не сдерживаемый пень невероятно быстр.
— Дан! — кричу я.
Обернувшись, Дан успевает отреагировать. Он отталкивает меня:
— Беги и лезь через ограду!
Через ограду — как?!
Зелёная волна вздымается, магия оглушает монстра, но слишком поздно. Дан оттолкнул меня, отпрыгивает сам, но корень уже оборачивается на его коленях, петля затягивается, и Дан, перекатившись по дорожке, всё равно не успевает выскользнуть.
— Дан!
Пень встряхивается и тянет корень к себе.
Дан тщетно пытается освободиться, но всё происходит слишком быстро. Рывок, другой. Я вижу как пень приподнимается, словно хочет обрушиться на Дана и раздавить.
Если бы не я, Дан успел бы добраться до ограды.
Глава 33
Рывок корня, и всё получается само.
Я глубоко-глубоко вдыхаю, и вместе с воздухом, как учил мой первый учитель, втягиваю из окружающего пространства энергию. Я привыкла, что сила текучая, лёгкая, но энергия вокруг отличается. Она густая, кислая и холодная. Я будто пытаюсь протолкнуть через себя мелкое крошево льда. Осколки колются, ранят, вымораживают.
— Беги, дура!
Что-то я делаю… странное. Вместо того, чтобы раздавить Дана, пень его попросту отшвыривает и всей своей тушей разворачивается ко мне.
Я продолжаю тянуть силу. Мне начинает казаться, что я тяну её прямиком из пня. Едва ли подобное возможно, но это объяснило бы, почему монстр выбрал меня.
Пень вытягивает корень.
Тёмная плеть обрушивается на меня с высоты, и я выбрасываю ей навстречу всю собранную силу.
Колени подгибаются, я приземляюсь на тропинку.
Я чувствую себя опустошённой, словно вернулась та я, из будущего. Перед глазами темнеет, мир окрашивается буро-серые краски, но сознание я не теряю и безучастно наблюдаю, как корень изнутри разрывают кристаллики льда, древесины стремительно высыхает, трескает, и корень отваливается от основания ствола. Но не только это. Соки, внезапно ставшие льдом, разрывают и сам пень. Вместо чудовища остаётся груда сухих деревяшек, но и они разрушаются в древесную пыль.
Серый мир заслоняет Дан.
— Я устала, — жалуюсь я.
Дан, опустившись рядом, обхватывает моё лицо ладонями и с тревогой всматривается в мои глаза:
— В прах твою лицензию! Прибью своими руками и здесь же упокою! Ты что натворила?! Жить надоело?
А что я сделала-то?
— Вообще-то я тебя спасла, — язык слушается плохо, как будто одновременно и каша во рту, и язык примёрз. — И там ещё к нам ползут… Или не ползут…
Дан всматривается внимательнее, и чем дольше он смотрит, тем удивлённее становится. Я тоже удивлена — оставшиеся монстры не пытаются приблизиться, а значит уйти мы можем беспрепятственно. Только… Уйти может Дан, а у меня голова кружится и в теле слабость.
И он действительно поднимается, а потом небо прыгает вниз. Или это я подпрыгиваю? Меня подташнивает, в голове шумит, и я не сразу понимаю, что Дан взял меня на руки и невероятно бережно прижал к себе.
Если бы не моё состояние, я бы никогда не сделала то, что делаю — я опускаю голову ему на плечо и признаюсь:
— Временами ты очень милый.
— Поправишься, я тебе устрою, — цедит он.
— Милый, — упрямо повторяю я, поняв, что вся его злость, по крайней мере сейчас, из беспокойства обо мне.
Дан крепче прижимает меня к себе. Мне кажется, я впадаю в полубессознательное состояние, потому что я очень смутно помню, как оказываюсь в салоне экипажа. Может, я даже задремала у него в объятиях? В себя я прихожу, когда Дан отстраняется. Я обнаруживаю, что он укладывает меня на сиденье.
Уцепившись за его рукав, я отказываюсь отпускать, но Дан аккуратно отцепляет мои пальцы и снова заглядывает мне в глаза. Явно, что моё состояние ему не нравится. Оно и мне не нравится. Я начинаю догадываться, что серьёзно перенапрягла энергетические каналы.
Я снова пытаюсь ухватиться за полу его пиджака:
— Холодно…
— Потерпи, Карин, — Дан стягивает пиджак, укрывает меня. — Потерпи.
И уходит, в салоне я остаюсь одна.
То ли время проходит незаметно, то ли Дан возвращается очень быстро. Он наклоняется надо мной, с тревогой вглядывается в моё лицо.
— Дан?
— Прибью, — шипит он.
Да что я сделала-то?!
Дорога не остаётся в памяти. Сознание возвращается в незнакомой комнате, где я лежу на кушетке. Под головой вместо привычной подушки что-то жёсткое, ощущается как скрученное в тугой валик полотенце.
Надо мной склоняется незнакомка. Её губы шевелятся, но я не слышу, что она говорит. Она водит надо мной руками, пока у меня в районе солнечного сплетения не начинается пожар. Я вскрикиваю и бестолково отмахиваюсь — неожиданно мешает тонкое одеяло, которое, очнувшись, я не замечала.
Моего жеста хватает, женщина отступает. Жжение прекращается, но женщина заставляет меня выпить ложку чего-то вязкого и невыносимо сладкого.
Я проваливаюсь в сон без сновидений.
Когда я просыпаюсь, за окном брезжит рассвет, штора закрыта неплотно, и в широкую щель мне виден силуэт башенного шпиля. Я точно помню, что дом Дана расположен в зелёном районе, и ни с какой стороны никаких шпилей нет. Где я? Я поворачиваю голову.
Меньше всего я ожидаю увидеть, что к моей кушетке придвинуто кресло, и Дан спит, откинувшись на подголовник. Он заметно осунулся, вид помятый, волосы растрёпаны. Он… из-за меня? Но зачем?
Мне его позвать или наоборот не беспокоить?
Словно ощутив моё внимание, Дан резко открывает глаза и садится ровнее. Мы встречаемся взглядами.
— Как ты себя чувствуешь? — хриплым со сна голосом спрашивает он и зачем-то пересаживается на край кушетки.
— Хорошо… Горы свернуть готова. Только… я зверски голодная.
Желудок аж сводит.
А его пристальное внимание пугает…
Но Дан не нависает надо мной. Убедившись, что я не обманываю, он пересаживается обратно в кресло и, в сотый раз устало обещает:
— Пришибу.
— Да за что?!
Он словно не слышит и продолжает о своём:
— Карин, я одного не понимаю. Как ты до сих пор жива-здорова?
— Что ты имеешь в виду? — у меня начинается четвёртый день самостоятельной жизни. Дан имеет в виду, что с моим образом действия я долго не протяну? Возможно, он прав. — Дан, я помню, как ты сказал бежать, и мы почти добрались до ограды. Когда на тебя напал тот пень с корнями, я очень испугалась и случайно сделала то, что сделала. И, прости, но, по-моему, получилось удачно.
На экзамене я сломала кость.
С пнём получилось иначе, но очень похоже.
— А как насчёт правила “Никакой магии
