Поздно вечером 6 декабря Москву посетила очередная заграничная знаменитость: ансамбль из ФРГ «Бони М». Надеюсь, сегодняшняя молодежь тоже знает этот коллектив, а в те годы он был на самом пике популярности. Группа выходцев с Ямайки в лице трех женщин (Лиз Митчелл, Мейзи Вильяме, Марши Барет) и одного мужчины (Бобби Фаррел) вот уже два года взрыдала Европу своими хитами. В Советский Союз песни ансамбля проникли более года назад, а первый показ по ТВ состоялся только в этом году — в начале февраля в «Мелодиях и ритмах зарубежной эстрады». Короче, «Бони М» в Москве обожали не меньше, чем «АББА» или «Смочков». Перед прилетом в столицу СССР ансамбль три недели гастролировал в ФРГ, два дня выступал с концертами в столице Ирландии Дублине, затем посетил Англию и только потом завернул в Москву.
На следующий день после приезда гости отправились гулять по столице. Причем в самом начале вышел конфуз: Фаррел собрался гулять в одном костюме, видимо, запамятовав, что находится не на родной Ямайке, где круглый год стоит жара. Пришлось срочно подыскивать ему шубу. Гости сначала посетили Ленинские горы, после чего поехали в Кремль, на Красную площадь. В этой прогулке их сопровождала творческая группа с Центрального телевидения во главе с режиссером Евгением Гинзбургом и диктором ЦТ Татьяной Коршиловой. Вся прогулка снималась на видеопленку, чтобы в будущем из этого получился фильм.
В съемках блокбастера «Москва слезам не верит» наступил вынужденный простой. 7–8 декабря, в 8-м павильоне, в декорации «квартира профессора» должны были снимать один из самых крамольных эпизодов — соблазнение Рачковым Катерины. Однако съемки были сорваны по вине художника Меньшикова, который не сумел к сроку подготовить декорацию. Два дня Меньшов ждал, что все будет «тип-топ», но когда утром 8 декабря ему сообщили, что декорация все еще не готова, нервы его не выдержали. Режиссер взял в руки перо и бумагу и накатал на художника «телегу». Художника на первый раз предупредили.
А Москва тем временем стоит на ушах от приезда «Бони М». Все хотят попасть на концерты в ГЦКЗ «Россия», но всех желающих, естественно, зал вместить не может. Поэтому попадают туда только избранные. Например, композитор и певец Евгений Мартынов. Правда, поначалу он хотел отказаться от этого похода. Дело в том, что человек, которого он попросил достать три билета (себе, брату и молодой жене), затребовал за них астрономическую сумму — по 250 рублей за штуку. У Мартынова аж челюсть отвисла. И было от чего: на билетах черным по белому стояла госцена в 5 рублей, а «доставала» требовал за них сумму в 50 раз больше. Поэтому Мартынов взревел: «Да ты что, белены объелся?! Сам-то ты идешь на концерт?» «Конечно, иду, с женой», — последовал ответ. «И что, за два своих билета ты тоже пятьсот рублей выложил?» «Доставала» потупил очи долу. Мартынов сразу все понял. «Значит так, — вынес он свой вердикт. — Мартынов, возможно, дурак, но не до такой степени. За такие деньги нужно три месяца грузчиком вкалывать или полгода — дворником. Вы хотите, чтобы вся Москва меня на смех подняла?» И дальше — нецензурная лексика. «Доставала» понял, что переборщил, и сразу снизил цену чуть ли не вдвое — попросил за один билет 150 рублей. На том и сговорились.
А вот как вспоминает о своем посещении концерта «Бони М» морозным вечером 8 декабря Татьяна Друбич: «Бони М» в Москве — это шок, сенсация. Москву трясло. Билеты распространялись через профкомы и партийные организации. Началась спекуляция и обмен билетами. В нашей институтской компании я тянула жребий и вытащила билет. Он стоил 4 рубля. В Москве стояли жуткие холода. У концертного зала «Россия» парень, специально приехавший из Краснодара, чтобы увидеть «Бони М», упал Передо мной на колени, держа в одной руке стольник, а в другой полтинник, и слезно умолял отдать ему билет. Искушение забрать сто пятьдесят рублей и уйти греться в другое место, конечно, было страшное, но я была делегирована от компании и пошла на концерт, о чем не жалею.
Публика была в основном солидная, напряженная. В основном был партийно-хозяйственный актив. Они совершенно не знали, как себя вести, потому что это был шок, это была почти откровенно эротическая музыка. Со мной рядом сидела пышногрудая женщина в пушистой ангорской кофте, которую весь концерт волновало. Она вздыхала: «О господи! О господи!», когда Бобби Фаррел бегал по креслам, а Лиз Митчелл спускалась и тащила на сцену кого-нибудь из зала. Это было очень здорово!..»
Кинорежиссер Эльдар Рязанов продолжает попытки пробить постановку фильма «О бедном гусаре замолвите слово». Как мы помним, он отдал сценарий фильма главному редактору Госкино Богомолову, чтобы тот вынес свое окончательное решение. Произошло это сразу после ноябрьских праздников. Однако минул уже почти месяц, а воз и ныне был там. Рязанов пытался достать Богомолова, но того постоянно не было на месте: то он на совещании, то куда-то уезжал. Наконец Рязанову удалось поймать неуловимого главреда на его рабочем месте. Но ответ Богомолова режиссеру не понравился: тот сообщил, что сценарий прочитал, но принять автора не может, поскольку завтра отбывает за границу в служебную командировку. Рязанов понял, что это его единственный шанс расставить все точки на «i», и стал чуть ли не умолять принять его перед отъездом. Видимо, делал он это так убедительно, что Богомолов сломался. Однако та встреча оставит у Рязанова горький осадок. Вот как он сам ее описывает:
«Когда я вошел к нему в кабинет, он, не отрывая глаз от какой-то рукописи, не глядя на меня, протянул мне сценарий и сказал:
— По тематическим причинам нам этот сценарий не нужен. У нас уже много картин на историческом материале.
Я ждал разговора, но Богомолов держал вытянутую руку со сценарием и продолжал якобы читать рукопись, тем самым давая понять, что встреча наша окончена.
Я вспыхнул. Кровь бросилась мне в голову. Это был отказ, причем бесцеремонный, не обставленный хотя бы из приличия политесом и демагогией.
Я взял сценарий и произнес:
— Ну да! Сценарии о чести и совести вам действительно не нужны. Их у вас навалом!
И, не прощаясь, вышел из кабинета, хлопнув дверью. Аудиенция продолжалась не больше двух минут. Все произошло мгновенно. Когда я отдавал сценарий Богомолову для чтения, я, естественно, предполагал, что результат может быть отрицательным. Тем более я уже был подготовлен реакцией на сценарий со стороны Нехорошева и резкой переменой в поведении Сизова. Но то, что ответ будет дан в хамской, небрежной форме, я не ожидал. Я спустился с четвертого этажа Госкино и вышел на улицу. Во мне все колотилось от бешенства, от унижения, от желания взорвать этот особняк в Гнездниковском переулке, с которым, как правило, в моей жизни связывались неприятные, отрицательные эмоции…
Я подошел в переулке к первому же телефону-автомату и набрал номер председателя Гостелерадио С. Г. Лапина. Секретарша тут же соединила меня с министром. Я попросился на прием. Лапин, словно чувствуя ситуацию, сработал по контрасту. Он был очень вежлив, извинился, что не может принять меня сегодня, и спросил, в какой час мне удобно посетить его завтра. Я оторопел от такой любезности. Обычно, чтобы мне попасть на прием к Ермашу, требовалось не менее месяца. В Госкино с нами никогда не церемонились, обращались как с холопами, как с крепостными. Впрочем, мы ими и были…»
Утром следующего дня Рязанов был уже у Лапина. Приняли режиссера, что называется, по высшему разряду. Не успел он подойти к входу в телецентр, как его уже встретил референт Лапина, который провел его через «вертушку» без всякого пропуска и лично доставил на четвертый этаж, где располагались служебные апартаменты председателя Гостелерадио. Тот встретил Рязанова не менее любезно. Взял у него сценарий, пообещав в ближайшее же время его прочитать. После чего завел речь… о поэзии. К своему удивлению, Рязанов узнал, что Лапин является большим ценителем русской поэзии XX века, причем многие произведения классиков знает наизусть. Как вспоминает сам режиссер: «Такого образованного начальника я встречал впервые». Короче, это рандеву оставило у Рязанова самые приятные впечатления.
10 декабря в Ленинграде состоялся интересный футбольный матч, где играли ветераны, кумиры прошлых лет. С одной стороны выступали футбольные ветераны города на Неве, с другой — игроки сборной СССР, победительницы Олимпийских игр 1956 года. Последнюю в том ленинградском матче представляли такие звезды, как Игорь Нетто, Анатолий Ильин, Анатолий Масленкин, Николай Тищенко, Сергей Сальников, Борис Татушин, Валентин Иванов, Эдуард Стрельцов. Матч проходил в равной борьбе, с некоторым преимуществом «олимпийцев». Это преимущество отразилось и на табло: «олимпийцы» выиграли 1:0, мяч забил Стрельцов.
11 декабря в 16.10 на ТВ состоялась премьера новой передачи — «Спор-клуб». Подготовленная в Молодежной редакции, эта передача стала настоящим прорывом в отечественном ТВ: до этого столь острых дискуссионных передач на нем еще не было. А здесь в студии собирались молодые люди в возрасте от 14 до 18 лет и вели острые споры на всякие злободневные темы. Например, в первом выпуске «Спор-клуба» (его вел Ролан Быков) речь шла о проблемах лидерства в коллективе. Говорят, этот выпуск долго мариновало руководство Гостелерадио, но в итоге все-таки вынуждено было выпустить его в эфир, правда, в несколько урезанном виде. Вообще в конце 70-х до нашего ТВ наконец добрались свежие ветры, итогом чего и стало появление таких передач, как «Вокруг смеха», «Что? Где? Когда?» (передача возобновилась именно в конце десятилетия), «Спор-клуб» и др.
