клочок бумажки от одного из сложенных перед ней чеков. Написав свой номер, она протянула бумажку мне: — Если что, мое имя Анниша. Прости, твое я забыла.
Ровно в восемь утра Луис стоял у входа в отель. Однако в этот раз он был не на такси.
— Думаю, мы можем начать с небольшой прогулки. Я люблю ездить, но лучше всего знакомиться с городом гуляя пешком.
Прошлым вечером Луису удалось убедить меня, что мне следует потратить оставшееся в Барселоне время наслаждаясь ее архитектурой. Он заявил, что это важнейший вклад Барселоны в мировое искусство.
— Здесь есть девять зданий, которые считаются мировым наследием ЮНЕСКО. Гауди и все те прекрасные современные каталонские здания, которые мы видели вчера вечером. Но архитектура в Барселоне — это не просто какой-то экспонат из прошлого. Мы и сейчас очень ценим эти работы, — Луис объяснил, что город был домом для более чем пяти тысяч архитекторов: — Бьюсь об заклад, ты не сможешь найти больше архитекторов в одном городе нигде в мире.
Я не стал с ним спорить. Он рассказал мне о зданиях Жана Нувеля, Захи Хадид, Фрэнка Гери, Ричарда Роджерса. До этого я слышал только о Гери, но не стал признаваться.
Мы гуляли по городу целый день, прервавшись лишь на ранний ланч. Иногда мы проезжали несколько остановок на автобусе, но большую часть времени ходили пешком, вытягивая шеи и вертя головами по сторонам, рассматривая здания вокруг нас.
Мы посмотрели «Дом Мила», построенный Гауди. Его волнообразные стены, будто бы сточенные водой камни, кованые решетки балконов напомнили мне о потерянной Атлантиде. Определенно город на дне океана мог бы выглядеть именно так. Мы прошли по парку Гуэля с похожей на гриб будкой на входе, мозаичной скульптурой ящерицы, круговой, украшенной черепицей эспланадой. В конце дня мы отправились туда, где были вчера вечером, к храму Святого Семейства, незаконченному творению Гауди, доказательству его проницательности и его веры.
— Я очень люблю это место, — задумчиво сказал Луис, любуясь на четыре устремленных вверх шпиля. — Я уже успел рассказать вам, что мой прапрадедушка работал здесь на стройке?
— Правда? — удивился я. — Он был каменщиком?
— Нет, — сказал Луис. — Думаю, что просто подмастерьем. Он наверняка проводил много времени толкая тележки и перевозя кирпичи. Но, знаешь, как Джулиан говорил, нет незначительной работы. Мне нравится думать, как он, потный и грязный после рабочего дня, поднимал глаза к небу и видел, что над ним — эта великолепная церковь, зная, что без усилий его мускулов и его времени ничего этого просто не произошло бы.
Поздним вечером Луис проводил меня до отеля. У него были еще дела, так что мы оба не хотели засиживаться допоздна. Мой самолет улетал в восемь утра на следующий день, и Луис настоял на том, что заедет за мной в пять и довезет до аэропорта.
Оказавшись в номере, я заказал ужин, написал пару заметок в блокнот, а затем достал телефон, чтобы отправить сообщение Адаму. Я скучал по нему не меньше, чем в Мексике. Меня поражало, как я мог проводить столько времени, не звоня ему и не заезжая, когда я был дома. Я начал сообщение с жалоб: «Я так скучаю по тебе, приятель». Но потом подумал о печали во взгляде Адама, когда я целовал его на прощание перед поездкой в Стамбул. И стер сообщение. Я хотел быть рядом с ним, пусть даже только в форме сообщения, а не подчеркивать мое отсутствие. Так что вместо этого я написал о храме Волшебника и о руинах майя, которые мне довелось увидеть. Я написал о пении птиц, скрывающихся в листве деревьев, и о пумах, что бродят по лесам Юкатана, — и как мне ужасно повезло, что я ни одной из них не встретил. А потом я написал, что сегодняшний день провел в Барселоне.
Помнишь, прошлым летом мы строили замки из песка на пляже и с помощью капель мокрого песка пытались сделать их башенки высокими и острыми? Именно так и выглядит та церковь, которую я вчера видел. Она покрыта остроконечными башенками. И ее спроектировал человек по имени Антонио Гауди, и спорю на что угодно, когда он был мальчишкой, он тоже строил замки из песка, так же как ты.
Я задумался. Затем написал:
Когда я вернусь, мы с тобой поедем на пляж на выходные.
Я понимал, что опасно давать обещания, но я собирался сдержать его во что бы то ни стало. Если бы я не справился, это разбило бы сердце мне, да и Адаму тоже.
Первые лучи солнца еще только начали появляться над горизонтом, когда Луис высадил меня из такси у терминала. Он был столь же бодрым и веселым, как обычно, но явно заметил, что я еще поглощен своим обычным утренним унынием. Доставая мой чемодан из багажника, он с тревогой взглянул на меня:
— Джонатан, ты уверен, что ничего не забыл?
Я проверил: кошелек и паспорт лежат в кармане, — и тут на меня накатила паника. Талисманы! Висит ли мешочек у меня на шее? Я не чувствовал его.
Я расстегнул куртку, чтобы нащупать мешочек под футболкой, и, разумеется, он был на месте. Как я мог не заметить его? Казалось удивительным, что, несмотря на то что сейчас он был тяжелее, чем когда-либо, мне больше не казалось, что кожаный ремешок впивается в шею. Я достал мешочек из-под рубашки и засунул его в карман. Мне же придется еще положить его в пластиковый контейнер на пункте досмотра.
Пройдя регистрацию и оказавшись в зоне вылета, я нашел тихий закуток и позвонил Аннише. Должно быть, у нее уже поздно, может, около полуночи, но я очень хотел поговорить с ней, услышать, как дела у Адама. Когда она ответила, я извинился за столь поздний звонок, но, казалось, она была рада меня услышать.
— Я так рада, что ты позвонил, — сказала она. — Сегодня в школе было небольшое происшествие, о котором я хотела с тобой поговорить. Видимо…
Анниша замолчала. И я услышал тоненький голос на заднем плане.
— Мама, — говорил Адам, — я не могу заснуть.
— Ох, милый, — я слышал, как ответила Анниша. — Иди сюда и посиди со мной. Хочешь поговорить с папой о том, что тебя тревожит?
Когда Адам подошел к телефону, я спросил, как у него дела.
— Нормально, — ответил он тихим голосом.
— Что нового? — вновь попытался я.
— Ничего.
Затем я услышал голос Анниши:
— Помнишь, ты хотел рассказать папе, что произошло в школе?
