Я себе все же уступила, но моя паранойя достигла небывалых высот. Теперь мне казалось, что Катя чувствует запах молока. Она стала еще более плаксивой, чаще просилась на руки и успокоиться на руках не могла. Кричала яростно, сжимая кулаки, а у меня сердце переворачивается. И лифчик будто бы мокнет или кажется мне уже? Словом накрутила я себя до максимума, зато свои плюсы были — эта проблема несколько оттеснила на задний план Ярослава. Столько всего разом моя бедная головушка вместить уже не могла — пухла и грозила лопнуть.
— Это неправильно, — сказала я Кате на очередной ее крик. — Я тебе не мама, ты понимаешь это? Я не могу тебе грудь дать, это аморально, это неправильно.
Катя снова начинала плакать. Возможно у нее колики были. А может — зубы собираются резаться. Или просто настроения нет. Все возможно. Но замученной мне казалось, что Катя обвиняет меня в том, что я отказываюсь приложить ее к своей груди.
— Она как будто злится на тебя, — удивился вернувшийся Ярослав.
Вот, не я одна вижу. Значит точно обвиняет. Ярослав взял Катю у меня, наши руки соприкасались на пару секунд дольше положенного. Но сегодня я уходила радуясь этому. Я не могла дать Кате то, чего она хотела, или по крайней мере того, что мне казалось она хочет. Я могла бы заняться сексом со своим бывшим мужем — падать ниже мне было некуда, а секс здорово отвлекал. Но опять же — я боялась, он поймет, увидит, что ко мне пришло молоко. И решит, что я чокнутая. Да, я точно чокнутая.
Волшебная таблетка не помогла — утром на футболке снова пятна. Перед работой я съездила и сдала анализы на гормональный фон. Результаты в обед, еле дождалась.
Расшифровывала цифры на бумажке при помощи интернета. Оказалось — пролактин повышен. Почти, как у кормящей матери. Почему мне это, зачем? Снова в аптеку пошла.
— Нет, этот я уже пробовала, — отказалась я от знакомой коробочки. — Не помогло.
— Ну, тогда я не знаю, что вам посоветовать, — озадачилась провизор. — Этот препарат самый мощный из безрецептурных. Может травки попьете? Сколько вашему ребенку?
Восемь летом будет. Лет. Но истерически хохотнула я только мысленно — зачем пугать человека?
— Я уже не кормлю, — поделикатнее объяснила я. — А сейчас молоко вернулось.
— Вам нужно к врачу. Не хочу пугать вас, но вдруг это онкология?
Я знала, что нужно. Только…стыдно. Стыдно нести все это чужому человеку, проще самой пережевать и проглотить не морщась. Все это мое, мои проблемы, и родом они из моей же головы. Я купила травки, просто потому, что девушка за кассой была милой, в их пользу я не верила. И понимала — к врачу идти нужно. Да и возможная моя онкология не пугала, честно. Как-то в этом состоянии вообще до всего ровно-фиолетово.
Главное, чтобы с Ильей все было хорошо. А еще — с маленькой кнопочкой, от которой зависит его жизнь.
Я переломалась и в последний день свободы не пошла к Ярославу. Хотя тянуло — жуть. К хлопотам его маленькой семьи, к крикам Катьки, к теплым рукам бывшего мужа. Чтобы глаза закрыть и не думать. Вместо этого сидела в офисе допоздна. Так долго, что выходя поздно вечером из офиса напугала вахтера на первом этаже — он думал, что в здании уже нет никого.
— Работа не волк, — покачал он головой. — Такая молодая, разве можно? Покушала бы лучше и поспала, как следует.
А я забыла, что такое получать удовольствие от еды и сна. А ведь раньше бывало утром сердилась на Илью если по какому то недоразумению просыпался рано и шумел. И поесть вкусно любила. Сейчас даже не могу вспомнить, какие на вкус мои любимые блюда.
— Работа не волк, — пробормотала я выходя. — Не убежит. А вот молоко, блядь, бежит.
А потом пошла в ресторан. Просто для того, чтобы доказать себе — я живая. Вспомнить, какова еда на вкус. И вина выпью, я пусть и молочная, но слава богу, не кормящая.
Наверное, выглядела я после стресса последних месяцев так себе — фейс контроль на входе напрягся. Но глянула я на них злобно и возражать они не посмели. Вечер буднего дня, свободный столик нашелся. Я заказала себе огромный стейк, а к нему — три бокала вина. Сначала ела через силу, потом увлеклась и смогла осилить весь кусок мяса.
От вина предсказуемо расслабило. Снова захотелось к Ярославу. Но раз решила нет, значит нет. Вот справлюсь с молоком, проведу два дня с Ильей, потом пойду. Ярослав сам позвонил.
— Яна, учитывая все, что происходит, скажи мне, насколько с тобой все приемлемо? Я волнуюсь.
Я помолчала. Подумала. Вот, что ему сказать? Точно не правду.
— Все совершенно приемлемо, — ответила я. — Я вина выпила. Спать буду. И звонок по второй линии.
Звонил Антон, но трубку я не брала. Телефон на беззвучный ставить боялась, вдруг насчет сына из больницы позвонят, поэтому всю дорогу до дома ехала под надоевшую вибрацию. К тому времени, когда добралась до постели, хмель выветрился, а с ним и сон. Часы в коридоре тикали. Я вообще любила эти часы. Они очень мне помогали — я всегда в утренние сборы бросала на них взгляд. А сейчас наводят только тоску и уныние, и спешить мне точно некуда — уехал уже мой поезд. Я встала и выковыряла из них батарейку. Засыпать легче не стало, но отчего-то успокоилась. И даже решила — утром поеду к врачу. Только в частную клинику, не хочу вываливать всю подноготную бабушке одуванчику, терапевту моего участка.
— Анализы нужно сдать, — протянула врач общупав мою грудь. — На гормоны.
— Уже, — отрапортовала я. — Все в папочке на столе.
Женщина усиленно ломала над моими проблемами мозг — даже приятно, что теперь это не только меня парит. Между делом я сбегала в лабораторию клиники и сдала мазок молозива на анализ — сделать обещали сразу же, люблю платную медицину.
— На первый взгляд вы совершенно здоровы, — удивилась врач. — Если не считать того, что гормональный фон у вас, как у кормящей матери. Вы когда ели последний раз?
— Вчера.
— А до этого?
Меня поставили на весы. Заставили раздеться. Снова щупали. Отправили к гинекологу. Я лежала на кресле, раздвинув ноги и с тоской размышляла на тему, сколько денег я тут оставлю. А ведь могла бы их на сына потратить.
В конце концов резюмировали, что у меня нервная анорексия. И что на ее фоне у меня гормональный скачок. Нужно больше спать и больше кушать, а не как я — раз в три дня. Я только хмыкнула — порой спать и кушать уже недостижимо. Назначили мне еще кучу обследований, на которые, я уже знала, не пойду — до того ли мне сейчас. А под конец сообщили, что молоко мое вполне обычное. Здоровое молоко кормящей матери.
Но самое главное — мне дали рецепт на препараты, которые могли мою молочную проблему решить раз и наверняка. А большего мне и не нужно.
В аптеку я заехать не успела — к сыну опаздывала. Лежала свернувшись в постели клубком, пока сын мучил планшет и думала — ну, почему так? Когда я безумно хотела кормить грудью своего ребенка, когда искренне наслаждалась этими моментами тишины и единения, молоко пропало. Потому, что не спала толком. Потому что не ела — некогда и аппетита нет. Потому, что нервничала. А теперь, по тем же причинам молоко пришло.
— Может, таксу? — спросил сын.
— Говорят, таксы самые агрессивные собаки.
— Да ну, — не поверил он.
Щенок, которого у нас еще не было, стал отдушиной. Мы мечтали о нем. Он — символ того, что все наладится, станет хорошо. Наверное, ни одна семья так долго не выбирала себе питомца. Нет, не потому, что мы настолько придирчивы, Илья думаю был бы рад и беспородной дворняжке с улицы. Просто щенка было нельзя. Пока. А мечтать о нем — можно. Поэтому мы целыми часами шерстили сеть и восхищались толстобокими щенятами.
— И умоляю, только не мопса, — попросила я.
День был обычным. Я знала, что плановая химиотерапия подходит к концу — перед пересадкой она более агрессивная, чтобы убить иммунитет и по максимуму уничтожить раковые клетки, подготовить организм к будущей пересадке. И она более короткая по времени, что, как могло в данной ситуации меня радовало. Но я все же не думала, что все будет настолько быстро.
