сыр, на Станислава, который с издевательским сочувствием отсалютовал посудой.
– Сходи в «Рози О'Гредис», – посоветовал этот змий в обличье друга, – там тихо и между столиками отличные глухие перегородки. Туда неплохой виски завезли. И подзакусишь, и нытье выслушаешь в интимной обстановке.
– Ты прав, мой друг. Как всегда. – И Лев Иванович, вздохнув, сообщил дежурному, что пусть визитер подождет.
Глава 14
Время бизнес-ланча уже закончилось, поэтому в кабаке было пусто и тихо.
Это было одно из тех концептуальных заведений, отделанных панелями темного дерева, где по стенам висят головы кабанов и чучела барсуков, палочки адыгейского сыра кличут «Стрелами Робин Гуда», а телевизоры по стенам показывают регби. Так и тянуло потребовать эля и омаров, но завсегдатаи ведали, что пять сортов разливного пива, указанного в меню, – это местное «крафтовое», подаваемое в пяти видах, а именно: плашмя, лежа, стоя, разбавленное просто и очень сильно разбавленное. Из чего получше имелась недовольная жизнью, хотя по-прежнему красивая барменша. И виски, упомянутый Станиславом.
Несмотря на камерную обстановку, пока потока откровений не получалось.
Возможно, Жогу шокировали столичные цены или просто отходил от пережитого. Вот уже битый час они сидели друг напротив друга, и атмосфера царила такая гнусная, что Лев Иванович стал серьезно сожалеть, что не курит, было бы чем руки занять. Пришлось заказать того самого виски, что «получше». У него было невыносимое желание ткнуть пальцем в этого полупрозрачного, пригорюнившегося мечтателя, которому, должно быть, неплохо тосковалось за столом. Только ведь рабочий день у честных тружеников в разгаре, и хотелось бы понять, хотя бы в общих чертах, чего ему надо.
Наконец Жога, вздохнув, начал:
– В меня многие кидают камни: бросил, похоронил заживо, отобрал стихи. Это неправда! Я… просто устал, я хотел работать, но так, чтобы получать прежнее удовольствие, – а он не мог этого понять! Он был уверен, что я завидую ему, думаю только о себе. Потом вообще переехал сюда, в эту… столицу, а тут его позвали в Думу, начались какие-то официальные сейшены, предложения, проекты. Его понесло с русской анархической идеей, самоорганизованное общество, что ли…
– Как интересно.
– Я вижу, вы улыбаетесь. Конечно, нормальному человеку смешно. Мне не было смешно, нет. Он ведь вбил себе в голову, что это его Идея, и начал транслировать ее напористо, с агрессией, как будто все кругом тупые, а он пытается достучаться, спасти всех от всех.
– Обычно это по-другому делается, – заметил Гуров, но «собеседник» его не слышал.
– Я уже был уверен, что он только о себе думает, меня ни во что не ставит. Раньше у него под герычем и алкоголем мозги набекрень становились, а теперь и в нормальном состоянии. И тогда звучали темы вплоть до убить, чтобы спасти.
Гуров, склонив голову, согласился сдержанно:
– Возможно.
– Лев Иванович, я вам наврал много.
– Ложь – это тоже метод защиты. Твое право. В чем именно наврал, в том, что все-таки ты напоил Сида?
– Гораздо хуже, – глухо произнес Жога, закрывая глаза руками. Лев Иванович вдруг обратил внимание на то, какие крепенькие, короткопалые они у него, как говорили раньше старые люди – ухватистые, загребущие. Непоэтические.
– Я сто раз представлял себе это. Обдумывал, прикидывал, как лучше сделать, как все так обставить, чтобы от себя отвести. Я продумал все до мелочовки, до минуты, но моя выдумка вдруг претворилась в жизнь – сама, да еще в таком виде. В общем, вы спрашивали давеча, почему я сдристнул. Потому что все произошло точь-в-точь как я воображал.
Так. Теперь возникло стойкое желание не ткнуть пальцем, а прямо-таки огреть стулом. «Так что, этот вот деятель на полном серьезе полагает, что вообразил-выдумал нечто из ряда вон выходящее?! Никогда никем не слышанное, которое ни с кем никогда не происходило, а потом кошмарным роковым образом вдруг, ни с того ни с сего материализовалось? И самое смешное во всей этой ситуации, что бредит он совершенно по-трезвому. Он же не пьет?»
– Ты не пьешь, Ким?
– Нет, что вы. Это я тогда для храбрости…
– Ты, верно, думаешь: чего это господин полковник, выслушивая такие тонкие метафизические изыскания, все сводит к банальной пьянке? Так, нет?
– Что-то вроде того.
– Не что-то, а именно это. Вообще, если бы не сведения, нарытые твоим адвокатом…
– Я совсем забыл. Отдельное и огромное спасибо.
– …я бы все-таки поставил вопрос об ответственности за оставление в опасности, – завершил мысль полковник.
Жога затих, завял и опустил глаза.
– Давай ты мне просто расскажешь, как было дело, только честно, Ким. Договорились?
– Я, собственно, ради этого к вам.
– Вот и отлично. Кстати, извини за нескромность, Ким – это коммунистический интернационал молодежи?
Он улыбнулся, вспыхнув ушами:
– Не. Канал имени Москвы.
– С чего это? – удивился Гуров.
– Дедуля отбывал, в Дмитлаге. Ветеринаром.
Лев Иванович признал:
– Здорово, оригинально и по-хорошему саркастично. Итак, ты в состоянии рассказать все, как было, или тебе проще на вопросы отвечать?
Тот подумал, оценивая свой потенциал, и наконец решил:
– Давайте я начну, а по ходу, если что-то интересует, вы и спрашивайте.
– Что ж, приемлемо. Пробуем.
– Итак. Мы встретились около четырех вечера – уже стемнело. Я позвонил, Сид мне открыл.
– Он один был?
– Я никого не видел, насколько я понял из разговора, предыдущие визитеры уехали ранее.
– Хорошо. Дальше.
– Сначала разговор шел по-доброму. Мы давно не виделись, не общались, все-таки соскучились. У нас был, как бы это сказать, паритет: мои стихи шли хорошо вместе с его музыкой. Все самые известные композиции – именно на мои стихи.
– А «Гамлет»? – как бы между прочим спросил Гуров.
«Соврет или нет?»
– Ну, будет ли он известен – откуда мне знать, – улыбнулся Жога, – но так да, мы вместе перерабатывали. Сидели безвылазно неделю – я в Питере, он тут.
Гуров кивнул. Ким подождал некоторое время и повторил, мрачнея:
– Мы не виделись долго…
