Соколова: Это как?
Моисеев: У меня есть друг, который прекрасно живет с женщиной, имеет детей. Но я живу в этой семье. Я ей являюсь подругой, и мне интересно быть с ее бойфрендом. Я тебе клянусь – этот брак не развалился благодаря мне. Они были на грани развода.
Соколова: Почему?
Моисеев: Потому что из-за меня она не ревнует его к телкам! Я ей просто сказал: давай я возьму его на себя!
Соколова: А к тебе она его не ревнует?
Моисеев: Нет.
Соколова: Я с трудом в это верю.
Собчак: Вообще да, я бы тоже не ревновала. Ревновать мужика к мужику как-то странно. Это другие отношения.
Моисеев: Я больше друг. Друг и ей, и ему.
Собчак: А ты его к ней не ревнуешь?
Моисеев: Нет.
Соколова: Считается, что женщина в таких случаях очень страдает.
Моисеев: Она не страдает. Наоборот, счастлива, что все так получилось. И что у него нет желания идти к другой телке. Она ему доверяет. Почему? Не знаю. Может, они – единственная такая пара. Но я думаю, не единственная.
Соколова: Мне всегда казалось, что ревность не зависит от пола ее объекта. Если ревнуешь человека, то ревнуешь и к женщинам, и к мужчинам. Странно, что ты его не ревнуешь.
Моисеев: Не знаю, я в спокойствии. Такая тишина. Никуда не дергаюсь, она никуда не дергается. Она говорит: я спокойна, я знаю, что он поехал к тебе. Мы встретились, мы поужинали. Потом я с ней могу отдельно встретиться, она мне расскажет, какая он сволочь – что он сделал вот это, это и это, а обещал то-то и то-то. Или же, наоборот, он мне жалуется.
Собчак: А как тебе удалось с ней подружиться?
Моисеев: Просто, наверное, я его сильно люблю. И нашел вот этот вход в семью. Я сам открыл дверь в их дом и сказал: чтобы все было по-честному, нужно признаться, что мы друг от друга хотим. Мне от него физического контакта даже особо не надо. А ей надо! И она знает, что благодаря мне он не водит телок. Он безумный красавец, он не тупой. Хотя и тормоз слегка. Флегматик. Ему хорошо, и его это устраивает.
Соколова: Мне кажется, мы затронули очень важную вещь – вопрос взаимного доверия. И до какой степени оно может доходить.
Моисеев: Совершенно верно. Мы доверяем друг другу. Я не ревную его к жене. У него дом с ней, семья-дети. Как я могу прервать эту историю? Скрепить – да. И она уверена во мне. Она красотка, и умная, и с образованием.
Соколова: Мне кажется, что отношения мужчины и женщины – это почти всегда состояние войны. Между ними не может быть доверия. Все время приходится притворяться. Пелевин как-то отлично описал эту ситуацию: «Можно сказать, наш мир населяют два вида наркоманов, которые принимают сильнейшие психотропы с очень разным действием. Они видят диаметрально противоположные галлюцинации, но должны проводить время рядом друг с другом. Поэтому за долгие века они не только научились совместно ловить принципиально разный кайф, но и выработали этикет, позволяющий им вести себя так, как если бы они действительно понимали друг друга».
Моисеев: Мне кажется, вопрос все-таки в отсутствии доверия и дикой ревности к своему полу. Дело не в том, что она считает, что он найдет секс лучше. Нет. Но когда пара живет совместно, у них появляется такая общая жизнь – они начинают предпочитать или не любить одно и то же: например, манную кашу оба любят соленую, а не сладкую. И ужасно больно предательство этого совместного уютного мира, вот этих мелочей. Страстное желание уберечь все это и порождает ревность, недоверие.
Собчак: Я не думаю, что оно начинается на пустом месте. Это заложено в самой природе отношений.
Моисеев: Ты думаешь, дело в физиологии? Возможно. Тут тоже надо уметь контролировать себя.
Соколова: Зачем?
Моисеев: А чтобы не пережрать. Уметь «недоесть» в сексе друг друга.
Соколова: А ведь хочется доесть!
Моисеев: Если пережрать, будет отрыжка. Это физиологический закон.
Собчак: Просто, когда мы пережрали, мы можем честно сказать себе – все, с завтрашнего дня никакой манной каши! Она мне на-до-ела! А если себя сдерживать, всю жизнь будешь есть манную кашу. Или проживешь с одним партнером. Ничего не попробуешь.
Моисеев: Если хочется уйти – уйди.
Соколова: А тебе случалось ссориться с подругами-женщинами?
Моисеев: Практически нет. Я слишком хорошо их чувствую. Чувствую, когда у них горе.
Соколова: А почему натуралы этого не чувствуют?
Моисеев: Не знаю. Я не чувствую так мужиков. Я сам мужик.
Собчак: Просто ты видишь те же галлюцинации, что и женщины?
Моисеев: Да. Я вижу их трагедию и понимаю, отчего она может стать одинокой или стать завоевательницей. И почему она может предать.
Соколова: А почему?
Моисеев: Есть всякие истории. Я знаю, что мужчины на женское предательство ужасно реагируют. Какой бы он ни был крутой, внутри обиженный ребенок. Вообще проиграть историю любви для человека – это больше, чем провал в бизнесе или проблемы со здоровьем. Это самый страшный проигрыш для человека. Главное, из-за чего переживает женщина, – это время, которое она впустую потеряла. «Я отдала ему лучшие годы. Свою красоту, свою девственность». Девственность не столько физическая, сколько моральная. Первое кольцо, объятие, движение навстречу...
Собчак: Знаешь, Ксюша, в чем трагедия и цинизм нашей жизни? В том, что мы говорим с Борей уже 15 минут, и если бы мы по говорили еще минут 20, при условии, что у нас был бы хотя бы крохотный шанс, мы бы в него влюбились.
Соколова: Увы, похоже, шансов нет...
Собчак: Когда человек настолько тебя чувствует, понимает, ловит каждое слово, ты понимаешь – вот оно. То самое! Зато если бы Борю женщины интересовали физиологически, он ни х...я бы в них не понимал и не хотел бы понимать! И это, блин, ужасно грустно.
Соколова: А вот «не понимал» или «не хотел понимать». Меня интересует, существует ли в принципе возможность...
Моисеев: Я бы не понимал.
Собчак: Может ли мужчина одновременно понимать и хотеть?
Моисеев: Он может понимать и страдать при этом очень сильно. Есть мужики, которые имеют в себе бабское начало. Я внутри, наоборот, – мужик. Я знаю, из чего слеплена женщина. Наверное, я понимаю глубже слезы женщины, даже причины ее физического упадка. Почему многие женщины опускаются? Они вроде бы встречают мужика с х...м, только внутри этот мужик хуже, эгоистичнее, слабее, чем баба. Он стерва, эгоист, все только себе, только себя удовлетворяет. Подкоркой он понимает, что он баба, а две бабы долго вместе не живут. Можно лизнуть, возбудить, но этим все и кончится.
Соколова: И тут начинается упоительный процесс мерения х...ями. А поскольку женский х... – понятие виртуальное, он непобедим.
Собчак: Да, так и есть. Я думаю, мужчина, который умеет дружить с женщинами, не воспринимает их как сексуальный объект. Мне вот всегда было интересно – как занимаются сексом гинекологи? Каждый день по многу раз заглядывать в запретный орган, который должен сводить с ума от желания...
Соколова: Мне кажется, это разные вещи – работа и жизнь.
Собчак: Я просто хочу сказать, что, когда человек настолько хорошо понимает женскую душу и женские эмоции, относиться к женщине как к объекту вожделения он не может. Боря, я права?
Моисеев: Права. Женщина – моя сестра. У нас с ней гармония отношений. И мы видим секс, ночь, рассвет одним взглядом. Мы знаем, как надо просыпаться.
Собчак: Именно поэтому просыпаться вместе нам неинтересно.
Соколова: А у тебя были романы с женщинами?
Моисеев: Конечно! И очень серьезные романы. Серьезные героини были в моей жизни. Но это не могло долго продолжаться. Возможно, если бы я встретил женщину с мужским характером, а не такую, которая хотела бы рассыпаться, как сахар, что-то могло бы получиться. Женщина всегда выбирает пассивную роль. Очень мало женщин, которые ведут своих мужиков. Вот в семье, о которой я говорил, женщина – актив. Теперь вы понимаете, почему мне разрешено там быть? В койке она играет для него роль. А по жизни – она ведущая. И она сама заставила его прийти в мой дом. Она ему разрешила встречаться со мной.
Собчак: Сама?
Моисеев: Конечно, она это спровоцировала!
Соколова: Ты уверен, что она счастлива?
Моисеев: Она говорила это при свидетелях. Мы вместе уже шесть лет.
Соколова: Если так, они оба – необыкновенно мудрые люди.
Собчак: Ты уверен, что она не боится, что все это превратится в банальный любовный треугольник?
Моисеев: Нет-нет, девочки, знаете, почему она не боится? Во-первых, моя работа и профессия не дают мне возможности им надоесть. Я всегда ожидаемый гость, член семьи. Я у них не задерживаюсь. Кроме того, он понимает, что если кто-то из нас выпадет, у него ничего не будет. Она умнее, мудрее. Она женщина, но с огромным «х...ем».
Собчак: А твой лучший друг – это женщина или мужчина?
Моисеев: Только женщина. Остальное – нюансы моей недолгой сексуальной жизни. У меня она началась поздно – в 27 лет.
Соколова: Почему так?
Моисеев: Я жил в такой стране, культура была другая. И потом, я делал карьеру, всегда был на этом зациклен. Я не позволял себе душевных терзаний. Знал, что должен встать на ноги, что, кроме меня, никто мне ничего не даст. А любые отношения, все эти канканы, прогулки вокруг Большого театра, все это требует времени, украденного в результате у самого себя.
