Глава 11
Когда лодка, направляемая Эраннатом, доставила Айвара на борт «Нефритовых Ворот», он рухнул на койку и погрузился в столь беспокойный, полный кошмаров сон, что испытал даже определенное облегчение, когда через несколько часов его разбудил удар гонга.
Он находился в одиночестве в четырехместной каюте, тесной, но уютной. Белые доски потолка и переборки, покрытые красным и черным лаком, были стерильно чисты, сквозь окно в медной раме на комод и умывальник падал тусклый свет. Топот и голоса над головой жизнерадостно перекликались с глубоким звуком бронзового гонга. Быстрый, певучий язык, на котором говорили на палубе, был Айвару незнаком.
«Пожалуй, нужно пойти посмотреть, что там творится», — пробилась мысль сквозь тоску по тому, что он потерял. Айвару потребовалась вся его сила воли, чтобы натянуть на себя одежду и выйти за дверь.
Всюду вокруг него суетились члены команды. Один из парней заметил Айвара, улыбнулся ему и сказал:
— Ахой, благословенный пассажир, — на напевном речном диалекте англика.
— Что происходит? — равнодушно поинтересовался Айвар.
— Мы приветствуем солнце, — ответил парень. — Понаблюдай, если хочешь, только стой смирно там, где стоишь.
Айвар послушался. Предрассветный холод пробудил в нем жизненные силы, и он огляделся вокруг с растущим интересом.
Небо все еще было усеяно звездами, но на востоке уже начало бледнеть. Берега, в километре с каждой стороны, казались низкими синими тенями, вода реки блестела, как полированный металл, и лишь кое-где висел туман. Высоко над головой первые солнечные лучи вспыхнули на крыльях парящего вулча. Гонг умолк, команда затихла, и воцарилось полное безмолвие, лишь подчеркиваемое чуть слышным урчанием двигателей.
Судно имело более пятидесяти метров в длину и двадцати в ширину, высокие дощатые борта, поднимавшиеся еще выше на тупом носу и закругленной корме. Посередине палубы находились две довольно большие надстройки с украшенными резьбой крышами. На носу и на корме торчали лебедки, там же располагались ветряки, подзаряжающие аккумуляторы, которые приводили в действие двигатели. Между надстройками высилась мачта с тремя квадратными парусами. Айвар заметил на самой верхней рее Эранната. Должно быть, тот провел там всю ночь, предпочтя рею койке.
На корме на шесте лениво полоскался огромный красно-золотой флаг. Огромная фигура Хранителя, оберегающего корабль от напастей, украшала бушприт. В левой руке Хранитель сжимал меч, в правой держал цветок лотоса.
На носу лицом к команде стояли старик в мантии и шапке с кисточкой и женщина в такой же мантии, но с непокрытой головой. Чуть ниже расположились музыканты с бубном, флейтой, волынкой и барабаном. Команда опустилась на колени, маленьких детей матери держали на руках.
Становилось светлее, и тишина достигла, казалось, совершенно невероятной глубины. Иней на полированном дереве блистал, как звезды на небе.
Наконец над горизонтом поднялся Вергилий. Дрожащая сверкающая полоса протянулась по воде. Старик поднял руки и прокричал короткую молитву, команда повторила ее за ним, зазвучала музыка, все повеселели и вернулись к своим делам.
Айвар протянул озябшие руки навстречу теплым лучам. Туман растаял, и стали видны зеленые поля по берегам, стадо, рано собравшийся в дорогу всадник, повозка, превращенные расстоянием в игрушечные фигурки. Рядом с «Нефритовыми Воротами» был виден остальной караван: маленький буксир с тяжело груженной баржей, два траулера, тянущие за собой сети, несколько каяков с пастухами, каждый в сопровождении уселов, подгоняющих стадо речных свиней.
Для тех, кто не нес вахту, день начинался с наведения чистоты. Кто-то отправился вниз, кто-то, сняв одежду, нырнул за борт, чтобы вдоволь поплескаться, прежде чем взобраться обратно на палубу по вант-трапу. Всем было весело. Но это было не такое веселье, как у тинеранов. Шутки и подначивания были добродушными, а не жалящими, смех мягким, а не визгливым. Кто бы ни проходил мимо Айвара, непременно кланялся ему и желал приятного путешествия на борту «Нефритовых Ворот».
«Да, они цивилизованы, но не скованы, сильны без жестокости, счастливы без дурачеств, сообразительны без жульничества, они ценят образование и послушны закону, они мастера в своем деле, — безразлично подумал Айвар. — И все-таки это не дикие меднокожие кочевники. Впрочем, они довольно красивы».
Речные люди, коренастые, смуглые и черноволосые, были выше ростом, чем тинераны, хотя и уступали в этом отношении северянам. Круглолицые, с высокими скулами, слегка раскосыми карими глазами, полными губами и по большей части приплюснутыми носами (хотя среди них встречались и обладатели ястребиных носов), они, как мужчины, так и женщины, стригли волосы под горшок. Одинакова была и рабочая одежда: синие блузы и широкие штаны. Даже сейчас, когда ночной мороз еще давал о себе знать, многие из них были босы. Судя по телам любителей раннего купания, искусство татуировки среди речного народа достигло больших высот.
Айвар знал о них мало, но все же больше, чем о кочевниках. Он впервые оказался на корабле, если не считать того случая, когда одно из судов речного народа в Новом Риме оказалось открыто для посещений. В остальном его знания были почерпнуты из книг и из данных исследования, проведенного почти столетие назад.
Куанг Ши, как называл себя речной народ, имели гораздо более тесные связи с основной культурой Энея, чем тинераны. Они занимались перевозками грузов, они предоставляли транспорт тем путешественникам, кому не нужно было спешить, — по всему нижнему течению Флоуна. Они ловили рыбу, разводили речных свиней, добывали древесину, принесенную паводком, и обменивали их на те товары, которые были им нужны.
Если на берегу они и держались настороженно, это не было проявлением враждебности. Речной народ был всегда изысканно вежлив при заключении сделок, а пассажиров на борту любого корабля встречали с искренним радушием. Дело было просто в том, что они любили свою жизнь и имели мало общего с обитателями суши. Даже самые консервативные из землевладельцев не так усердно поддерживали родственные связи, как речной народ. Команда каждого корабля представляла собой одну большую семью, строго экзогамную; не тратя много слов, старейшины поддерживали высокий уровень морали. Верования, традиции, законы, обычаи, искусства и ремесла, надежды и чаяния, равно как и опасения — все было здесь совершенно отличным от свойственных остальным энейцам.
Я мечтал о том, что стану нераздельной частью Привала, а вместо этого они вышвырнули меня. На «Нефритовых Воротах» — так ведь называется этот корабль? — со мной будут добры, пока мы не расстанемся, но мне и в голову не придет стремиться стать здесь своим.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
