Русской земле того времени присутствия даже остаточных форм германо-скандинавских кумиров. Но все же было нечто привнесено тем, кого на самом деле по праву родства, – по династическому праву призвали на Русь, а именно Рюриком-Рарогом? В чем-то должно было проявиться и остаться на Руси воздействие, влияние ближайших родичей восточных славян – руян и полабов? Разумеется, да. Они принесли с собой культ высшего для их племени-рода и для большого сообщества славян божества – Руевита-Семиглава. Это бог-воин, наделенный огромной жизненной силой, что исходит из второго составляющего теонима – «вит». Он опоясан ремнем, на котором висят семь мечей. Восьмой меч Руевит держит в правой руке. Так описывается дубовый идол Руевита западными хронистами, сопровождавшими германцев, которые в результате длительного и упорного натиска разрушили цивилизацию полабско-руянских славян. Но главнее для нас то, что идол Руевита имел семь ликов!
Семиглавый бог-воин Руевит прибыл, по всей видимости, вместе с рюриковским родом и его дружиной, вместе с матерью Рюрика Умилой – дочерью новгородского выборного князя-посадника Гостомысла. Это был главный бог руян. Игнорировать столь величественного гостя-родича было никак нельзя. И Руевиту-Семарглу, несмотря на то, что прошло более ста лет со дня воссоединения братских славянских племен и, казалось, могло бы и позабыться, на наш взгляд, многое, благодарные и помнящие родство потомки отвели достаточно почетное место в Пантеоне. Но разумеется, главным божеством, как на Руяне-Рюгене, он на Руси не мог быть.
Далее идет богиня Мокошь или Макошь, – единственное женское божество Пантеона. Нам не кажутся убедительными попытки вывести теоним от слов «мокрый», «мокнуть». Также не годятся и якобы исходные «мокушка-макушка», «мякоть-мякушка». И то и другое, на наш взгляд, из разряда откровений «народной этимологии».
Неубедительны и старания представить Макошь как божество чисто женского труда-прядения, вышивания, б готовки и пр. Все эти функции присутствуют в образе Макоши, но они представляют лишь незначительную часть ее «интересов». Хотя, например, прядение как свитие-прядение жизненной нити, разумеется, гораздо более емкое понятие, чем просто рукоделие. И в этом просматривается аналогия с мойрами, прядущими нити судьбы человеческой. Но для Макоши все это узко, очень узко. Трудно представить себе, чтобы Владимир ввел богиню в Пантеон, только чтобы ублажить женщин-рукодельниц, пусть даже и судьбоносных.
Теоним состоит из двух частей: «Ма» – «мать» и «кошь» – «жребий, участь». В этом случае Макошь – «мать жребия», «мать удачи, доли» или даже «мать судьбы».
Но нам представляется, что образ значительно глубже и емче. Во всяком случае, в своей первооснове. Наверняка в нем заключается понятие о Матери всего сущего – и богов, и земли, и людей, и животных – всего, ибо это общий для индоевропейцев образ Мадивии – Материнского Божества. Только такая роль могла обеспечить Макоши место в продуманном языческом Пантеоне, где не предполагалось «ячеек» для «домовиков» и «домовух», бесенят и ведьмочек, «попутников» и «негодников».
С полным основанием мы можем считать Макошь эволюционированным образом Праматери, восходящим, по меньшей мере, к Рожаницам, а точнее, к Рожанице-матери (их было две: мать и дочь-Лада и Леля, Лето и Артемида и т. д.). И здесь мы сразу получаем, что Лада, Рожаница-мать, Мадивия, Макошь – это, по всей видимости, разные названия одной Богини-матери, и притом, возможно, разные ее ипостаси. Но мы не будем углубляться в проблему Изначального женского божества, Праматери, ибо она неисчерпаема и требует отдельного объемного исследования. С нас хватит пока общего представления.
Попутно следует сказать, что великие государственные деятели Руси, ее устроители заслуживают более уважительного отношения с нашей стороны. Предполагая, что личность, сумевшая сплотить множество племен-этносов – союзов суперсоюзов племен, может по своей прихоти заставить весь «честный люд» в государстве почитать «собачку» или неведомую «иранскую птичку» и поклоняться им, мы тем самым унижаем и очерняем эту личность. И в первую очередь унижаем себя, показывая таким подходом крайнюю поверхностность суждений. Впрочем, «гипотезы» об «иранских птичках» высказывались первоначально в 30-х гг. нашего столетия. Они не нуждались бы в комментариях, если бы не продолжали кочевать из издания в издание, несмотря на то, что, казалось бы, «эпоха Покровского и его школы» давно миновала, оставив после себя зияющие пустоты, искореженную, полувытравленную память и руины.
Каждому божеству Владимирова Пантеона соответствовал свой день недели, причем, не всегда он совпадал с «порядковым номером» в общем ряду. Так, у Перуна, разумеется, был четверг, у Хорса – понедельник, у Дажьбога – воскресенье, у Стрибога – вторник, у Семаргла-Руевита – суббота, а у Макоши – целых два дня: среда и пятница. Насколько естественным было это распределение, нам судить трудно.
Таков был на 980 г. от Рождества Христова первый ряд языческих русских богов. Входил в него и Велес-Волос. Но ему положено было стоять как богу народа, близкого к земле, да и самому к ней близкому, в самом низу, никак не «на холме». О Велесе мы говорили много. Добавим лишь, что и со сменой религий ему стало не лучше, вернее, его прообразу – медведю. Святой Егорий, как называли его в народе, тот самый, что взял на себя обязанности Перуна после христианизации, сразу вошел в фольклор как защитник скота от медведя. Основной миф остался каким и был, только теперь Егорий-Перун воевал с медведем-волосом. Имя Егория вошло во множество заговоров, какими пытались защищать коров от медведя. Такие вещи не бывают случайными.
Итак, с первым рядом богов мы разобрались, более или менее. Переходя ко второму ряду, необходимо упомянуть, что славяне-язычники, как писали летописцы, поклонялись сначала упырям и берегиням, потом им на смену пришли Род и рожаницы и только после этого все остальные боги-кумиры. В таком трехфазном членении мифогенезиса есть своя логика. Но мы не будем специально касаться упырей, берегинь. Рода, рожаниц и пр. Отметим лишь первостепенную важность многоликого божества Рода, чье имя отразилось в таких привычных для нас словах, как «природа», «родной», «родиться», «родичи», «народ», «родина» и многих других. Случайный божок не смог бы оказать на язык подобного воздействия.
Характерно и следующее явление: верховный бог всегда в единственном числе и мужского рода, а сопутствуют ему божества женского рода, их двое или несколько. Например, Див – дивы (девы). Суд – суденицы. Род – рожаницы. Исходя из такого положения, наверное, можно себе представить, что и берегиням предшествовал какой-то бог – предположим, Оберег. Выводить берегинь от слова «берег (реки)» не следует. Ведь если бы работала такая схема, то мы бы знали сейчас и «рощинь» (от «священных рощ»), и «небесынь», и «землинь», и «ду-бынь-деревинь» (от «дуба», «священного дерева») и др. Однако мы таковых
