— Надо бы перчатки прикупить. — Он снял обе руки со штурвала и поднес их к струе горячего обдува на приборной панели. Фестина Рамос шлепнула его по плечу; О-Год заворчал, но снова взялся за штурвал.
— Ну, как бы там ни было, — сказала адмирал голосом воплощенного долготерпения, — два года назад я приняла под командование шпионскую сеть Чи. Не спуская глаз с планетарных правительств, как сторожевой пес. Я и азов того, что делала, не знала, но у Чи было множество толковых заместителей. Они по-прежнему руководят почти всем… а меня терзают угрызения совести оттого, что я свалила на них всю работу. Я оставалась прикованной к своему столу все два года целиком, пытаясь научиться быть закулисным стратегом; но это меня убивает. — Она взъерошила рукой волосы. — И меня убивает, что я опять собираюсь забраться на незнакомую территорию, совать нос туда, куда не просят, чувствовать прилив адреналина… Я ненавидела свою профессию… ничего увлекательного… — Она вздохнула. Глубоко. — Но я скучаю по ней. Может, я самоубийственно глупа, но я скучаю по ней.
Она отвернулась от нас обоих, лицом к ночной тьме.
— И вот теперь я здесь. Когда я услышала, что ваших прокторов убили, я тут же выпалила: «Я расследую это сама»… а потом вылетела из офиса слишком стремительно, чтобы кто-нибудь успел остановить меня. Все это и привело к данному умеренно отважному спасению и к вверению моей жизни рукам сумасшедшего свобореса.
— Ну, ты же от этого без ума, девонька, — тепло сказал О-Год. — И любому недоумку ясно, что тебе не время приземлиться и вечно прозябать за столом. Ты — разведчик до мозга костей.
— Ага, и на лице у меня это написано, — пробормотала Рамос. Помолчав, она продолжила оживленным тоном: — Итак, сказали ли говнюки, как давно они на Дэмоте?
— Они сказали мне… — Мой рот по-прежнему справлялся не со всеми трудностями артикуляции. — Они сказали мне, что командующий местной базой отправил рапорт о хвосте, и их послали это проверить.
— Это возможно, — согласилась Рамос, — Но кто знает, говорили ли они правду? Предположим, они прибыли раньше, до убийств.
— Предположим, что они сами совершили убийства, — высказал мысль О-Год. — Они могли использовать средства Адмиралтейства для покупки и перепрограммирования роботов… потому что у этих придурков из Высшего совета есть некая схема, чтобы…
— Нет, — прервала его Рамос, — Высший совет не может послать группу убийц на дело. У Лиги Наций безупречный послужной список в деле предотвращения перемещений убийц с планеты на планету. Безупречный. Лига никогда не делает исключений или ошибок. Но если Высший совет отправил сюда группу не слишком одержимых мыслью об убийстве говнюков с некоей миссией, а что-то неожиданное заставило их перейти все границы…
Она остановилась и потрясла головой.
— Я не знаю. Говнюки, конечно, без меры самовлюбленные дебилы, но их особо натаскивают на избегание убийства. Их даже больше чем натаскивают на это, — им это методично внушают. И что на Дэмоте такого важного, чтобы ради этого стоило убивать?
«Павлиний хвост, — подумала я, — который спас мне жизнь и показал язык законам физики Адмиралтейства. Говнюки мечтали сделать из меня овощ только ради того, чтобы узнать, что мне известно. А их следующие шаги?»
Но я не стала делиться вслух своими мыслями; на мгновение, равное одному стуку сердца, я закрыла глаза, чтобы решить, достаточно ли я осмелела, чтобы воспользоваться своим связующим кристаллом. Не-ет.
— Пора сообщить полиции. Которая из этих кнопок?.. — спросила я, указывая на контрольную панель глиссера.
Следующие несколько минут мне пришлось туго. Центр опеки хотел знать, где я, чтобы выслать за мной эскорт и доставить домой. У О-Года, с другой стороны, не было ни малейшего намерения дать полиции взглянуть на свой глиссер, учитывая, какую вонь они могли поднять по поводу его «тюнинга» (хоть и «только для чрезвычайных ситуаций»). В итоге разведчики высадили меня на стоянке в природном заповеднике Черная Лоза, где четверо ошеломленных лесников поклялись, что защитят меня до прибытия военного отряда. Рамос пообещала, что вскоре со мной свяжется, и улетела в ночь.
Двадцать минут спустя флотилия из шести полицейских глиссеров подобрала меня и проследовала к дому, где меня держали в плену. Я почти ожидала увидеть, что там никого нет, а все следы моего присутствия уничтожены, но Рот и Бицепс были точно там же, где мы их оставили, все еще в отключке. Более того, команда следователей нашла записывающую аппаратуру, которую говнюки использовали для протоколирования моего «допроса»… хорошее, веское доказательство, заставившее глаза полицейского капитана засиять суровым блеском. Его звали Бэзил Четикамп — тонкий, как жердь, с гладкими розовыми щеками.
— Они думают, что можно прийти сюда… — почти про себя пробормотал Четикамп. — Эти флотские придурки думают, что можно прибыть на нашу планету…
За такие слова можно и влюбиться! Даже если Адмиралтейство начнет раздавать всем плату за молчание, они не купят Четикампа.
Я была рада, что уже не одна.
Уже рассвело, когда мы простились с домом в чаще леса. Четикамп не хотел разделять свой отряд, отправляя часть бойцов сопровождать меня, домой (оставшиеся должны были собирать вещдоки). Посему мы ждали, пока вторая группа следователей не прибудет сменить первую. К тому времени я уже воспользовалась полицейской системой связи, чтобы позвонить семье и сообщить, что я в полной безопасности, воплощение здоровья и сил…
… что воистину так и было, учитывая все происшедшее. Головокружение прошло, головная боль как с похмелья отстучала свое в висках, и к рассвету старая добрая усталость обустроилась с удобством — это было просто такое отупляющее изнурение, как от целой ночи на ногах, от которого я чувствовала ностальгию и общительность. Около четырех утра капитан Четикамп почувствовал, что честь обязывает его разразиться Великой и Значительной Лекцией для тех, кто уходит гулять в одиночестве, особенно когда знает, что может стать жертвой… но он был настолько доволен тем, как все обернулось, что не стал забираться слишком глубоко в дебри красноречия.
Четикамп рассказал, что полиция искала меня почти с самого момента похищения. Говнюки начали заглушать сигнал моего связующего кристалла еще до того, как загрузили мое бесчувственное тело в свой глиссер; и мировой разум, тоже не слишком довольный моим исчезновением из радиоконтакта, послал сигнал тревоги в Центр опеки. К несчастью для меня, глиссер говнюков обладал лучшим оборудованием для антиобнаружения, поэтому его невозможно было углядеть со спутника или нащупать наземным радаром. И все же Четикамп клялся, что ситуация у них была практически под контролем — конспиративная квартира Адмиралтейства точно попадала в радиус их поисков, так что они нашли бы меня, если бы их не опередила адмирал Фестина Рамос.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
