В лавке было полно народу, и Мосес очень веселился. Он хватал за штанины всех, кто попадался ему на пути; особенно доставалось брючкам Чёрвен, и она, заливаясь смехом, отбрыкивалась изо всех сил:
— Отстань, Мосес, а то мама скажет, что тебя нельзя выпускать на волю.
— Твой тюлень? — с улыбкой спросил Петер.
— А то чей же, — ответила Чёрвен.
— А ты не хотела бы его продать, а?
— Ни за что на свете, — сказала Чёрвен. — А на что тебе тюлень?
— Не мне, — возразил Петер, — а моему институту.
— Ституту, — повторила Чёрвен; да, ничего себе словечки у принцев.
— Зоологическому институту, где я работаю, — пояснил принц.
Но Чёрвен так и не поняла, что это значит.
— «Работаю», — сказала она потом Стине, передразнивая Петера. — Врет так, что уши вянут. Принцы не работают. Хочет втереть Малин очки, будто он самый обыкновенный парень.
Петер погладил Мосеса.
— Хорошо с ним играть, — сказал он.
И он стал играть с Мосесом и играл до тех пор, пока не пришло время уходить из лавки. К этому времени Малин как раз закончила свои покупки.
— Я помогу тебе снести корзинку в Столярову усадьбу, даже если ты не угостишь меня чаем, — сказал он Малин.
— Так и быть, угощу тебя чаем, — согласилась Малин. — Я очень добрая. Только проводи меня домой. Очень уж корзинка тяжелая!
Но тут из лавки вышел Калле Вестерман и позвал Петера.
— Эй, господин хороший, — сказал он. — Можно тебя на пару слов?
Услышав грубоватый, несколько вызывающий голос, Петер обернулся. Перед ним стоял коренастый, чуть диковатого вида человек.
— Что вам угодно? — удивленно спросил Петер.
Вестерман потянул его в сторону, чтобы не слышала Малин.
— Да вот что, слыхал я в лавке, ты хотел купить этого тюленя, — вкрадчиво сказал Вестерман. — Ежели по правде, так тюлень этот мой. Я нашел его в шхерах. Сколько дашь за него?
Он подошел вплотную к Петеру и заискивающе уставился ему прямо в лицо. Петер отшатнулся. Сейчас его не интересовали никакие торговые сделки. Сейчас его интересовала только Малин, и он быстро сказал:
— М-да, может, сотни две… Но цену назначаю не я. И вообще сперва надо выяснить, кто в самом деле хозяин тюленя.
— Я же сказал — я! — крикнул ему вслед Вестерман. — Я, я!
То же самое он сказал и Чёрвен, когда та вместе со Стиной вскоре вышла из лавки, а следом за ними выполз Мосес.
— Послушай-ка, я хочу взять назад моего тюленя, — сказал Вестерман.
Чёрвен смотрела на него, не понимая.
— Твоего тюленя? Ты это о чем?
Чтобы скрыть свое смущение, Вестерман выразительно сплюнул.
— О том! Поиграла с ним, и хватит. Тюлень мой, и я надумал его продать.
— Продать Мосеса, да ты в своем уме? — закричала Чёрвен.
Вестерман стал ей объяснять. Разве он не предупреждал ее, что тюлененок будет у нее, пока не вырастет и пока не будет от него какой-нибудь прок?
— Давай проваливай! Врешь ты все! — закричала Чёрвен. — Ты сказал, что отдашь его мне насовсем. Сказал. Разве нет?
Быть может, где-то в глубине своей жадной, прижимистой души Вестерман и усовестился, но от этого стал еще настырней.
— Не хватает еще спрашивать у тебя разрешения продать своего собственного тюленя, — сказал он. — Продать его нужно, и все тут.
Ведь ему до зарезу нужны деньги, а если Чёрвен не образумится, придется поговорить с ее отцом.
— Это я и без тебя сделаю, — кричала, горько плача, Чёрвен.
— Дурной ты, — сказала Стина, топнув маленькой худенькой ножкой.
Уходя, Вестерман сказал:
— Вот погодите, я поговорю с Ниссе.
Чёрвен задыхалась от злости.
— Ни за что на свете! — кричала она. — Ни за что на свете не видать тебе Мосеса! — И она побежала, бросив на ходу: — Идем, Стина, надо найти Пелле.
Поговорить с папой и мамой сразу она не могла: в лавке было полно народу. А Чёрвен знала, что в беде можно довериться только Пелле. Надо немедленно ему сообщить, что им угрожает.
Услыхав ужасную новость, Пелле мрачно покачал головой.
— Никакие разговоры с папой не помогут, — сказал он. — Ты ведь не можешь доказать, что Вестерман отдал тебе Мосеса насовсем. А раз так, дядя Ниссе не будет знать, что делать.
В разговор вмешалась Стина:
— Тогда надо пойти и спросить Мэрту.
Но Пелле снова покачал головой.
— Есть только один выход, — сказал он, — спрятать Мосеса там, где Вестерману его ни за что не найти.
— Где же, например? — спросила Чёрвен.
Пелле немножко подумал, и вдруг его осенило.
— В Мертвом заливе, — сказал он.
Чёрвен восхищенно посмотрела на него.
— Пелле, знаешь что, — сказала она, — лучше тебя никто не придумает.
Пелле был прав, ясно же, он был прав. Маму с папой нечего вмешивать в это дело. И если Вестерман придет к ним и спросит, где Мосес, они с чистой совестью ответят:
— Мы не знаем, где он. Ищи его сам!
А найти его Вестерману будет трудно. Ох как трудно!
В прежние времена, может, много сотен лет назад, поселок на Сальткроке находился не на своем нынешнем месте, а у залива на западном берегу острова… Теперь от прежнего поселка не осталось ничего, кроме лодочных сараев. Целая вереница древних, почерневших от времени сараев окаймляла маленький залив, у причалов которого некогда пришвартовывались рыбачьи лодки и парусные шхуны и где усердные рыбаки, прадеды нынешних сальткроковцев, на голых прибрежных скалах развешивали сушить сети. Теперь там не было ни лодок, ни шхун, если не считать одной старой брошенной шхуны, которая нашла в заливе свое последнее прибежище. «Мертвый залив» — так называли его дети.
И залив в самом деле казался молчаливым и мертвым. Удивительная тишина стояла в этих местах, и сюда во время своих одиноких прогулок нередко заходил Пелле. Прислонившись спиной к нагретой солнцем стене сарая, он мог сидеть часами, глядя, как над мостками порхают стрекозы, и считать круги на воде, когда какой-нибудь окунь, резвясь, рябил зеркальную поверхность.
Пелле приходил к Мертвому заливу мирно помечтать и побыть одному. Но были и такие люди, которые находили тамошнюю тишину зловещей, чуть ли не загробной. Там можно было вообразить, что в сумрачных углах покинутых сараев скрыты самые мрачные тайны. И редко кто-нибудь из людей забредал туда. Никто не станет искать там Мосеса. В лодочном сарае на берегу Мертвого залива он будет спрятан надежно.
У Чёрвен была небольшая тележка, куда она сажала Мосеса, отправляясь с ним в дальний путь, или же если у нее не хватало терпения ждать, пока он поспеет за ней. А сейчас путь предстоял дальний. Поэтому Моисея погрузили в тележку вместе с ящиком, в котором он спал. Туда же положили и запас салаки, которую Стине удалось выпросить у дедушки.
Четверка заговорщиков, гонявших футбольный мяч за Столяровой усадьбой, увидела эту процессию, и Тедди закричала Чёрвен:
— Вы куда собрались?
— Немного погулять, — объяснила Чёрвен. — Нет, Боцман, ты лучше оставайся дома, — сказала она прибежавшему псу, который пожелал ее сопровождать.
«Погулять» обычно означало долго ходить по лесам и полям, а от этого Боцман отказаться не мог.
Когда Чёрвен велела ему оставаться дома, он застыл на месте точно вкопанный. Он долго стоял, глядя вслед Чёрвен, Пелле, Стине и Мосесу в тележке. Потом, повернувшись, побрел назад и улегся на свое обычное место у крыльца, положив голову на лапы. Казалось, он спал.
Полузаросшая старая дорога петляла к Мертвому заливу. Примерно на полпути туда стоял дом Вестермана, и, поскольку идти в обход с тележкой было трудно, им пришлось пройти мимо него с Мосесом — не очень-то приятно, но неизбежно.
— Если он нас увидит, пиши пропало, — сказала Чёрвен, когда они очутились у самой калитки Вестермана. — Он сразу отберет Мосеса. Кора, миленькая, ты не можешь помолчать?
Последние слова относились к охотничьей собаке Вестермана, лаявшей у забора. Не хватало только, чтобы Вестерман вышел посмотреть, на кого лаяла Кора.
— Да, тогда пиши пропало! — повторила Стина.
Но Вестерман не показывался. Спиной к ним стояла его жена и развешивала белье на веревке. Но, к счастью, на затылке у нее глаз не было. Дети миновали и выгон Вестермана, где дедушка Стины держал своих овец, и Стина крикнула Туттисена. Ягненок тут же прибежал, думая, что его зовут кормиться.
— Не-а, я хотела только поздороваться с тобой и посмотреть, как ты живешь, — сказала Стина.
Мосесу тоже жилось хорошо. Всю дорогу к Мертвому заливу он ехал такой довольный, думая, видимо, что его везут покататься. Но когда его неожиданно вместе с ящиком запихнули в какой-то совершенно незнакомый сарай, он почуял что-то неладное, а не в его нраве было безропотно мириться с этим. Его злобные крики тотчас жутко прозвучали в безлюдной глуши вокруг Мертвого залива.
