— Как они попали в Левант?
— Приехали поклониться Гробу Господню и другим святыням, а тут примкнули к Роджеру.
— Они молоды?
— Козма будет постарше покойного барона — седина в бороде и в волосах. А вот Иоаким — в самом расцвете сил. Высокий, как ливанский кедр, могучий и отважный. Оруженосцы рассказывали: он косил сарацин кистенем, как селянин — пшеницу косой. Сарацины падали у его ног, моля о пощаде, но рыцарь был глух к их мольбам, мстя неверным за раны Господа нашего. «Племя адово! — кричал он, поднимая свой кистень и опуская его на головы врагов. — Доколе чинить вы будете обиды христианам? Отправляйтесь в ад, к Люциферу! Там вам самое место!..»
Этот монолог служанки Алиенора почему-то выслушала с напряженным вниманием. И даже позволила Берте высказать все, что та думает о доблестных иноземных рыцарях, встающих на защиту Святой Земли.
— Он красив? — спросила Алиенора, отворачиваясь к зеркалу, чтобы служанка не заметила ее вспыхнувших щек. Баронесса запоздало сообразила, что служанка может увидеть ее отражение, но Берта была слишком увлечена повествованием. Алиеноре пришлось долго ждать, пока служанка, изливавшая патетические словеса, вспомнила, о чем ее спрашивают.
— У него черные волосы и карие глаза, — принялась рассказывать Берта. — Волосы длинные, ниспадают на плечи, чувствуется, что их давно не трогала гребнем заботливая женская рука. Черты лица у рыцаря правильные: нос прямой, губы тонкие, зубы белые и ровные. Борода его старила, но сейчас ее нет: Иоаким велел принести бритву и сбрил ее. Теперь у него на подбородке кожа белая, отличная от загорелой на лице, — служанка прыснула. — А вот Козма бороду брить не стал, только подрезал ножницами. И волосы…
— Откуда знаешь? — сощурилась Алиенора.
Пришла очередь служанки краснеть. Она потупилась, даже сделала попытку убежать, но, остановленная властным жестом хозяйки, осталась на месте.
— Говори! — строго велела баронесса.
— Гости утром велели подать им горячей воды для полного омовения, — тихо промолвила Берта, не поднимая головы. — Это так удивительно для христианских рыцарей! Я помогала слугам носить воду, наливала ее в лохани, а потом…
— Спряталась за шторой, чтобы подглядывать, — безжалостно продолжила Алиенора.
— Госпожа!..
— Любопытство — грех, но не смертный, — успокоила Алиенора. — Отец Лотарь легко дарует тебе прощение. Я попрошу его о снисхождении.
— Мне было так интересно, госпожа! Я никогда не видела иноземцев без одежды! Вдруг они отличаются от нас?!
— Отличаются? — спросила Алиенора, ощущая непонятное томление в крови.
— Нет! Они хорошо сложены! Особенно Иоаким! У него стройное, крепкое тело, длинные, сильные ноги и руки, ну и остальное… Он действительно паладин, который храбро сражался с врагами. На теле его раны, из которых сочилась кровь…
— Он сильно страдал?
Баронесса спросила почему-то низким, грудным голосом.
— Сказать правду, не очень. Они с Козмой разговаривали, смеялись…
«Веселый!» — почему-то радостно подумала Алионора. Но сказала другое:
— О чем они говорили?
— Не знаю, госпожа! Их язык мне незнаком. Другие слуги тоже не понимают, я спрашивала.
— Как же они отдают приказания оруженосцам?
— Оба говорят по-латыни. Козма еще знает прованский и франкский…
— А Иоаким?
— Только латынь. Хотя в плену у сарацин отчасти обучился речи, обычной в Леванте.
— Он был в плену?
— Как рассказывали оруженосцы, обоих иноземцев захватили сарацины, когда те совершали паломничество. Козма и Иоаким шли как обычные пилигримы, без оружия. Наверное, дали такой обет. Они не знали, что в Леванте война.
— Их выкупили?
— Эмир Иерусалима отпустил их. Козма вылечил его больную жену.
— Так это он тот добрый лекарь, что лечил сарацин?
— Да, госпожа!
Алиенора задумалась. Берта стояла рядом, ожидая, что госпожа спросит о чем-то или отошлет ее. Но баронесса молчала, машинально вертя на безымянном пальце левой руки перстень — обручальный подарок покойного барона. Затем вдруг стащила его и положила на столик перед зеркалом.
— Спрячь в шкатулку!
Берта повиновалась. «Давно пора! — подумала, пряча улыбку. — В Леванте траур долго не носят. Рено ждет! Он обещал мне сто безантов, если я уговорю баронессу, и я их получу! С таким приданым я выйду замуж за рыцаря! Пусть не знатного рода, но мои дети станут рыцарями!»
— Мажордом спрашивал: кого звать к обеду? — спросила Берта, видя, что хозяйка все еще пребывает в раздумье.
— Роджера, обоих иноземцев… — Алиенора помедлила. — Рено… раз он стал рыцарем. Кто еще в свите комтура?
— Четверо туркополов. Один из них, Сеиф, правая рука Роджера, его давний соратник.
— Пусть зовут Сеифа.
— Посадить сарацина за один стол с христианами! — возмутилась Берта. — Как можно? К тому же Роджер плох и вряд ли выйдет к столу.
— Туркопол сражался рядом с господином, — холодно ответила баронесса. — Проливал свою кровь. Покойный барон тоже пировал с дружественными нам сарацинами и не видел в том ничего зазорного.
Служанка покорно поклонилась. И вдруг спросила лукаво:
— Прикажете звать и других спутников комтура: его безрукого оруженосца и девушку?
— Какую девушку?
— Вы послали Рено в греческое селение за франками, отбившимися от войска. Там Рено узнал, что воинов забрал Роджер, как и подать, что причиталась вам. Комтур оставил в селении своего раненого оруженосца (бедный мальчик потерял руку!), и христианскую девушку, которую они по дороге отбили у сарацин. Рено велел отвезти обоих в замок, а сам пустился вдогонку за Роджером. Настиг его в Масличном ущелье, где комтур, потеряв почти всех своих воинов, из последних сил отбивался от сарацин. Оруженосец, его зовут Ги, и девушка, ее имя Стелла, приехали на повозке поздно вечером; я не стала будить вас, чтобы рассказать.
— Какого происхождения Ги?
— Благородного. Из родовитой аквитанской семьи. Он еще очень слаб после ранения, но ходит.
— Кто девушка?
— Обычная поселянка. Я думала взять ее к себе помощницей. Она смышленая, умеет читать и хорошо играет на сазе.
— Зови обоих!
Лицо Берты выразило такое изумление, что Алиенора улыбнулась:
— Стелла будет играть на сазе. У нас нет музыкантов. Покойный барон взял их с собой на битву, но никто не вернулся.
Когда Берта убежала передавать распоряжения, Алиенора подошла к окну и долго смотрела на двор замка, где шла необычная по этому времени суета. Спешили по делам дворовые слуги, конюхи выводили коней, чтобы те, застоявшиеся, разогрели кровь и пощипали за стенами зеленую травку, в ворота замка въезжали повозки с припасами, и кастелян принимал их у дверей подвала, все перевешивая и пересчитывая. Алиенора представила, как в огромной кухне замка сейчас пылает огонь, повара суетятся у очага, зажаривая цельные туши баранов, а также гусей и кур, как виночерпий с помощниками вытаскивают из подвалов замшелые бочки, выбивают пробки и разливают густое, темно-красное вино по кувшинам. Такого здесь не было с тех пор, как покойный барон ушел на войну. Жизнь в Азни после его похорон словно остановилась, дни тянулись тягостно и уныло, омрачаемые скверными новостями о войне, которые приносили редкие пилигримы и забредавшие ненадолго в замок проезжие рыцари, спешившие в еще не занятые сарацинами порты. Они с завистью говорили, что Азни — Богом хранимая земля, дальний край Иерусалимского королевства, к которому пока еще не подошел Саладин. Молодая вдова после таких разговоров долго плакала, сетуя на судьбу, что оставила ее, такую юную и цветущую, без надежной защиты. Как ни плох был покойный барон, но за его могучей тушей она жила спокойно, не думая о будущем. А оно в год 1187-й от Рождества Христова представлялось безрадостным…
С приездом гостей в Азни словно возвращались прежние времена, и Алиенора с нескрываемой радостью подумала о предстоящем обеде, где она предстанет… Нет, не безутешной вдовой. Владычной владелицей обширного и богатого баронства, гордой и неприступной. Ну, может, и не совсем неприступной, но гордой обязательно. Баронесса д'Азни не может быть простушкой. Гости могут подумать невесть что! Она ясно даст им понять…
Алиенора замахала руками, отгоняя роившиеся в голове видения, но они не отступили. И она, сдавшись, стала мысленно смаковать свои предстоящие слова и жесты. Да так увлеклась, что не заметила, как во дворе появился Рено, который долго стоял, подняв голову, ожидая, что она заметит красивый рыцарский пояс, который он успел надеть, и подаст ему хоть какой знак. Но она не подала…
* * *
Замок Азни построили недавно, воинственный отец покойного барона, заложивший укрепление на вершине холма горной долины, был больше озабочен высотой и толщиной стен, чем удобствами жителей. Небольшой каменный дом для самого барона и его родных возводили на скорую руку; он был мал, неуютен, с единственным залом на все случаи жизни. В нем покойный барон вершил суд, принимал послов и угощал гостей. Зато дом примыкал к высокой южной стене замка, рядом с воротами; так что при необходимости не составляло труда разглядеть в окно въезжавших мирных гостей или прямо из здания выбраться на стену — рассмотреть гостей непрошеных. От покоев баронессы зал отделяло всего несколько шагов. Это было удобно для барона, когда после обильных возлияний с гостями похоть одолевала его, но отравляло жизнь Алиеноры, которой не давали уснуть крики гостей и их разнузданные песни.
