из крыльев Царского дворца, где размещались мамлюки, с некоторых пор в полном распоряжении Далии — Дауд постарался. Сам он обитает вместе с товарищами-офицерами этажом выше, но ни для кого не секрет, что почти каждую ночь он проводит здесь, со своей… подругой? Возлюбленной? Наложницей? Не зря же она назвала его «мой господин…»
Впрочем, на войне мало кто задумывается о подобных нюансах.
А упомянутая ею беседа, во время которой Дауд хвастал перед сослуживцами новым ответственным поручением самого Императора, действительно имела место. Далия давно обратила внимание, что к вопросам секретности здесь подходят спустя рукава. Хотя — говорили тогда на арабском, а откуда в разорённом, занятом неприятелем городе знатоки этого языка?
— Император собирается оставить Москву. — отвечает мужчина. Он лежит на спине, закинув руки за спину, и смотрит в узкое окошко. Его надо бы закрыть — вливающийся снаружи воздух наполнен отнюдь не осенней прохладой, а гарью и копотью. Пожары в Москве хотя и пошли на убыль, но отнюдь не прекратились, но если закрыть окошко, то в тесной комнатке (право же, больше подошло бы слово «коморка!») очень быстро станет невыносимо душно. Приходится терпеть.
— Император готовится оставить Москву, — повторяет Дауд, — и мне поручено позаботиться о сохранности взятых в Кремле трофеев.
Женщина понятливо кивает. Она знает, конечно, о грабеже, учинённом французами — они тащат всё, начиная от содранного с колокольни Ивана Великого креста и окладов с икон кремлёвских соборов, заканчивая драгоценной посудой и старинными бронзовыми пушками, помнящими ещё польские нашествия и Ливонскую войну.
Но ведь ценности уже второй день, как грузят в фургоны на большой площади? — говорит Далия. Она приподнялась на локте и играет с густыми чёрными волосами на груди мамлюка — наматывает их на пальчик и дёргает, заставляя того вскрикивать от неожиданности. — Я сама видела, только не смогла подойти близко, их охраняют гренадеры Старой Гвардии. Что же поручили тебе? Охранять их в пути? Но ведь ты говорил…
— Император уверен, что главные ценности русские не успели вывезти из Москвы, а потому спрятали в здешних подземельях. Их пытались искать, конечно, но ты бы знала, сколько тут под землёй ходов и залов! Холм, на котором стоит крепость, источен изнутри словно швейцарский сыр, куда там римским катакомбам или парижской клоаке…
Далия кивнула. Ей случалось читать «Отверженных» Гюго, а в римских катакомбах — той их части, что благоустроены для туристов — она не раз бывала на экскурсии.
— И тебе приказали их найти? Как интересно!
— Кремль готовят к взрыву, как только мы оставим Москву. — отвечает мужчина. — Сейчас сапёры подводят пороховые мины под главные башни и прочие постройки. Но взорвать огромную крепость не так-то легко, вот они и используют подземные ходы для забивки камуфлетов.
О готовящемся взрыве Далии известно. Кроме древних пушек, серебряных блюд и позолоченных доспехов из Оружейной палаты, французы взяли в Арсенале уйму новеньких ружей вместе с огромными запасами пороха. Но у Великой армии ружей сейчас больше, чем стрелков, поэтому порох прямо в просмоленных, обитых свинцовыми листами бочонках закладывают в основания стен и башен. Император не собирается отдавать крепость русским в целости и сохранности.
— Для того, чтобы определить, куда лучше закладывать пороховые заряды, Император поручил одному из учёных, находящихся при штабе, тщательно изучить кремлёвские подземелья и построек, составить архитектурные планы. Тот выполнил поручение, но в процессе работы наткнулся на несколько замурованных галерей. Тогда-то и возникла мысль о том, что русские могли спрятать там те ценности, которые не успели вывезти из Москвы.
— И теперь вы будете обыскивать их вместе с тем учёным мсье? — догадалась девушка. — Ой, милый, как интересно! Возьми меня с собой, я тоже хочу…
Дауд с удивлением посмотрел на свою женщину.
— Тебя? Хочешь полазить с нами по подземельям? Учти, там грязно, сыро, нет света…
— Ну и пусть! — Далия вскочила и уселась любовнику на грудь. — Надоело торчать здесь взаперти! Я ведь ни разу даже из Кремля не высовывалась — ты настаивал, что в горящем, полном мародёров городе это слишком рискованно…
Мужчина задумался, потом тряхнул головой.
— Ну ладно, будь по-твоему. Вряд ли это будет опасно. Я как раз сегодня с утра встречаюсь с этим умником, хочу обсудить, с чего лучше начинать поиски. Как мне сказали, это весьма заносчивый тип — чувствую, я с ним ещё нахлебаюсь…
— Вот и хорошо! — Далия захлопала в ладоши. — Уж я-то сумею его убедить, чтобы он помог тебе!
— Уговорила, пойдём вместе. — улыбнулся Дауд. Его ладонь легла на талию, скользнула ниже, на упругие полушария ягодиц. — А сейчас — до побудки ещё три часа, не будем терять времени?..
* * *
— А кто вы, собственно, такой, чтобы я тратил на вас время? У меня уйма дел, и я желаю отвлекаться на всякую ерунду…
Учёный муж отвечал, воинственно задрав острый крысиный носик. Да и сам он всеь был чем-то похож на крысу, отметила далия — серый потёртый сюртук, серая кожа, жидкие слипшиеся волосы, невесть сколько недель не знавшие мыла…
— …ах, сам Император распорядился? — в голосе сквозит неприкрытая ирония. — Может у вас и письменный приказ имеется? Нет? Почему-то, я так и думал. Вот когда получите надлежаще оформленную бумагу — приходите, с удовольствием помогу. А пока — извините, у меня много дел!
И торжествующе глянул на Дауда поверх проволочных очков.
Да, вынуждена была признать Далия, согласием, так нужным для успеха их предприятия, даже не пахнет. Собеседник — то ли математик, то ли архитектор, девушка не дала себе труда запомнить, — с ходу сделал попытку отшить мамлюка. В спрятанных за стёклышками очков глазах, мутных и слезящихся (Далию едва не передёрнуло от отвращения) глаза учёного мужа сквозила неприязнь к человеку иного цвета кожи — похоже, из всех завоеваний Французской Революции он впитал лишь привычку к неряшливости да крайнее высокомерие. Но это не страшн. Далии и не таких типов приходилось убалтывать в бытность свою в Сорбонне, да и внешние данные сыграли свою роль — на протяжении всей беседы учёный муж не отрывал взгляда от её декольте и то и дело облизывал губы.
«…мерзость какая… а куда деться? На что не пойдёшь ради службы Императору!..»
Короткий взгляд на Дауда — мамлюк едва сдерживается. Смуглое лицо пошло лиловыми пятнами, костлявые пальцы судорожно сжимаются и разжимаются. Видно, что больше всего ему хочется сейчас раздавить очкастую крысу, размазать по кирпичной стене.
«…нет, дорогой, нельзя. Сейчас — нельзя. Может быть, потом, когда дело будет
