства Аугсбургского форума, которые занимали его мысли на протяжении всего 1936 года, я думаю, что Гитлер столь явно отдавал предпочтение Аугсбургу не только из любви к средневековому облику и богатой истории бывшего города Фуггеров. Если он кого-то выделял, это часто означало, что он наказывает кого-то другого. Так же, как потом он затеял реконструкцию Линца, чтобы отомстить Вене за обиды своей молодости, так и с этими проектами для Аугсбурга им двигало желание унизить Мюнхен, который пытался превратить Аугсбург в пригород.
Хочу рассказать, чем закончились интриги Бормана. Валю удалось пробиться к Гитлеру в Берлине и, улучив подходящий момент, переубедить его. Мэру Майру разрешили остаться на посту, но, конечно, никаких письменных заявлений он не получил. Более того, они с Валем больше не участвовали в обсуждении предварительных планов. В лице Германа Гислера Гитлер нашел архитектора, который выполнял все его желания. Однако первый проект форума слишком напоминал веймарский проект, который тоже был работой Гислера. Когда Гитлер обнаружил этот недостаток, Гислер украсил башню орнаментом в стиле барокко, и Гитлер остался доволен. Они решили расписать стены цветными фресками, — эта идея пришлась по душе Гитлеру, потому что его форум возрождал старую традицию швабских архитекторов. Кстати, деньги на проект получили за счет моратория на жилищное строительство. Валь написал большую статью, в которой объяснял выбранный курс. По его словам, дома можно построить всегда, а величественные исторические памятники нужно возводить только при жизни величайшего немца всех времен.
12 марта 1948 года. Несколько дней ничего не писал. Я выдохся и потерял уверенность в себе. Поэтому я очень рад, что сегодня мы снова начали работать в саду. Зеленеет трава, привезли конский навоз и удобрение, щебечут воробьи. Утром, как только нас вывели в сад, я сразу же взялся за дело.
В другой стороне сада Нейрат и Дёниц разбили первые грядки, Редер высыпал удобрение, Ширах разровнял его граблями. Гесс, как всегда, участия не принимал и сидел на скамейке. Функ остался в постели из-за болезни. Я взял грабли и стал сгребать листья с цветочных клумб. Повсюду из земли полезли сорняки. Я относил листья к кострищу. Лонг, Хокер и Дакерман тем временем жгли сухую траву. Редер, используя вместо ведра лейку, таскал из погреба удобрение; Ширах вываливал его в тачку и вывозил на большое поле.
Через час Дёниц перестал работать. Он сел на скамью, прислонившись спиной к ореховому дереву, и завел разговор с Дакерманом. Я тоже быстро устал и просто бродил по саду. Во время прогулки я нанес визит Гессу на его скамейке. Он страдал от боли. «Сегодня нет желания поговорить?» Он безмолвно покачал головой.
16 марта 1948 года. Прошлой ночью видел реалистичный сон. Жаворонок поднимается в синее вечернее небо. Потом поворачивается и летит ко мне. С необычной доверчивостью он садится рядом со мной. Только когда я проснулся, до меня дошло, что он был размером с сову. Он говорил со мной, разумеется, о чем-то приятном. Но я забыл, что он сказал. Ощущение, что сообщение было важным.
Раньше мне часто снились тревожные сны: я падал с высоты нескольких сотен метров вдоль бесконечных фасадов зданий. Здесь, в Шпандау, я избавлен от подобного.
Большей частью я вижу приятные сны, хотя бы потому, что действие в них почти всегда происходит на свободе. Безусловно, сны — это противовес действительности. Они носят компенсирующий характер. Соответственно, здесь мне часто снятся простые прогулки в воображаемой сельской местности, красочные закаты.
Вообще воспоминания о природе вытесняют воспоминания об искусстве. В своих снах я никогда не возвращался в Палаццо Дукале в Урбино, который произвел на меня неизгладимое впечатление архитектурным решением в целом и утонченностью деталей. Этот дворец всегда казался мне воплощением мечты, идеалом, к которому я хотел стремиться. Но пейзажи моей юности, долина реки Неккар, альпийские ледники, темные озера в бассейне реки Хафель, почти осязаемо присутствуют в моих снах.
26 марта 1948 года. Несколько дней не мог заставить себя перечитать рассказ об Аугсбурге. В то же время я нервничаю, что так долго тайком ношу записи при себе. Плохое настроение, неуверенность в себе, усталость — я чувствую себя ужасно. И я постоянно теряю вес. Сегодня я дошел до нижнего предела — 66 килограмм. Это на двадцать килограммов меньше моего обычного веса. Стал задумываться, могу ли я и дальше отдавать свой хлеб вечно голодному Дёницу. Я вижу по общей раздражительности, как сильно голод действует на нервы.
29 марта 1948 года. Я живу сразу в нескольких плоскостях. У меня уже выработалась привычка отделять свою эмоциональную жизнь от всего, что меня окружает в Шпандау. Эта сфера ничего не значит. Для меня гораздо важнее мечты; в них я со своей семьей, возвращаюсь в свою молодость и брожу по местам, где много храмов, дворцов, фонтанов и скульптур. Полная противоположность моим снам.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
