— Это понятно, — кивнул я. — Тот маленький ключ из бельевого ящика у тебя?
Гиг спешно сунул руку в карман и достал ключ на жетонной цепочке. Перед тем, как вставить его в маленькую замочную скважину, он посмотрел на меня. Впервые так беззащитно, как только мог. Я ободряюще кивнул ему. Он повернул ключ и выдвинул ящик на себя. Внутри была куча побрякушек: колечки, сережки, браслетики, сушеные цветы. Мы вытряхнули содержимое на пол перед собой и стали разбирать.
— Так, ну это украшения Джесс. Тут все ясно.
Гиг елозил их по полу взад-вперед.
— Погоди, а это что? — спросил я, указывая на одну сережку, которая выделялась среди перышек и бисера — в основном этнической бижутерии. Это была массивная серьга-кольцо. Я поднял ее к глазам, чтобы получше рассмотреть, и замер. — Гиг, мне кажется или тут кровь запекшаяся? — Я протянул серьгу Гигу.
— Да, кажется, так и есть, — ответил он, рассматривая находку, и, сообразив, в чем дело, тут же кинул ее обратно в общую кучу. — Ходили слухи, что у Санджая была вырвана серьга из уха. Помнишь?
Я помнил.
— Не думаешь же ты… Зачем бы Джесс стала вырывать ее? И для чего ее хранить?
— Я не знаю.
— А это что? — Я вытащил из кучи мишуры засушенную цветочную композицию. Белая сухая розочка и еще какие-то мелкие соцветия, перемотанные лиловой и белой лентами.
— Это… — Гиг замолчал. — Я, кажется, знаю, что.
— Что?
— Это бутоньерка Коула. Лиловый с белым были цветами их с Лаурой свадьбы.
Мы глядели друг на друга молча. Не знали что и думать. Оба мы знали, что Джессика могла быть виновной в смертях этих мужчин по неосторожности, в процессе самозащиты и тому подобное. Когда ведешь подобный образ жизни, часто нарываешься на неприятности. Но хранить трофеи… Это уже что-то совсем другое. Патологическое.
— Тут еще что-то. — Гиг сунул руку в ящик. На самом дне лежала перевернутая стопка карточек с сюжетами из «Волшебника страны Оз». Только от сцен, что мы там увидели, волосы на голове зашевелились. Открытки выглядели как стилизация под ретро. Снимки с красивой темноволосой девочкой лет девяти, одетой под Джуди Гарленд в голубое платьице, белую блузочку, носочки и красные блестящие туфельки на каблучках. На первом фото, похожим по постановке на семейное, ее спящую держал на коленях взрослый обнаженный мужчина в маске Страшилы. Второй мужчина, тоже без одежды, в жуткой лохматой маске Трусливого Льва (больше похожего на Чубакку) и пушистых перчатках с коготками, стоял позади, подняв руки, как готовый царапаться кот. На второй фотографии девочка лежала на животе на стоге сена с задранным платьицем, открывающим ягодицы, и тоже выглядела спящей. Верные друзья в жутковатых масках сидели рядом, «охраняя» ее сон. Лев все так же держал руки в мохнатых перчатках по-кошачьи поднятыми, а Страшила заботливо положил ладонь на головку малышки. Рассматривать это было невыносимо. Меня затошнило. Я не хотел больше ничего видеть из той стопки. Господи, что же пережил этот ребенок? У меня непроизвольно брызнули слезы. Когда я посмотрел на Гига, его глаза тоже были красными и влажными.
— Это ведь она? — спросил я.
— Конечно, она. А кто еще, — кивнул Гиг и сунул пачку карточек обратно в ящик.
Я заметил, что руки его дрожали.
Джессика. Фуга сеньоры Клотильды
В первые минуты, когда я только вышла с виллы «Мальва», меня охватил невероятный подъем. От возбуждения стало трудно дышать. Мне показалось, что я пушинка, а все проблемы далеки и невесомы. Я ощущала себя по меньшей мере Бонни. Только без Клайда. Обвела вокруг пальца двух домашних тиранов и вырвалась на свободу. Но чем дальше я отходила от дома, тем темнее становилась ночь и тем опаснее казались шорохи в придорожных кустах. То, что я случайно заметила ключ от мастерской в холле и взяла его с собой, показалось мне единственным способом укрыться. Я спешила в ангар, стараясь не прислушиваться к шорохам и не приглядываться к теням. Энтузиазм от обретения свободы терялся по дороге. А уже там, внутри мастерской, стало еще хуже. Еще страшнее. Собственные холсты показались мне чудовищными, палатка с гирляндой — смехотворной. Сама я виделась себе больной на голову, никому не нужной, уже начинающей стареть чудачкой. Я вспомнила про страшное пятно краски на полу. Надо во что бы то ни стало избавиться от него. Это плохой знак. Предупреждение. Оно похоже на то, что было под Коулом, когда я увидела его лежащим на полу в тот день. И как два разных пятна могут быть настолько одинаковыми? Я сдвинула палатку и уставилась на разлапистую кляксу. Такую красную. Такую большую. Я подумала, что надо бы уходить отсюда. Уходить и искать Рамзи. А потом случился провал.
Следующее, что помню, — как Рамзи зовет меня: «Джесс, милая! Джессика!» Голос доносится издалека. Будто с того света. Кто-то трясет меня за плечи. А потом я вижу его голубые глаза и смуглую кожу совсем близко. Он сидит рядом. В носу щекотно от пыли. Я оглядываюсь. Мои руки и ноги в грязи. Визг проносящихся машин за спиной. Голова болит, будто ее напекло. Так и есть! Солнце шпарит что есть мочи, а я сижу под открытым небом.
— Джесс, это я. Я помогу тебе, — сказал Рамзи, и стало спокойно.
Я не одна. Он тут. Он рядом.
— Рамзи. Рамзи, милый. Я хотела найти тебя. А потом мне стало так грустно, как в те моменты, когда наваливается эта ужасная пустота.
Он взял меня на руки. Поднял, как пушинку. Я снова стала легкой, как тогда, когда вышла с виллы в ночь. Все будет хорошо. Все обязательно будет хорошо.
— Я посажу тебя на мой байк, а ты держись за меня сзади. Сможешь держаться? — спросил он, заглядывая мне в глаза.
— Смогу, — кивнула я. И мы поехали.
— Как мы далеко! — крикнула я ему на ухо, когда поняла, что мы все едем и едем. Шум дороги заглушал слова, но он услышал меня.
— Ты ушла или уехала, не знаю. На тридцать километров от города. Еле-еле я тебя нашел. Хорошо, что ты такая заметная!
Пока мы мчали, я окончательно пришла в себя. Движение, быстрая езда, адреналин. Вот что придает мне сил. Иногда мне кажется, что я могла бы ехать бесконечно. Куда угодно, лишь бы дорога не кончалась. И кто-то другой был бы у руля. Не люблю думать, куда и зачем. Люблю просто ехать. Как пассажир.
Оказалось, что Рамзи живет у бабули в пристройке на втором этаже, первый этаж которой арендуют экспаты. Мы поднялись к нему по скрипучим ступеням лестницы, которая тянулась снаружи фасада и этим напоминала пожарные лестницы в Нью-Йорке. Комната его больше походила на французскую мансарду. Крохотная. Минимум мебели. Белые стены. Матрас на полу. Холостяцкая идиллия.
— У тебя славно, Рамзи, милый, — сказала я, оглядываясь.
— Вижу, ты уже совсем пришла в себя, — улыбнулся он.
— Да, только мне надо в душ. Непонятно, в какой грязи я валялась. — Я развела руки в стороны, демонстрируя перепачканные ноги, одежду и руки.
— Конечно, иди. — Рамзи показал в сторону душа. — Знаешь, на что это похоже? — добавил он задумчиво.
— Что именно?
— То, что с тобой было.
— Нет.
— Состояние фуги. У нас, когда я жил в Италии, была соседка, почтенная сеньора Клотильда. Так вот, она минимум два раза за свою жизнь исчезала в неизвестном направлении. Первый раз ее не было два месяца, а с их общего с мужем счета пропала значительная сумма. Полиция тогда решила, что муж убил ее и спрятал тело. И только ему собрались предъявить обвинение, как Клотильда вернулась. Она сказала, что прожила все это время в Венеции, торгуя цветами. И, мол, не помнила, как там оказалась и почему. Не помнила, как преодолела такое большое расстояние. Как ее зовут и откуда у нее столько денег. А потому прикупила цветов и открыла лавку. Это все длилось до того дня, пока как-то утром она не проснулась, полностью все припомнив.
— Ну, я-то до Венеции не добралась. Ушла всего-то на тридцать километров, — засмеялась я. — А то, что ты описываешь, больше похоже на старческое слабоумие, деменцию или как там это называется.
