гражданка?
– Вы стоите на моей ноге! Больно – отдавили!
– Разве? Я не чувствую.
– Вот дундук неполированный!
– Комедь!
– Жуткая! – подхватил другой парень. – Может, Гоша, махнем сегодня на эту английскую кинокомедию? Которую пустили в «Великане».
– А ты слышал, какая она?
– Что, фуфло?
– На ней от глупого смеха челюсти сводит: идиотом себя чувствуешь…
– Ну, я идиотничать не хочу…
– Плати, молодежь, за проезд, а лясы после точите…
– Вот так, синьора, и не выбрался из-за Вас…
– Шофер, остановите!.. Мужчина выйти не успел!
– Это от него зависит, – назидательно прокричал в микрофон водитель, увеличивая, однако, скорость автобуса. – Надо раньше думать, а не спать! Вот если бы не мешали нам работать пассажиры! – Он был коренаст, широкоскул, в клетчатой кепке и куртке. Поминутно протирал тряпкой запотевшие стекла кабины и поглядывал в ветровые зеркала.
– Да, если бы нас, пассажиров, совсем не было, было бы совсем отлично, – сказала в тон ему молодайка, прижатая к кабине.
– Смотрю: Вас опять прибило к нашему бережку, – заметил словоохотливый мужчина.
– Да меня было оттерли, а потом тот противный мужлан…
– Что противный?! Из-за Вас же я застрял…
– Я не Вас имею в виду… И там одна женщина решила, что я в капроне – свои когти пустила по моим ногам…
– Мерзость… Сочувствую…
– Ну, выходит кто на площади? – вмешался микрофонный голос. У водителя кроме внутреннего микрофона, по которому он нет-нет и объявлял названия очередных остановок, был еще наружный рупор, по которому он призывал-увещевал пешеходов соблюдать правила перехода улицы.
– Нет, поезжайте мимо! – отозвались сразу три голоса.
– Я выхожу! – прокричал четвертый – женский голос.
И еще:
– А впередистоящие выходят?
– Знаете, чтоб опечатки не вышло…
– Я почти полчаса ежедневно утром трачу только для того, чтобы вбиться в автобус. А прибавь еще вечер…
– Как Фигаро. Туда-сюда бегаешь… А за опоздание влетит…
– Пройдите вперед! Стоят себе, как истуканы некормленые…
Там что-то зазвенело. Готово: выдавили стекло.
– Ну, пройдите же вперед немного!
– Да стойте спокойно! Ух, какая настырная баба. Еще кулаками работает!
– Ведь можно потесниться чуточку. Я прошу… Кондуктор, попросите!..
– У меня уж язык отнялся, дама, – сказала равнодушно та.
– Не держите заднюю дверь! – крикнул в микрофон водитель, тронув автобус с места. – Ну, давайте утрамбовывайтесь!
Все засмеялись, потолкались, но дверца все равно не закрывалась. Шофер вышел, выругался и толкнул кого-то, после чего дверца подозрительно легко захлопнулась.
– Ну, вот, парня, кажись, столкнул, не могли на сантиметр продвинуться в салоне, – сказал мужчина с рассудительной интонацией.
– Молодой еще – добежит, – сказал женский жалостливый голос.
– У Вас же и философия, тетенька… – сказала девушка. – Молодому человеку и нужно всюду успеть. Иначе ничего-то не успеется у него.
– Не успеется – города не залягут, как бабка говорила.
– Муравейники живучи.
– Но Вы-то, небось, влезли. Влезли – и еще скулите тут…
– А шоферу каково? Может выпасть человек… С него-то спрос…
– Каждый прав.
Женщина с жалостливым голосом и со светлыми, как стало сейчас видно Кашину, глазами навыкате, натурально ойкнула, что автобус, тормозя, заскользил задними колесами и, сильно накренившись, качнулся вбок:
– Что он, с ума сошел? Со вчерашнего дня, наверно.
– А что было вчера?
– Такой же суматошный день.
«Что нами движет? – Заразмышлял Кашин. – Неуправляемость потока… Стихия… пала и на долю землян… вследствие жалкой философии неодержимости, прославления духа наживы и ценности поклонения… Люди нисколько не ведают, какие будут и откуда придут последствия и знать того не хотят… Они лишь роятся в предугадывании бытия своего – и гибельно спотыкаются…»
– Вы все разговоры на «потом» оставьте, а сейчас платите за проезд, – внушительно скомандовала кондукторша.
– Ой, достать деньгу нелегко, так зажали.
– Ой, вы лучше б мне деньги давали…
– А талончики куда же деть? – был рассудительный мужской голос.
– Да, куда?
– В бескондукторном автобусе… прямо в ящичек опустите, и все.
– Так что же, сейчас выйти и другой автобус поискать?
– …А то бесплатно понабрали талончиков у себя на производстве – и вот ездите задаром…
– Глупости Вы говорите… Задаром…
– Нам вместо денег талончики дали.
– Ну, вам их дали, теперь вы их даете нам, и мы, конечно, теряем… – Кондуктор, однако взяла талоны и оторвала взамен билеты.
– Терять ненужно! – отрезал кто-то. – Нужно работать внимательней.
– Вы меня не поняли, гражданка. Я сказала: теряем зарплату – потому, что у нас, кондукторов, существует план-выработка.
– А ведь тот, кто продавал эти талончики на остановках, – у тех тоже имеется план?
– У них – свой. И с нас тоже спрашивают.
– Обалдеть можно.
– Тысячу раз.
– Как у официантки – со столика. Чем больше ты наел и напил, чем больше оставил купюр, тем лучше для плана. И официантка приветливей к тебе…
– Такое же происходит и у нас, в наших северных рыбсовхозах, – сказал седобородый мужчина. – Я инспектор. Так сердце кровью обливается, когда видишь, сколько рыбы-мелюзги мы губим ежедневно – тонкими сетями ловим, а потом всю эту молодь – уже мертвую – опять вываливаем в море. А что нужное – выбираем. Опять же – драконовский план! Куда ты денешься! Сколько одного ерша погубили.
– Ну, ерш – туда ему и дорога, – отпарировал кто-то. Послышался смешок.
– Так зачем же Вы, уважаемый, приехали в город? Жаловаться?
– Толку мало. Я не первый год уже воюю. А послало меня руководство отрасли в издательство, чтобы закупить грамоты.
– Для чего же, старик?
– Да вручать их передовикам.
– Вручать?! Столько рыбы-мелочи губится – и за это награждать?! Это что-то новое. Ну, поудивил ты нас, старик.
Некоторые пассажиры незлобливо рассмеялись снова, а тот, видно, стушевался: замолчал.
– Да, кто был дуб-дубарем, тем и наверх всплывет, – обронил кто-то глубокомысленно для себя. – Всплывет с глянцем, с ореолом. А кто был ничем – и останется ни при чем, при своем. Так и будем свет чадить, контуженые капиталом. Куда нас ведут наши апостолы? Оттого и войны взбрыкивают в наше время.
«А вот они, счастливые, покамест ни о чем дурном не думают, кроме как друг о друге». – Кашину стал лучше виден вздернутый носик и длиннющие ресницы глаз у девушки в голубом капюшоне на голове – ими она моргала часто, словно ей ломко было глядеть перед собой, вверх, и милое лицо парня, который ревностно загораживал ее от всех свои мощным торсом и улыбался при этом. Он улыбнулся в ответ и на ее глупый страх, когда она тихо спросила у него, может ли автобус вдруг перевернуться, и уверенно помотал головой отрицательно. Досказал:
– Скорей мир перевернется.
«Отчего ж произошла эта война? Оттого, что один безумец ее начал? Сколько лет она будет сниться нам?..»
