В такой позиции ощущения были совершенно другими. Более… плавными, мягкими. Размеренными и как будто ленивыми. Я заводилась медленнее, зато каждое новое движение внутри подталкивало меня к новым и новым высотам. К тем высотам, на которых я еще не была. С моих губ срывались тихие хныкающие звуки. В глубине квартиры что-то упало. Я вскрикнула громче. Ян закрыл мне ладонью рот, и в отместку я с силой сжала зубы на ребре его ладони.
- Значит, вот ты какая? – обжег дыханием мне ухо, лизнул… Перехватил мою ногу, закидывая выше на бедро. Максимально меня открывая, чтобы в два счета, помогая себе пальцами, высвободить на волю мое удовольствие.
- Я могу привыкнуть так просыпаться, - шепнула, возвращаясь на землю. В этих словах вроде не было ничего такого, как мне казалось, они вообще были единственно правильными… Особенно после того, что с нами только что произошло, но… Почему-то именно после них все изменилось. Ян… изменился. От его игривого настроения не осталось следа. Он поднялся с постели, нашарил трусы и, обернувшись через плечо в полупрофиль, бросил:
- Не стоит.
- Не стоит? – изумилась я. - Постой… Ты… сейчас о чем?
Ян сунул ногу в штаны. Отвел взгляд, чтобы… не знаю… может, чтобы вернуть себе невозмутимость.
- О том, что, скорее всего, некоторое время я… не смогу быть с тобой как мужчина. Ты должна это понимать.
Я могла лишь догадываться, чего ему стоило это признание. По выступившим на щеках желвакам, по ледяному отстранённому тону… и взгляду, который скользил будто сквозь меня.
- Я не понимаю…
- Чего ты не понимаешь? Как излучение влияет на потенцию? – ко всему он еще и сощурился.
- Нет. Какое это имеет значение? Это же… не навсегда. Мы просто подождем, когда ты восстановишься. Господи, я правда не понимаю, почему мы обсуждаем это, тогда как открытыми остаются миллионы других, более важных вопросов!
- Потому что это часть нашей жизни, Лиля. Очень важная часть, которой мы лишимся - я даже… я даже не знаю, на какой срок.
Я замолчала, переваривая сказанное. Наверное, все же у мужчин какой-то пунктик на почве секса. Они носятся со своим драгоценным… как я не знаю, с чем. Даже смешно. Я бы и рассмеялась, если бы не боялась его обидеть. Потому что Ян… видит бог, он считал, что это действительно важно. Глупость, конечно. Но я понимала, как легко в тот момент было налажать… И очень боялась, что мне не хватит опыта, выйти из ситуации достойно. Но главное… помочь выйти ему.
- Не больше, чем на четыре года, надеюсь?
- Что?
- Я просто к тому, что в моей жизни уже были четыре года без секса, в общем, если…
Договорить я не успела. Он не дал. Дернул меня за руку, так что я взлетела с кровати, и застыл нос к носу, глядя прямо в глаза. И такое там было… на дне его глаз. Совершенно сумасшедшее и неистовое, что у меня в тот же миг отлегло. Поняла, что каким-то чудом подобрала самые правильные из всех возможных слова. А потом он осторожно, как драгоценность, уложил на кровать и, в противовес собственным же страхам, отправил к звездам во второй раз за утро.
- Ты так и не сказал, какой у нас план, - прошептала я, прижавшись ухом к его груди, в которой, срываясь с ритма, билось сердце. Мой голос звучал все еще задушенно, но, как бы хороша и прекрасна ни была наша близость, мне нужно было знать…
- План?
- Да. Что мы будем делать? Что говорят врачи? Я ведь ничего не знаю.
- Что? Разве Сонька тебе еще не все доложила?
- Нет. Только то, что ты посетил очень много больниц.
- Насчет этого не волнуйся. Мне просто нужно было найти своего врача. В мире полно шарлатанов, знаешь ли.
- И как? Нашел?
- Есть парочка. Здесь и в Германии. Я еще не решил, кто вызывает во мне больше доверия.
И тут у меня в голове будто щелкнуло. Я резко поднялась. В голове закружилось, и понадобилась пара секунд, чтобы прийти в себя.
- Ты должен лечиться в Германии. Пожалуйста, Ян… Я не смогу этого объяснить. Просто поверь мне, ладно?! Я чувствую, что так нужно. К тому же…
- К тому же? – внимательно на меня глядя, переспросил тот.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
- Нет… Ничего. Если я объясню, ты мне все равно не поверишь.
- А ты попробуй.
Фактически, терять мне было нечего. Помедлив пару секунд, я рассказала о нашей встрече с Матильдой и ее другом. И то, что почувствовала, едва только ее коснулась. И эти странные слова про Германию, которые вот только теперь, я была в этом уверена - обрели смысл. Я чувствовала, каждой клеткой своего тела ощущала, что это наш шанс. Наш… Не его!
- Значит, я должен поверить какой-то таинственной, наверняка полубезумной барышне?
- Нет. Ты должен поверить мне.
Не скажу, что он согласился сразу. Яну потребовалось время, чтобы решиться. Мы провели вместе целый день, приготовили салат на обед, посмотрели какую-то старую комедию по телевизору и даже поболтали с Сонькой по фейстайму, прежде чем вновь вернулись к нашему разговору.
- Завтра мы вернемся домой. Распишемся, уладим все формальности, и я улечу в Штутгарт на лечение.
Я кивнула, прежде чем до меня дошел истинный смысл его слов:
- Подожди… Что значит, ты вернешься? А я…
- А ты вернешься к работе и своей привычной жизни. У вас с Сонькой много дел, а станет еще больше. Твоя модель дает такие результаты, что мои геологи на нее нарадоваться не могут.
Он еще что-то говорил. А я тупо не понимала. Пыталась, да… Но ни черта не выходило. И тогда я сделала немыслимое. Я его перебила. Может быть, впервые за всю нашу жизнь:
- Стоп! Ты что… я не могу понять, ты правда думаешь, что я смогу вот так… вернуться… как ты сказал?! К «привычной жизни»? – на языке горчил металл. Я сглотнула. Провела пальцами по волосам.
- Поверь, так будет лучше, – поморщился Гейман.
- Кому?
Я встала. Прошлась по комнате. Туда-сюда. Это тоже его привычка… Замерла у окна. На город опустился вечер. И повсюду – куда ни глянь, зажглись фонари, желтый свет заполонил улицы и витрины дорогих магазинов, лег на Гудзон колеблющейся рябью. Где-то совсем рядом взвыла сирена.
- Нам всем.
- Тебе будет лучше вдали от меня? Так, может, вообще это все не нужно?
Черт! Я все же не выдержала и заплакала. А еще голос сорвался, выдавая ему это все безобразие.
- Да пойми ты, ну, не могу я… Не могу! Мне проще самому через это пройти. Это вообще к нам не относится. Или к тому, что я чувствую по отношению к тебе. Пощади ты мое чертово самолюбие! Разве я так много прошу?!
Как сказать? Вроде бы и немного. Но он… фактически сейчас он лишал меня данного богом права быть с ним и в горе, и в радости, во здравии и в болезни. Он будто вновь выталкивал меня из своей жизни. Ставя вровень с теми, кто был до меня. Не позволяя приблизиться, когда это было так важно... по всему, мне одной. А он… он и дальше собирался справляться со всеми проблемами самостоятельно. Зря я вообще решила, что мое появление в его жизни изменит хоть что-нибудь.
- Ты просишь невозможное, Ян. Но… если тебя это сделает счастливым, я соглашусь даже с этим.
Пусть думает, что соглашусь. Если ему от этого будет легче.
- И еще. Ты должна знать.
- Да?
- У нас не будет детей. Даже если после химии моя репродуктивная функция восстановится, я не стану так рисковать. Если вдруг что… - нерв на его щеке вновь задергался, - в общем… не хочу плодить безотцовщину.
- Ладно.
- Ты… подумай. Потому что сейчас это вроде для тебя не в приоритете, но пройдет пять-десять лет, и тебе захочется ребенка, Лиля.
Для себя я решила, что над этим вопросом подумаю тогда, когда он станет актуальным. Потому что к тому времени многое может измениться. В том числе и подход Геймана. А сейчас у меня и без этого хватало тревог.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
- Это все, что ты хотел мне сказать? Или будут еще какие-то условия?
- Это не условия, Лиля, - вновь поморщился Ян, - не хочу, чтобы ты так это воспринимала.
- А что же тогда?
- Это все, что я могу тебе предложить. Мог бы, поверь, предложил бы больше.
