«Значит, все правда, значит, был он. Это не сон!»
На стуле под склянкой с лекарствами Вера нашла записку. Сергей обещал зайти вечером... «Замечательный, милый Сережа!»
Ей стало лучше. Она пощипала хлеба и выпила немного молока. Потом дотянулась до зеркальца, взяла его и долго рассматривала себя. Нашла гребень и старательно причесала волосы. «Сергей тужурку продал! Ох, Сергей!» — улыбаясь, с восторженным удивлением думала о Бородине.
Она умилялась ветке, разбудившей ее, морозу, расписавшему окно, и ждала, ждала Сергея.
Прокрался в комнату серый вечер, за ним вползла и улеглась в углах ночь, а Сергея не было. «Он, наверное, задержался. У него много дел. Его послали с Урала. Но он еще зайдет», — успокаивала себя Вера, стараясь до мельчайших подробностей вспомнить встречу с ним.
В окно заглядывали низкие зимние звезды. Смотрел узким кошачьим глазом месяц. «Сергей, наверное, тоже видит звезды и месяц и думает обо мне».
Внизу хлопал дверями ветер. После каждого удара Вера напрягала слух, желая услышать шаги Бородина. Но их не было.
Сергей так и не пришел. Не пришел он и на другой день, и на третий...
«Что же случилось? Что же случилось?»
Покачиваясь от слабости, на четвертый день встала. В голове еще был шум, но она оделась и под укоризненным взглядом хозяйки ушла. Надо было искать Сергея...
Председатель райкома потер озадаченно подбородок, остро взглянул в полные смятения Верины глаза.
— Что с вами? Я вас ни разу такой не видел!
Вера дернула конец платка.
— Значит, вы не знаете, где Бородин?
Под его пристальным догадливым взглядом смутилась, но посмотрела прямо. «Да, если хотите знать правду, я люблю его. Хочу, видеть, хочу знать, что с ним».
— Кажется, он дежурил в штабе Красной гвардии. Впрочем, не знаю, — ответил председатель.
Она побежала в штаб. Задохнулась от слабости. По лицу катился пот. Болезнь совсем вымотала ее.
В штабе Красной гвардии в темных коридорах и комнатах толпились вооруженные красногвардейцы с алыми повязками на рукавах. Ее взяла под руку Фея.
— Ты разве не знаешь? Завтра утром отправляемся. Где ты была?
«Завтра? А Сергей? А как же?..» Да, второй Петроградский экспедиционный отряд отправлялся на другой день. Ей надо было ехать. Ехать, так и не найдя Сергея...
Она ходила по комнатам, отрывая от дел издерганных, очень занятых членов штаба. Те хмурились, вспоминали, но никто не знал, где Сергей Бородин.
Только один, в белой мерлушковой папахе, с нервно подмигивающим от контузии глазом, сказал, что Бородин руководил отрядом гельсингфорсских моряков по борьбе с винными погромами и был ранен, кажется, ранен на Крестовском острове. Во взгляде и словах была неуверенность. Ранен ли? Быть может, случилось что-нибудь страшнее?..
Вера утерла рукавом покрывшийся холодной испариной лоб.
— А где моряки сейчас?
— Они уехали на восток. Он должен был ехать с ними.
Вера вдруг почувствовала, что у нее, как во время болезни, застлало голову аспидной чернотой, и оперлась руками о стол. Комната качнулась.
Кто-то усадил ее на патронный ящик, подал жестяную кружку. Она не видела, кто. Хлебнула воды. Бессмысленно посмотрела кругом и пошла. Она должна найти его. Где бы он ни был! Что бы ни было с ним!
Вера шла по белым мостам, мимо заиндевевших мертвых трамваев, уснувших, со смеженными ставнями магазинов. Она видела Сергея то с восково-прозрачным бескровным лицом в бинтах, то неподвижным.
У пустоглазого фонаря стоял пьяный детина в распахнутой черной шубе. «Вот, наверное, такой стрелял в Сергея», — с ненавистью подумала она, отворачиваясь от налитого кровью лица пьяного. Такой сброд вылез наружу.
В первой больнице ей сказали, что ни одного Бородина у них нет. Во второй нашелся Бородин, но он был лет сорока.
Оставалась одна, последняя больница. «Если нет там, тогда все, тогда...» — он она оборвала ату мысль.
Вечерело. Синие тени от деревьев исполосовали сухой, визжащий под каблуками снег. Последняя больница... Мимо состарившихся дуплистых лип, замедляя шаг, она прошла к последней надежде.
— Здесь Бородин! — ударили праздничным благовестом слова сиделки. «Здесь он! Жив, здесь Сергей!» — подхватило сердце этот звон в груди.
Вера встала на пороге громадной палаты. Закат окрасил лица раненых, подушки в одинаковый багряный цвет. «Где Сергей? Который?»
— Верочка, ты? — услышала голос и, словно слепая, незряче вытянув руки, бросилась в ту сторону.
Припала к его груди, не в силах выговорить ни слова. Он гладил ее незабинтованной рукой по голове, по мокрым щекам.
— Пришла. Как ты?.. Как ты?.. Ведь ты больная.
Она качала головой. «Нет, нет, я не больна, нет».
Потом села на кровать, не отрываясь, смотрела влажно блестевшими глазами на исхудавшее лицо Сергея. Он взял ее тонкую, совсем детскую руку за запястье. Мягко сжал. Погладил. Счастливо улыбнулся.
— Ну, что ты? Что ты? Ведь никогда не плакала!
«Да, я очень редко плакала, но сегодня я не могу, не могу». Погладила Сергея по заросшим щекам.
— Я тебя очень ждала. Ты обещал.
Он прикрыл глаза:
— Да, обещал, но видишь... Рука и грудь...
Моргнул пушистыми ресницами. У него был сияющий счастливый взгляд.
— Верочка, милая, как же ты пришла? Ведь ты больна.
— Нет, я здорова.
— Вот встану на ноги, и мы поедем с тобой на Урал. Николай нас ждет. Он тебе передавал привет. Мы там еще поживем!..
Вера опустила глаза, начала быстро теребить ворсинки на одеяле. К горлу поднялся вязкий ком и застрял там. Сергей, все так же восторженно улыбаясь, говорил о том, как они будут работать на Урале, как хорошо быть всем вместе.
«Так уже было однажды: я не могла поехать... Так уже было», — с отчаянием подумала она.
Словно кидаясь с крутизны, сказала:
— Ты не сердись... Ты не сердись, Сережа, но завтра я уезжаю на калединский фронт. В отряде не хватает медиков. Ты понимаешь, Сережа?
Она не договорила. Улыбка поблекла на лице Сергея, угасли веселые светлячки в глазах. Он стиснул спинку кровати так, что побелела рука.
Вера дотронулась пальцами до его заросшей щеки.
— Когда я вернусь оттуда, я приеду к вам. Ведь это скоро. Наверное, через месяц.
На скулах Сергея ходили тугие желваки.
— Можно попросить, чтоб направили на Урал, — хрипло выговорил он.
— Нет. Там не хватает медиков, Сережа.
«А если действительно попросить? Ведь тогда вместе со всеми... Нет! Никак нельзя. Там нет людей... Как было бы хорошо на Урал!.. Нет, я не хочу быть трусихой. Надо ехать. Надо... Но ведь он ранен. Как он здесь один?.. Но ведь я уже сказала, что поеду. Иначе нельзя. Нет. Урал подождет».
Сергей молчал.
За окном густо синела ночь. Надо было идти. Предстоял путь через весь город, через морозное запустенье.
— Тебе надо идти, — сказал Сергей, — ты не поспеешь.
— Нет, поспею.
— Нет, тебе надо идти.
— Я пока не пойду, — ответила она, упрямо наклонив голову.
Неужели они расстанутся так, неужели он будет сердиться?
Он усмехнулся.
— Почему-то у нас все время так получается...
Вера кивнула. «Да, Сережа, так».
Сергей нашел ее руку, сжал.
— Ты знаешь, Верочка, мне очень горько, ты понимаешь, и больно, что я так и не сумел тебе ни сказать, ни показать, что ты для меня значишь. Ведь...
— Не говори, Сережа, не говори. — Вера прижалась губами к его сухим, опаленным жаром губам. — До свидания, Сережа. До свидания, милый. Жди. Я приеду, — встала и быстро вышла из палаты.
Она не могла ничего больше сказать ему, не смогла ответить сиделке, о чем-то спросившей ее. Теперь это было ей не под силу.
Глава 40
На стволах винтовок дрожал трепетный отсвет чадных факелов. Он красил в багрянец красногвардейцев, стоящих в нетопленом зале Михайловского замка. Со стола, принесенного из дворцовых покоев, захлебываясь морозным воздухом, напористо говорил председатель райкома:
— Каледин мечтает создать юго-восточный союз, отрезать нас от нефти, хлеба и угля, задушить нас голодом. Но это ему не удастся! Даешь Донбасс!
— Даешь! — рявкнула грозно толпа красногвардейцев.
— Даешь! — отозвался древний потолок.
На стол взобрался новый оратор.
Вера, примостившись у мраморного ледяного подоконника, огрызком карандаша торопливо дописывала письмо Лене Кругловой. Весь день было некогда. Весь день шли сборы в штабе.
«Ухожу на фронт. Если со мной что случится, знай, что я на это пошла вполне сознательно. Революция без жертв не бывает. Победа все равно будет за рабочим классом. А тебе поручаю: подготовь маму...»
Нахмурилась. Что еще? «Да, пусть подготовит маму».
Сзади кашлянул кто-то. Почувствовала взгляд. Хирург Серебровский в ладной шинели, выбритый, щурил язвительные глаза. Она сложила неловко письмо. «Опять отпустит шуточку».
