— Перестал быть, — поправил его Никтопапа. — Пора уже освоить терминологию. Ах да! Я утверждал, что мне этого вовсе не хочется? Я лгал. С чего бы любому созданию противиться тому, для чего оно создано? Если ты рожден для танца, ты танцуешь. Если ты прирожденный певец, ты поешь, во всяком случае, не сидишь, держа рот на замке. А если ты приходишь в этот мир для того, чтобы вобрать в себя чужую жизнь и удалиться в Небытие, это же высшее достижение, верх всего. Да! Экстаз!
— Получается, ты, если честно, любишь смерть, — произнес Лука и только тогда сообразил, что, собственно, сказал.
— Вот именно, — ответил Никтопапа. — Наконец-то ты это понял. Признаюсь, в какой-то мере я люблю самого себя. Согласен, это не слишком благородное качество. Однако я повторю: экстаз. Да еще какой! Например, в данном случае. Должен признаться, твой папаша сражался со мной отчаянно. Преклоняюсь перед таким противником. Он знает, что ему есть ради чего жить. Возможно, отчасти ради тебя. Но теперь я держу его за горло. И все же ты прав: когда я говорил, что ты опоздал, то опять солгал. Смотри сюда.
Он поднял правую руку, и Лука заметил, что на ней отсутствует одна фаланга мизинца.
— Вот столько жить ему и осталось, — пояснил Никтопапа. — Пока мы разговариваем, жизнь утекает из него и вливается в меня. Кто знает, может, тебе доведется стать свидетелем грандиозного события? И не рассчитывай добраться домой вовремя и спасти его, даже если в этом выдрином горшочке у тебя на шее действительно спрятан Огонь Жизни. Кстати, мои поздравления, ты забрался достаточно далеко. Восьмой уровень! Достижение что надо. Но теперь — не забывай об этом! — Время на моей стороне.
— Ну и дрянь же ты, честное слово, — поморщился Лука. — Какой же дурак я был, что тебе доверился.
Никтопапа холодно усмехнулся.
— Если бы ты не подвернулся под руку, это оказалось бы не так забавно, — признался он. — Благодаря тебе я получил больше удовольствия, потому что сумел его растянуть. Так что спасибо тебе.
— Так для тебя все это было игрой! — воскликнул Лука, но Никтопапа покачал своим недоделанным мизинцем.
— Нет-нет, — с упреком возразил он. — Это отнюдь не игра. Это дело жизни и смерти.
Медведь Пес встал на задние лапы и зарычал:
— Этот тип выводит меня из себя. Позволь разделаться с ним.
Но Никтопапа был вне досягаемости на укрепленном валу, Пес нипочем бы до него не дотянулся. И тогда своим глубоким басом заговорил древний Титан.
— Предоставьте его мне, — попросил он и поднялся с колен из-за спины Сорайи.
Он вырастал все выше, выше и выше. Когда Титан встал в полный рост, задрожала Вселенная (она даже попыталась отвернуться, потому что нагота, увеличенная до таких размеров, гораздо заметнее обычного и на нее трудно не обращать внимания). В давние времена дядя Титана вот так же восстал и разрушил само небо. После этого разразилась битва между греческими богами и двенадцатью гигантами, которые были побеждены и повержены. И вот теперь ветеран той битвы, подобно древним героям пренебрегавший одеждой, поднялся во весь рост. И был он настолько велик, что Сорайя поспешно увеличила размеры ковра-самолета до максимума, чтобы огромные ступни не столкнули всех вниз. Лука с удовольствием наблюдал, как лицо Никтопапы исказилось от страха, когда Титан протянул гигантскую левую руку, схватил его и крепко стиснул.
— Отпустите меня! — пискнул Никтопапа. — Теперь его голос, как показалось Луке, не имел ничего общего с человеческим, в нем слышалось что-то от гоблина, демона и вообще от насмерть перепуганной темной сущности. — Выпустите меня! — вопил Никтопапа. — Вы не имеете права меня хватать!
Титан ухмыльнулся (улыбка его по площади равнялась целому стадиону).
— Видишь ли, — сказал он, — зато у меня есть лево. Мы, левши, всегда поддерживаем друг друга.
С этими словами он отвел руку назад до упора, крепко стиснув в ней дергавшегося и визжавшего Никтопапу, а затем швырнул эту мерзкую, подлую, высасывающую чужие жизни тварь за пределы атмосферы и самой пограничной линии Кармана, туда, где кончается земной мир и открывается космическая тьма.
— Мы всё еще в ловушке, — ворчливо заявил медведь Пес, чувствуя себя несколько задетым титаническим подвигом. Поэтому он добавил, слишком громко и с явным вызовом: — Где вообще эти Аалим? Пусть покажутся, если они не трусы и способны взглянуть нам в глаза.
— Поосторожнее с желаниями, — поспешно одернула его Сорайя, но опоздала.
«Никто не знает, — говорил Рашид Халифа, — обладают ли Аалим какой-либо материальной формой. Может, у них действительно есть тело, а может, они просто принимают какую-нибудь личину, если в этом появляется необходимость, а в иное время существуют как бестелесные сущности, распространенные по всему космосу. Ведь Время — повсюду. В любом месте есть хотя бы Вчера, которое уступает место Сегодня, а тому вряд ли можно рассчитывать на светлое Завтра. Во всяком случае, известно, что Аалим весьма неохотно появляются на публике, предпочитая действовать втихаря, за кулисами. Когда они показываются, то обязательно закутываются в свободные одежды и надвигают на лицо край капюшона, подобно монахам. Никто не видел их лиц, и всех охватывает страх, когда они проходят мимо, — кроме, пожалуй, некоторых детей…»
— Некоторых детей, — произнес вслух Лука, припоминая рассказ Рашида, — детей, которые бросают вызов Времени самим фактом своего рождения. Ведь они возвращают молодость своим родителям.
В действительности, первой эти слова — или что-то похожее — когда-то произнесла мама, но вскоре сама идея влилась в неистощимый поток Лампридовых историй. «Да, — признавался он Луке со смущенной улыбкой, — я украл эту мысль у твоей мамы. Запомни, сынок: чтобы стать хорошим вором, нужно красть что-то хорошее». Да уж, подумал Лука, Похититель Огня Жизни, я последовал твоему совету, папочка, и посмотри, что я украл и куда меня это завело.
Три фигуры, появившиеся на крепостной стене Баадал-Баллада-Гархане внушали почтения ни ростом, ни видом. Лиц их не было видно, а руки они сложили так, будто держали у груди младенцев. Они не сказали ни слова, но в словах нужды не ощущалось. Достаточно было увидеть выражение лица Сорайи и услышать, как поскуливает Койот:
— Maire de Dis[10], не будь я сейчас высоко в небе, бросился бы бежать со всех ног куда глаза глядят!
Слоноптицы тряслись мелкой дрожью и причитали:
— Может, мы вовсе и не хотели участвовать в каких-то там событиях! Может, мы просто хотели жить и сберегать в памяти все, что случается в этом мире. Ведь для этого мы, собственно, и предназначены!
Одно появление фигур в капюшонах повергло в ужас всех обитателей Волшебного Мира. Даже сам великий Титан беспокойно дергался. Лука понял, что все со страхом представляют себе Dis, где будут заточены навеки в глыбах льда. Или видят перед собой птиц, которые примутся вечно клевать их печень. Н-да, подумал он, похоже, наши друзья из Волшебного Мира теперь нам не помощники. Если кто-то и выйдет с честью из этого положения, так это обитатели Реального Мира.
Аалим заговорили в унисон, тихими, потусторонними голосами, от которых исходил тройной холод, словно от сверкающей стали трех неодолимых мечей. Даже отважная Сорайя пала духом при этих звуках.
— Никогда не думала, что мне доведется услышать голоса Времени, — воскликнула она и зажала уши руками. — Это невыносимо! Я этого не переживу!
Корчась от боли, она упала на колени. Все остальные волшебные создания катались по ковру-самолету, содрогаясь от нестерпимых мук, кроме Титана, который с достоинством переносил боль, ибо привык к мучениям за целую вечность, проведенную в цепях, когда посланная Зевсом птица исклевывала его печень. Однако медведь Пес не испугался, а пес Медведь ощетинил загривок и злобно оскалил зубы.
— Вы оторвали нас от Ткацкого Станка, — произнесли хором три голоса, от которых веяло холодом стали. — Мы, все трое, Ткачи. На Станке Дней мы переплетаем нити Времени и ткем Бытие из Становления, Познанное из Познаваемого, Совершенное из Совершаемого. И вот вы оторвали нас от работы, и мировой порядок нарушен. Беспорядок вызывает у нас недовольство. Недовольство, в свою очередь, вызывает у нас недовольство. Поэтому мы вдвойне недовольны. — После короткой паузы они произнесли: — Верните то, что похитили, и, возможно, мы сохраним вам жизнь.
— Да вы посмотрите, что творится вокруг вас! — крикнул Лука. — Вы что, не видите? Не видите, что в вашем мире произошла катастрофа? Разве вы не хотите спасти его? Именно это я и пытаюсь сделать. Все, что требуется от вас, — это убраться с дороги и дать мне вернуться домой…
— Нам все равно, уцелеет этот мир или погибнет, — услышал он в ответ.
Лука был потрясен.
— Вас это не беспокоит? — недоверчиво спросил он.
