Сейчас я склоняюсь к мысли, что ее необычность забивается днем ярким светом, и тогда она выглядит, как все вокруг. Но в полумраке, что был разлит под куполом, женщину осветила Луна. И как в театре под лучом прожектора ярче и рельефнее вырисовываются нужные режиссеру черты героя, так и здесь эта необычность вдруг выступила наружу, а мне посчастливилось заметить ее, ощутить ее присутствие, еще не зная даже, в чем она, собственно, заключается. Сколько я ни всматривался, ничего такого необычного заметить не мог, лишь все больше и больше убеждался в его присутствии.
Она, видимо, почувствовала мой взгляд и, как бы закрываясь от него, подняла руку к лицу, поправила прическу. На миг из-под пышных волос показалось ухо, и я встрепенулся.
Понимаете, я был в тот момент настороже, ловя все странное, необычное. В другое время я ровным счетом ничего бы не заметил, но, повторяю, я был наготове. Вдобавок у нас, астрономов, очень развито чувство линии — ну-ка, попробуйте, как можно точнее передать на рисунке прихотливо изогнутый край облака на Юпитере, промелькнувший на мгновение перед вами в телескопе! Я бы смог, так как немного рисую.
Так вот, в линии ее уха я уловил то самое, необычное…
Безусловно, я понимаю, что очертания ушной раковины, как и рисунок узоров на подушечках пальцев, строго индивидуальны.
Все это так, но все же…
Ухватившись за такую, признаюсь поначалу весьма неопределенную, призрачную необычность женщины, я искал подтверждения в ее лице. И нашел.
Нос, губы, разрез глаз — все носило отпечаток необычности; одна и та же причудливая, непривычно-странная линия была во всех ее чертах.
Потом, много позже, я пробовал передать эту необычность словами. Писал, зачеркивал, мучился, искал нужные, точные слова, но не находил. Ничего у меня не получалось. Даже сам себе не мог объяснить, в чем же она заключалась.
Я пытался рисовать по памяти ее лицо — напрасный труд!
Передо мной на бумаге появлялся облик красивой женщины, в чем-то даже похожей на ту, но не больше. А если я пытался мелкими, почти незаметными штришками придать ее лицу замеченную мной тогда ту самую необычность, оно становилось злым, карикатурным; совершенно терялось даже то отдаленное сходство, сначала вроде бы верно мной переданное. Я раздраженно рвал лист, и на целый день у меня портилось настроение.
…Я вздохнул и переступил с ноги на ногу. Женщина бросила на меня быстрый взгляд и подошла к своему спутнику, положила ему руку на плечо. Тот, почувствовав прикосновение, оторвался от окуляра и повернулся к ней. Черт!.. Я чуть было не присвистнул. Теперь и в его лице я видел ту же необычность.
Мужчина поднялся и отодвинул кресло. Любопытство обуяло меня. Решив задержать их подольше, я торопливо сказал:
— А вы не хотели бы посмотреть на звезды или планеты? Сейчас уже вышел Сатурн. Очень интересное зрелище!
Мужчина вопросительно посмотрел на нее.
— Нет-нет, — я впервые услышал ее голос с точно таким же акцентом, как у него. — Уже поздно, мы пойдем.
Я шагнул вперед:
— Что вы, еще нет и одиннадцати. Взгляните! — Я показал на звезды, блестевшие в прорези купола. — А как они красивы в телескопе!
— Красивы? — переспросила она. И, слегка вздохнув, добавила еле слышно: — Да, конечно. Даже слишком.
— Совершенно с вами не согласен! — запротестовал я, пытаясь все же удержать их. — Что вы, красота никогда не бывает “слишком”, а ведь тут не что-нибудь — звезды!
— Ах, оставьте. — Кажется, она начала сердиться, удивляясь, видимо, моей назойливости. — Спасибо, я уже достаточно насмотрелась на них!
— Вот как? Так, быть может, мы с вами коллеги? — преувеличенно радостно удивился я. — Очень, очень приятно!
Мужчина, до той поры не вмешивавшийся в наш разговор, вдруг рассмеялся:
— Коллеги? Да конечно! В некотором роде, да.
— Спасибо, у вас тут действительно все интересно, но нам пора. — Женщина решительно взяла его под руку. — Идем, ты же знаешь, у нас еще масса дел назавтра.
— Подождите! — я предпринял последнюю попытку остановить их. — Неужели вам не нравится даже вот эта, самая красивая звезда нашего северного неба?
Я, конечно, покривил душой, но никто не виноват, что в это время в прорезь купола глядел Денеб, а не Вега. Не говорю уже о Сириусе, который, впрочем, летом у нас не виден.
Мужчина невольно взглянул вверх и неожиданно оживился.
Женщина тоже подняла голову. Я подошел к ней вплотную.
Она смотрела вовсе не на Денеб, ее взгляд был направлен куда-то в сторону.
— Вы не туда смотрите, — сказал я. — Вот она, яркая звезда. Она называется Денеб.
— Спасибо, — тихо ответила она, не отводя взгляда от какой-то точки чуть в стороне на небосклоне, и чуть грустная улыбка появилась на нее губах. — Но для меня самая красивая звезда не эта. Как вы ее назвали… Денеб?
— А какая же? Может, Вега! Или…
Я намеренно сделал паузу. И был полностью вознагражден за свой довольно-таки примитивный провокационный ход, заставляющий собеседника заканчивать тобой начатую фразу.
Женщина снова улыбнулась и покачала головой, а ее спутник неожиданно взял меня за локоть:
— Вы хотите увидеть нашу любимую звезду?
Я ничего не ответил. Его странный тон, которым были сказаны эти слова… Я даже начал слегка раскаиваться, что затеял весь этот разговор.
— Скажите, вы никогда не обращали внимания вон на ту звездочку? Вправо и чуть вниз от Денеба. Слабая такая звездочка…
— Шестьдесят первая Лебедя?
— О! — его брови удивленно скакнули вверх. — Вы ее знаете?
Я пожал плечами и как бы ненароком высвободил локоть.
— Безусловно! Я же астроном.
— Ах да, конечно!.. Только она называется не так.
— А как?
Даже при таком слабом свете я увидел, как изменились его глаза. И выражение лица сразу стало каким-то нежным, задумчивым. А может быть, грустным. Он произнес какое-то слово, и я в недоумении уставился на него.
— Что? Повторите, пожалуйста, я не расслышал.
Он повторил это слово, и опять я не уловил его звучание.
Меня охватило странное чувство бессилия, я попытался вспомнить хотя бы первый звук, которым начиналось слово — но не мог. Я готов был поклясться, что никогда до этого не слышал ничего похожего, а ведь я знаю два языка и могу, наверняка, отличить по звучанию друг от друга еще десятка полтора.
— Простите, я не понимаю…
— Это ничего, — улыбнулся он в ответ. — Так ее называют у нас.
— Где, “у нас”?
— Там, где мы живем, — и он ткнул пальцем вверх.
— П-простите…
— Что ж тут непонятного, — пожал плечами он. — Мы живем у той звезды, как вы у своего Солнца. Вы — здесь, мы — там.
— Ин-нтересно, оч-чень интересно, — я вполне оправился от шока, вызванного его словами. Ну вот, нашел себе на голову приключение… Все было достаточно неожиданно, но вполне понятно. Разумеется, я слышал, что таким людям противоречить не рекомендуется, и решил вести себя соответствующим образом. У меня в голосе даже появились нотки этакой великосветской вежливости: — И на чем же вы, извините, прилетели? Где остановились? Если, конечно, не секрет.
Женщина засмеялась, громко и непринужденно.
— Он принимает нас за сумасшедших!
— Я покажу ему что-нибудь, — откликнулся мужчина.
— Что? Его жизнь?
— Да пожалуй.
Мужчина достал из кармана брюк небольшой, металлически поблескивающий предмет. Я принял его за портсигар. Сработал многолетний рефлекс, я уже было раскрыл рот, чтобы предупредить, что под куполом телескопа курить нельзя. Но мужчина повернул этот предмет ко мне широкой стороной, что-то мягко, но сильно ударило меня по голове. Как-то совершенно непонятно ударило — изнутри.
И в тот же миг передо мной, без всяких на то усилий с моей стороны, — как я понимаю, это длилось несколько минут, промелькнула вся моя сравнительно долгая жизнь. Ну, не вся, конечно, но самые главные, самые узловые моменты…
А до чего все было реально! Такое или похожее, говорят, бывает лишь у утопленников и повешенных в последние секунды перед смертью.
Но я не умер.
А когда очнулся, они стояли у лестницы, готовые уйти.
— До свидания! — женщина помахала мне рукой. — Вы не беспокойтесь, это не вредно. Это просто стимулятор памяти, мы часто сами им пользуемся. Вести записи не всегда удобно, гораздо лучше потом сесть и все вспомнить и отобрать то, что надо. Извините, что мы смутили ваш покой, только, понимаете, очень трудно ходить среди вас и ни словом, ни жестом не выдать себя. А вы так похожи на нас!.. И вот иногда, правда, очень редко, случается стечение обстоятельств, что невозможно удержаться. Вы только не обижайтесь на нас, пожалуйста! Прощайте!
— Погодите! — я хотел броситься к ним, но почувствовал, что не могу тронуться с места. Ноги совсем отказались мне служить. — Подождите, прошу вас!