— В следующий раз искалечу, — сказал я ему ласково. — И тебя и твою тетю Зину.
Вышел из подъезда, свернул на площадь. Ну а там недалеко и до метро Владимирская. А вот Достоевскую станцию еще не построили. Прошел мимо церкви в стиле барокко, вспомнил, что она еще не именуется Собором и что в ней в 1828 году отпевали Арину Родионовну, няню А. С. Пушкина. А прихожанином Владимирской церкви был сам Ф. М. Достоевский, который жил неподалёку.
Уже не заморачиваясь авторством мыслей я отметил, что в «Метрополь» ходили за дешевыми обедами, в «Кавказский» с видом на Казанский собор — похмеляться утром блюдом хаш, в «Садко» продавали вкусные котлеты по-киевски, в «Европе» — борщ с маленькой сладкой ватрушкой и пожарские котлеты. В меню обычно были борщ, уха, оливье. Приезжий, вероятно, этого не знает, но в Ленинграде мест общепита было сравнительно мало и, как правило, они были дорогими, поэтому люди в основном питались дома. Цена меня пока не интересовала, но после Москвы не тянуло в помпезные заведения.
Поэтому, не мудрствуя лукаво, я направился в старейшую в городе пирожковую. Все такой же кофе «из ведра», вкусные пирожки по советским рецептам и прочие атрибуты ленинградского общепита. К примеру, приходится так же, как в советских магазинах, сначала подходить к кассе, а потом «на выдачу». Еще при входе сразу бросается в глаза кот, мило спящий возле окна.
Я стал в небольшую очередь и передернулся, вспоминая сваренную кошку. Пирожков решил набрать и домой, поругав себя за то что так и не купил «авоську»[2] — необходимый атрибут простого советского гражданина. Пирожки были трех видов: с рисом и яйцом, с капустой и с печенью. Взял всех по шесть штук. Заикнулся было про то, как бы кулек… заметил озверелое лицо раздатчицы, промолчал. Отнес к стоячему столику две тарелки с пирожками, съел три, запивая сладким кофе «из ведра», который даже по вкусу кофе не напоминал. Больше не осилил. Потертый мужичок за соседним столиком, наверное наблюдавший за мной, протянул газету:
— Вам некуда упаковать. Вот, пожалуйста. 30 копеек.
Я вспомнил, что краска в советских газетах была с примесью свинца, но взял и бойко свернул кулек (а руки помнят). Соседу протянул полтинник, пусть поест. Вон у него похоже чекушка с собой в кармане брюк.
И так вот, с нелепым кульком в руках дочапал до магазина, где прикупил клеенчатую сумку, в которую сложил пирожки, да еще прикупил трехлитровую банку березового сока, батон белого хлеба и круг ливерной колбасы за 32 копейки.
В советском Ленинграде мест общепита было сравнительно мало, так что и эту проблему следует решать. Но дело движется к вечеру, а мне еще постельное белье покупать.
[1] Синьку раньше применяли для отбеливания натуральных тканей, в основном хлопка и льна.
[2] Во времена дефицита в СССР люди нередко носили авоську с собой на случай — авось удастся что-то купить (обычно в обеденный перерыв или по дороге с работы домой). Кроме того, в советских магазинах не было полиэтиленовых пакетов для покупок, и сумку нужно было приносить с собой.
Глава 22
Домой шел с покупками. Открыл входную дверь, вошел в коридор, освещенный слабой лампочкой, подошел к собственной двери, достал ключ.
И тут меня схватили сзади за локти.
Реакция была мгновенной. Все же один из моих составляющих служил в горячих точках.
И уже потом при свете открывшихся дверей и более яркой лампы коридора я увидел на пыльном полу, который мне мыть по графику завтра, двух сотрудников милиции. Оба были в расстегнутых шинелях, один — пожилой сержант, второй в чине старшего лейтенанта.
Да что ж мне так не везет. Ну не хочет меня принимать эта реальность!
Я открыл дверь, вошел, нашарил слева выключатель. Повернулся к сотрудникам и сделал приглашающий жест рукой:
— Проходите. И не обижайтесь, я недавно дембельнулся, в горячих точках служил — нервы совсем никудышные. Да еще ранение… — Я снял дубленку и остался в гимнастерке. — А дубленку за чеки купил, нам там выдавали. За три с половиной года скопилось…
Вроде совсем мало сказал, а все понятно жителям этого времени. И что не мажор или торгаш, способный купить на барахолке дубленку. И что не со зла бросил на пол мужиков. И что нервы расшатаны, раз на груди знак тяжелого ранения. И что герой — коих нынче редко встретишь так просто. Те, кто с Отечественной, поумирали. А молодежь редко столь высокую награду получает в это «мирное» время.
Ребята, я как раз коньячок прикупил. Говорят — хороший. И закуска есть, пирожки еще теплые.
Милиционеры отказываться не стали. Да и любопытно им. Скинули шинели, расселись. Я вынул из серванта бокалы, достал купленный коньяк (дорогой, по 24 рубля за бутылку. Я своей обобщенной памятью ощущал его вкус — Несмотря на высокую крепость в пределах 50%. аромат был прекрасен, слегка резковат, но эта резкость подчеркивала ноты восточных сухофруктов, чуть более «вялым» был оттенок лесных орехов).
Выпили. Мужики — залпом, я — смакуя. Каждый глоток давал ощущение тепла в области груди, а во рту оставалось терпко-фруктовое послевкусие с полутонами инжира, сливы, кислой вишни и немного дуба.
— Вот попробуйте, как я во рту подержать, — сказал я, разливая по-новой. — Меня полковник научил. Французский. Там мы чинами не особо считались…
Уважение в глазах милиции прибавилось. Но держать во рту коньяк они не решились. Выпили залпом, взяли по пирожку и вышли со словами:
— Мы ваших соседей заругаем, чтоб они больше не доставали. Ишь набросились на новенького, лярвы.
Видать, со времен Булгакова отношения жильцов коммунальных трущоб не слишком изменились.
Я не стал продолжать знакомство с, редким в будущем, коньяком. И есть не хотелось. Поэтому, пренебрегая маленьким холодильником «Саратов-2», вывесил за окно сумку с продуктами, застелил купленным бельем кровать, сменил наволочку на подушке и завалился спать.
