— Что это вы? — удивился Козма.
— Можно мы будем служить вам всегда! — выпалил Гуго.
— Почему?
— Вы добрые люди. Рыцари, но не гнушаетесь делить стол с простыми воинами. Вас любит Господь.
— С чего взял?
— Вы уцелели в жестокой сече, где погибло столько воинов! На тебе, господин, даже ран нет, хотя мы видели, как стрелы летели в тебя роем! И падали бессильные под ноги… Из всех наших остались живы только мы — потому что стояли рядом с вами. Это милость господня…
— Говорил я тебе, что здесь люд наблюдательный! — сказал Козма Иоакиму по-русски. — Все подмечают. Это не у нас: бежишь утром на работу на автопилоте, по сторонам не смотришь… Кстати, почему, Аким, на тебе раны есть, а на мне — ни царапинки? Почему стрелы, летевшие в меня, падали бессильные?
— Будет тебе! — ответил Иоаким, притворно роясь в сумке.
— Свой блок на меня повесил?
— Ты ж стоял со своим арбалетом, как телеграфный столб в чистом поле. Чудо, а не мишень! Я хоть за щитом прятался…
— Скотина!.. А если б выглянул из-за щита — и тебе в глаз?!
— Если бы да кабы… — пожал плечами Иоаким. — Что сейчас считаться? Подержал немного блок, когда рядом стояли, потом уже сил не было. Сам знаешь, долго не могу. Когда ты с дубиной на сарацин набросился, я еле шевелился…
— Собирался хоть раз тебя спасти. Надоело быть обязанным жизнью. Скоро пальцев на руках не хватит все случаи пересчитать.
— Ты свой счет оплатил и закрыл.
— Не припомню.
— Когда вышел в то утро на дорогу.
— А ты бы не вышел?
— Не знаю…
— Может, и вправду следовало остаться в лесу и позволить сарацинам тебя увести, — задумчиво сказал Козма. — Вызвал бы затем по рации Диму Колбина, тот прилетел на автожире, и мы бы этих козлов из автомата…
— Хорошая мысля приходит апосля?
— Просто побоялся, что они тебя на месте прирежут. Ты ж у нас в языках не силен. Сказал бы не то…
— Знал я, что сказать. Но все равно спасибо. Без тебя не выбрались бы.
— Рано благодарить! — заметил Козма, оглядываясь на мрачные холмы из конских и людских трупов (языки пламени выхватывали их темноты). — Не дошли пока…
Он вдруг заметил, как оба оруженосца с напряженным вниманием следят за их беседой, переводя взоры с лица Козмы на лицо Иоакима — и наоборот.
— О людях забыли! Они, наверное, думают: из-за них спорим!
— Вы будете с нами все время, что мы останемся в Леванте, — сказал Иоаким оруженосцам по-латыни.
— Это долго? — поинтересовался Гуго.
Иоаким в ответ только пожал плечами. Оруженосцы понурились.
— Дай им денег! — посоветовал Козма. — Здесь это главная награда. Награбил, ведь? Мародерствовал?
— Здесь нет мародерства, — спокойно ответил Иоаким, — Только добыча. Ее мы собирали по древнему праву и в полном согласии с другими победителями. Договорились. Сеиф забирает обратно коней, что продал нам в греческом селении, а также оружие и снаряжение павшей пехоты. Возвращает свое, короче. Рено приватизирует лошадей убитых сарацин, их снаряжение. Нам с тобой и оруженосцам выделяют десять коней на всех по нашему выбору. Что каждый нашел на мертвых телах, принадлежит только ему.
— А Роджеру?
— Ему ничего не надо. Он святой.
— Кто так решил?
— Ты не заметил? Мы бились дважды до Масличного ущелья, он не взял себе даже гвоздя.
— Если вдруг возмутится вашим дележом?
— Каждый отдаст ему треть добычи.
— Все предусмотрели… Так есть деньги?
Иоаким полез в кошель, высыпал на ладонь груду монет и стал двигать их на ладони, пытаясь рассмотреть достоинство при свете костра. Козма молча сгреб все и высыпал на одежду, прикрывавшую колени Гуго.
— Поделите поровну! — сказал на лингва-франка. — Это вам за хорошую службу!
Оруженосцы кинулись целовать руки друзей. Затем увлеченно занялись дележом.
— Лихо! — мрачно прокомментировал Иоаким по-русски. — Сами-то с чем останемся?
— Только не говори, что отдал последнее!
— У нас, как у компьютера, есть защита от дурака, — согласился Иоаким. — Но тебе ничего не покажу. Опять раздашь. Ты у нас святой, вроде Роджера.
— Я справедливый. Где мы были бы, если б парни не прикрыли нам спины?
— Здесь это делают за меньшую плату, — вздохнул Иоаким. — Из верности к господину. К щедрости не привыкли. Разбалуешь мужиков! В следующий раз поленятся без денег.
— Наоборот — будут ревностнее в бою. Пусть радуются! Им тоже досталось. С такими ранами у нас лежали бы в клинике да охали. А они еще добычу собирали, еду готовили.
Друзья замолчали. Их размышления прервал окрик. Воин Рено, охранявший пленных, преграждал дорогу направлявшемуся к костру Ярукташу.
— Пусти его! — велел Иоаким.
Охранник отступил. Евнух подошел и склонился в поклоне.
— Господин, ты добрый человек, — сказал, глядя Козме в глаза. — Вели дать моим воинам хотя бы воды.
— А то есть хочется, аж переночевать негде! — хмыкнул Иоаким.
Козма глянул на оруженосцев: они уже закончили делить деньги.
— Дайте сарацинам воды и хлеба! Помогите им разжечь костер — ночи холодные.
Гуго с Бруно духом бросились исполнять приказ.
— Может, им еще спинку почесать? — ядовито осведомился Иоаким по-русски. — Я могу. Кистенем…
— Они ж пленные!
— Нас с тобой в плену не больно-то кормили! Забыл?
— Их не учили принципам гуманизма.
— Откроем курсы? Для аборигенов двенадцатого века?
— Будет тебе! — нахмурился Козма. — Что набросился?
— Не могу забыть лица, с какими они в меня копьями пыряли.
— Ты в ответ тоже не улыбался…
Козма посмотрел на евнуха. Тот стоял, прислушиваясь и внимательно поглядывая на друзей. Козма указал ему место на кошме рядом с собой. Ярукташ с готовностью присел.
— Не дам! — мрачно сказал Иоаким, убирая сосуд с водкой. — Самим мало!
— Ему нельзя — мусульманин.
— Видел я этих правоверных! В три горла хлещут! Ладно кормить, но еще и выпивка… Слишком много счастья гаду!
Козма придвинул евнуху блюдо с вареной конской требухой. Тот жадно набросился на мясо. Но ел аккуратно, подхватывая капавший с кусков сок ломтиком лепешки. Насытившись, запил ужин кубком воды и снова поклонился.
— Ты настоящий рыцарь, господин! Ешь за одним столом с побежденными. В Сахеле так поступает только Саладин, да продлит Аллах его дни!
— Прежде, чем сесть за стол после битвы, твой благородный господин велел зарезать три сотни пленных воинов-монахов, — сердито сказал Иоаким. — А одного зарубил лично — прямо у стола.
— Господин говорит о рыцаре Рено, известного также под именем Шатильон, — наклонил голову Ярукташ. — Саладин действительно убил его. Рыцарь был виноват перед султаном. Он много лет безжалостно грабил караваны правоверных, многих убил, нагло держал взаперти захваченную им сестру Саладина. Даже в плену он вел себя непочтительно: взял кубок с водой, который султан дал в руки королю франков.
— А чем провинились воины-монахи?
— Они столько досаждали султану! Грабили наши селенья, убивали людей… Не было у правоверных более ярых врагов. Султан поступил жестоко, но справедливо.
— А главное — мудро! Нет людей, нет и проблем…
— Осмелюсь спросить господина, — вновь склонился Ярукташ. — Что он намерен делать с нами?
— Резать не будем, не бойся! — хмыкнул Иоаким.
— Сарацин взяли в плен воины Рено, — сказал Козма. — Вы его трофей. Он и будет решать.
— Вы тоже сражались с нами, поэтому имеете право на свою часть добычи.
— Ты это к чему? — заинтересовался Иоаким.
— Возьми меня, господин, к себе, — поклонился Ярукташ Козме. — Поверь, я буду полезен.
— Конечно! Такое счастье! — развел руками Иоаким. — Это то, о чем мы мечтали всю сознательную жизнь.
— Вы чужие люди в Сахеле, — невозмутимо продолжил евнух. — Вы не знаете людей, обычаев, дорог… Я могу стать хорошим проводником и помощником.
— Дело говорит! — согласился, подумав, Козма. — Тебе-то какой интерес нам помогать? — спросил Ярукташа.
— Юный рыцарь посадит меня в подвал, где я буду долго ждать выкупа. Еще и цепью к стене прикуют. Вы путешествуете, с вами лучше.
— Рено не отдаст пленника, за которым стоит выкуп, — сказал Иоаким.
— У него мои доспехи и меч, — возразил Ярукташ, — он уже получил много. Выкуп за меня сейчас истребовать сложно. Эмиру Иерусалим проще направить к замку баронессы две сотни воинов, и Рено будет вынужден лично вывести меня за ворота. Объясни ему это, господин, и он не станет возражать. Особенно если ты присовокупишь к словам пару коней из своей добычи.
— Он и про коней знает! — всплеснул руками Иоким. — Вот лиса!
— Франки разговаривают громко, а у меня хороший слух, — ухмыльнулся евнух.
— Я поговорю с Рено, — сказал Козма.
