И все-таки они разобрались, как устроены некоторые ловушки. И даже научились их обходить. Но только днем. И не все. Подходы к раскопу ими были еще не освоены.
Оставив карабин и прихватив с собой лишь нож, Збых лег на живот и осторожно пополз в сторону палатки. Вскоре он исчез в высокой траве. Потянулось нервное ожидание, которое прервалось грохотом взрыва. Збышек буквально взмыл над землей. Матерясь и брызжа слюной, он бегом, уже не скрываясь, вернулся обратно.
– Суки! Убью всех, порежу на куски! – кричал он в дикой ярости, одновременно извиваясь от боли.
Ему здорово не повезло – один из пиропатронов взорвался совсем рядом. Стах и его команда как-то умудрилась проморгать тот момент, когда Глеб ставил эти растяжки. Наверное, потому, что это было вечером, в сумерках. Да еще, ко всему прочему, Тихомиров-младший установил свои взрывающиеся ловушки в тех местах, где не присутствовала «паутина» со звоночками. Поэтому эффект от взрыва пиропатрона получился, что называется, сногсшибательный. Испуганного и обожженного Збыха едва не хватила кондрашка.
Збышек получил сильный ожог левой стороны лица. Анджей достал аптечку и начал накладывать на обожженное место какую-то мазь. От боли Збых еще больше ярился, и когда на поверхности появился встревоженный Николай Данилович, он, не помня себя, схватил карабин и выстрелил в его сторону, почти не целясь.
– Зачем ты это сделал!? – еще раз спросил Стах, приглушенным от ярости голосом.
– Пусть сука знает… – остывая, буркнул Збых.
Он уже понял, что зашел чересчур далеко и что Стах может запросто отправить его вслед Тихомирову. Вон уже и руку положил на рукоять пистолета…
Вспугнутая выстрелом стайка диких голубей все кружила и кружила над Тремя Могилами. Зоркие птичьи глаза видели все, что творилось внизу. И картина, которая предстала перед их глазами-бусинками, очень не понравилась бы Стаху.
Глава 10. В ЗАПАДНЕ
Когда Глеб, наконец, выбрался из раскопа, то увидел неподвижную фигуру отца, который лежал на земле в неудобной позе. Звук выстрела он услышал, когда был еще на подходе к камере.
«Убит!!!» – первым делом мелькнула в голове страшная мысль. Но Глеб не стал подниматься на ноги, что было бы смерти подобно, ведь невидимый стрелок, скорее всего, готов был произвести еще один прицельный выстрел.
Им уже приходилось попадать в подобные передряги. Однажды, года два назад, за ними гнались добрых десять верст конкуренты, имеющие бандитскую «крышу». Это было близ Калининграда, бывшего Кёнисберга, столицы Восточной Пруссии.
Отступая, гитлеровцы и местные жители зарыли в окрестностях Кёнисберга немало разных ценностей. Кроме того, советская авиация разбомбила несколько музеев, и их богатые фонды оказались перемешанные с землей. Так что Калиниградская область после войны, и в особенности последние пятнадцать – двадцать лет, стала поистине золотым дном для кладоискателей и авантюристов разных мастей. Поговаривали даже, что где-то в казематах крепости спрятана приснопамятная «Янтарная комната», но Тихомировы не очень верили россказням различных «знающих» людишек, а также велеречивых дилетантов и борзописцев, изображающих из себя великих знатоков кладоискательского дела.
Николай Данилович любил конкретику и обстоятельный библиотечный поиск. Он брался за дело лишь тогда, когда почти наверняка знал, за чем идет, и где оно лежит. Наобум профессиональные кладоискатели Тихомировы никогда не действовали – берегли свое драгоценное время, силы и средства. Тогда они нашли богатую коллекцию монет, настоящий музейный раритет, и едва не потеряли головы. По ним стреляли из автоматов и пистолетов, но судьба смилостивилась над ними и они не получили ни единой царапины.
Правда, Тихомировым пришлось просидеть в жидкой болотной грязи, достававшей им до горла, часов шесть, пока не стемнело, но что значили мелкие неудобства по сравнению с конечным результатом – своими спасенными жизнями и восхитительно прекрасными, хорошо сохранившимися монетами эпохи бранденбургских Гогенцоллернов[39] из серебра и золота. Однако теперь ситуация смотрелась гораздо хуже, потому как бежать было некуда. Так получилось, что, обустроив палатку в скалах, Тихомировы загнали себя в угол не в переносном, а прямом смысле. Но про это Глеб не думал. Главное узнать, жив ли отец. Если же он только ранен, то нужно сделать перевязку и оттащить его в укрытие. А там видно будет…
Глеб отполз немного в сторону и, спрятавшись за камнями, стал пристально вглядываться в заросли. Откуда стреляли? Это был вопрос, который мог стоить ему жизни. И на него нужно было ответить, во чтобы-то ни стало. Он заметил шевеление в кустах с левой стороны краем глаза. И среагировал мгновенно – быстро прицелившись, Глеб ударил туда сразу из двух стволов – дуплетом. Крупная дробь сбрила массу листьев и мелких веток. А вслед за грохотом выстрела раздался крик боли. Попал!
С молниеносной скоростью перезарядив двустволку, Глеб снова обстрелял кусты, и, не дожидаясь возможного ответа, мгновенно сменил свою дислокацию – переполз за другой камень, поближе к тому месту, где лежал отец. Наверное, те, что подстрелили Николая Даниловича, были ошеломлены залпами из двустволки, потому что ответных действий с их стороны Глеб так и не дождался. Скорее всего, неведомый противник латал свои продырявленные дробью шкуры.
Выждав еще немного, Глеб пополз к отцу. Когда он приблизился к нему вплотную, Николай Данилович шевельнулся. У Глеба даже дыхание от радости перехватило – все-таки жив!
– Сынок…
Язык Тихомирову-старшему повиновался плохо.
– Ты как? – через силу выдавил он из себя.
– Батя, я в норме. Что с тобой?
– Не знаю. В груди… жжет…
– Дай посмотрю…
Глеб осторожно перевернул отца на спину и почувствовал, как больно сжалось сердце – ранение было из разряда очень неприятных. Лишь бы пуля не зацепила жизненно важный орган…
– Что там? – спросил отец
– По-моему, ранение сквозное, – ответил, даже не запнувшись, Глеб. – Жить будешь, я уверен.
– Твои бы слова…
– Сейчас я перевяжу тебя, – решительно сказал Глеб, снимая с себя рубаху.
К сожалению, походная аптечка осталась под землей, в одном из рюкзаков, а идти к палатке было опасно. Поэтому оставшийся в одной майке Глеб разорвал рубаху на полосы и кое-как перевязал все еще кровоточащую рану на груди отца. Одно его радовало – он угадал, что пуля прошла навылет. Похоже, стреляли не из пистолета, а из какого-то мощного оружия, возможно, винтовки.
– И куда нам теперь? – с невольной горечью тихо спросил Глеб сам себя.
Отец услышал его шепот и сказал:
– Волоки меня… в раскоп. Укроемся под землей. Иного выхода нет… Это не случайные люди. Они пришли по наши души.
– Но…
– Никаких «но»! Плиту вернем на место… если удастся. Нет – взорвем вход. Иначе погибнем.
– Понял, батя, понял. А теперь держись…
И Глеб, крепко ухватившись жилистой рукой за ворот джинсовой рубахи отца, потащил Николая Даниловича к виднеющимся неподалеку земляным холмикам, стараясь все время оставлять между собой и зарослями валуны и булыги побольше.
Когда Глеб опустил отца, который от боли потерял сознание, в камеру и стал спускаться туда сам, на вершине холма вдруг началась самая настоящая канонада. Как определил Глеб на слух, палили из винтовок, автоматов и пистолетов. Но ни одна пуля не просвистела над раскопом, чему Глеб здорово удивился. Он не стал разбираться в событиях, происходящих возле древних курганов. Ему было просто недосуг. Ведь вооруженные люди запросто могли забросить в раскоп гранату – как баскетбольный мяч в кольцо. И тогда им точно конец. Поэтому Глеб поторопился затащить отца в подземный коридор, а сам начал с лихорадочной быстротой освобождать утопленные в пол квадраты от камней. Он сомневался, что у него что-нибудь получится, но ему очень не хотелось взрывать вход в подземный храм, дабы не остаться в святилище розенкрейцеров или кого там еще навсегда.
Но Глеб приятно ошибался. Едва был освобожден от груза последний квадрат, как раздалось знакомое шипение, и плита со скрипом медленно поползла по направляющим обратно. Мало того, скальный участок в виде широкого порога сразу за плитой начал подниматься вверх, и Глеб едва успел юркнуть во все сужающуюся горизонтальную щель. Здорово придумано, мысленно восхитился Глеб. Даже если кому-то придет в голову разрушить плиту, за нею он увидит сплошную скалу.
Глеб взял отца на закорки и, согнувшись в три погибели, понес его вниз, в большую пещеру. Николай Данилович не подавал признаков жизни. Глеб был в отчаянии, но ничего не мог поделать. Нужно было быстрее добраться до рюкзака с аптечкой. Но узкий неосвещенный ход не позволял развить большую скорость, и Глеб с тяжелой ношей на спине полз как улитка. Но вот, наконец, он увидел впереди голубое свечение и едва не заплакал от радости. Пещера! Быстрее! Еще Быстрее!!!
