города и деревни.
С учетом имевшейся у него трехтысячной личной гвардии, под началом Иосифа оказалось восемь тысяч человек — совсем немалое войско.
С этой армией он направился в сторону северной границы с Галилеей, к Птолемаиде-Акко, где как раз появился римский офицер Плацид с двумя когортами пехоты (то есть примерно с 720 воинами) и несколькими сотнями конницы. По заданию губернатора Сирии Цестия Галла римляне стали возводить вал — по версии Иосифа, чтобы использовать его как плацдарм для нападения на ближайшие населенные пункты Галилеи. Хотя не исключено, что и наоборот — для обороны Птолемаиды на случай вылазки евреев, а может, и для того и для другого одновременно.
Иосиф разбил свой лагерь в нескольких километрах от римского. Началось затяжное противостояние, в ходе которого евреи и римляне не раз выходили друг против друга, но дальше обстрелов из пращей и луков дело так и не дошло.
По признанию самого Иосифа, его уход с армией в сторону Птолемаиды был лишь отвлекающим маневром — чтобы не сталкиваться до времени с прибывшей в Галилею комиссией. Так что не исключено, что это не Плацид спровоцировал его на небольшую позиционную войну, а он Плацида.
Во втором часу ночи, когда Иосиф с друзьями и знатными жителями Галилеи возлежал за обильной трапезой, явно не отказывая себе в выпивке, ему доложили, что прибыл какой-то всадник и требует допустить его к коменданту, так как он должен передать присланное тому письмо из рук в руки. Иосиф велел впустить курьера, и, тот, войдя, не только не поклонился, но даже не произнес требуемых правилами приличия слов приветствия, а лишь протянул письмо и сказал: «Это послали тебе прибывшие из Иерусалима. Напиши ответ немедленно, так как я спешу».
Находившиеся в зале на миг онемели от такой откровенной дерзости: всем своим видом курьер показывал, что не признаёт полномочий Иосифа и не собирается оказывать ему какие-либо знаки почтения как наместнику Галилеи. Присмотревшись, Иосиф вспомнил, где он мог видеть этого молодого воина: тот какое-то время служил у царя Агриппы. Разумеется, он был взбешен хамством этого юнца, но внешне сохранил хладнокровие и даже пригласил его сесть и разделить с ними трапезу, чем еще больше удивил своих гостей.
Курьер наотрез отказался принять приглашение и остался стоять посреди залы. Иосиф же вернулся на свое ложе и какое-то время, не распечатывая письма, продолжал беседовать с друзьями.
Наконец, он поднялся, сказал, что время позднее и всем пора спать, но когда гости стали расходиться, попросил четырех самых близких друзей остаться, а слуге велел подать новые кувшины с вином. Отдавая это распоряжение, он повернулся к почтальону спиной, быстро распечатал письмо и пробежал по нему глазами.
«Ионаф и вместе с другими иерусалимцами (прибыли, чтобы сказать) Иосифу: мир! — говорилось в письме. — Почтенные граждане Иерусалима услышали, что Иоанн из Гуш-Халав многократно досаждал тебе, а потому послали нас потребовать от него, чтобы в будущем он слушался твоих указаний. Поэтому мы хотим посоветоваться с тобой о совместных действиях и приглашаем тебя явиться к нам с небольшой свитой, поскольку деревня, в которой мы находимся, не способна прокормить много людей».
Иосиф усмехнулся: не нужно было долго думать, чтобы понять: это ловушка. Стоит ему сделать то, о чем его просят, и в лучшем случае сразу после прибытия на встречу он будет арестован и в кандалах отправлен в Иерусалим. В худшем его убьют на месте, без суда, а потом скажут, что это было сделано, когда он стал оказывать сопротивление. Он знал это абсолютно точно, так как и сам уже не раз пользовался подобным приемом.
Наспех заклеив печать так, чтобы курьер не понял, что он уже прочитал письмо, Иосиф поблагодарил того за службу и велел дать ему двадцать драхм на дорогу — целое состояние: примерно месячное жалованье легионера. Увидев, как блеснули при упоминании о драхмах глаза юноши, он понял, что тот жаден до денег, а значит ловить его надо именно на эту наживку. Заметим, что это был далеко не первый раз, когда Иосиф проявил себя в качестве знатока человеческой психологии и умелого манипулятора людьми.
— Если ты согласишься выпить с нами, то получишь еще по одной драхме за каждую выпитую чашу, — сказал он, и курьер в ответ с радостью согласился, подсел за стол и начал осушать одну чашу за другой.
Иосиф не называет национальности курьера, но, вероятнее всего, тот был сирийским греком, а не евреем. Дело в том, что и греки, и римляне употребляли вино в больших количествах, но при этом обильно разбавляли его водой, снижая крепость до 4–5 градусов, а иногда и меньше. Вино, разбавленное до 8–9 градусов, считалось крепким. Евреи же чаще всего пили вино неразбавленным, причем крепость вина была даже несколько выше, чем у современных вин — порядка 16–18 градусов. Поэтому, подливая курьеру одну чашу за другой, Иосиф знал, что тот просто не понимает, какое количество алкоголя вливает в себя. Наконец, посланный опьянел настолько, что стал видеть в Иосифе близкого друга и рассказал ему то, о чем Иосиф и сам догадался: как только он появится перед членами комиссии, на него набросятся со всех сторон и убьют.
Убедившись в справедливости своих подозрений, Иосиф сел за стол и написал следующий ответ: «Иосиф Ионафу и его людям: мир вам! Я радуюсь, узнав, что вы прибыли в Галилею в добром здравии, а особенно потому, что смогу, передав вам управление здешними делами, отправиться на родину — ибо я давно уже хотел это сделать. Итак, следовало бы мне прибыть к вам не то что в Ксалот, но и дальше, и без просьбы. Однако прошу извинить меня, что не могу этого сделать. Ибо я стерегу в Хаболоне Плацида, который задумал вторгнуться в Галилею. Итак, приходите вы ко мне, прочтя это письмо. Будьте здоровы» (ЖО, 44:226–227).
Запечатав письмо, он вручил его молодому воину и отправил вместе с ним 30 знатных галилеян, к каждому из которых приставил телохранителя, с наказом приветствовать высоких гостей из Иерусалима, но ни о чем с ними не говорить. Через какое-то время ему был доставлен ответ, в котором говорилось буквально следующее: «Ионаф и его спутники Иосифу: мир тебе. Мы предписываем тебе на третий день явиться к нам без гоплитов в селение Габаро, чтобы мы выслушали обвинения, которые ты имеешь против Иоанна» (ЖО, 45:229).
Итак, маска была сброшена: это был уже прямой приказ, и для того, чтобы отдать его, у комиссии должны были быть соответствующие полномочия. Разумеется, ни на какую встречу Иосиф не торопился, но отдал указание своим людям пристально
