— Я не хотел, чтобы так получилось, — начинает свою исповедь, которую я так и не удосужилась выслушать с тех пор, как получила звонок от сотрудников дорожно-патрульной службы на свой мобильный. — Просто… меня на понт взяли. Я повелся, как… дебил…
— Мне плевать, — останавливаю его. — Пожалуйста, больше не приходи.
Зайдя в лифт, разворачиваюсь и нажимаю кнопку, посмотрев в напряженное лицо с той стороны дверей.
Я всегда была сама по себе. Видимо, это не лечится.
Войдя в квартиру, раздеваюсь и плетусь в ванную, из которой выхожу еще более уставшая, чем вошла. Рухнув на диван, проваливаюсь в сообщение, которое получила сегодня утром. В то, которого ждала сначала неделю, каждый день отсчитывая дни, потом еще одну… но только дни смешались в один, проносясь мимо меня, как вспышки. Потом была еще одна неделя. Почти. Почти три недели я ждала этого сообщения, и ожидание стало чем-то отравляющим…
“Я в городе. Заеду сегодня вечером, не раньше семи”
Закрыв глаза, пока из них не полились слезы, переворачиваюсь на бок и накрываюсь с головой одеялом.
Сон приходит мгновенно, а будит меня оглушающий звонок в домофон.
Глава 41
Маша
Пульс отчаянно частит, и дело не в том, что меня разбудили. Мой сон был вязким, как трясина, и я оживаю с трудом.
Внутри опустошение, но оно тоже эмоция, а их можно унять, только поделившись с кем-то. Свои я так хочу делить с одним единственным человеком. Существование этого человека теперь незабываемый факт. Я уже делилась с ним своим опустошением, я успела поделиться с ним всем, чем только могла! К этому… так отчаянно привыкаешь, но только это запретный плод.
Я прячу… прячу свои эмоции поглубже. Туда, где он их не найдет.
Я открываю для него ворота и привожу себя в относительный порядок: умываюсь и чищу зубы, с комом в горле глядя на свое отражение.
Когда-то я презирала себя за то, что не смогла вовремя уйти. За то, что не смогла дать отпор, подчиняясь обстоятельствам, как слабая и безвольная, а сейчас все это… все эти чертовы “травмы” кажутся мне ничем. Всего лишь прошлым, которое изредка приходит в виде вспышек и ненужных воспоминаний только потому, что так устроена человеческая голова.
Все это больше не терзает. Мне стало плевать. В ту минуту, когда открываю входную дверь, впуская в квартиру запах шоколадных сигарет, меня терзают вещи гораздо более ощутимые, чем мое прошлое.
Я смотрю в лицо Кирилла Мельника и чувствую, как сосет под ложечкой.
Его эмоции обратные моим. Они просто сгусток энергии. Чертов сгусток энергии…
Его волосы отросли и падают на лоб волнистой челкой. Под тонким шерстяным джемпером белая футболка, на бедрах черные джинсы. В качестве верхней одежды он выбрал пальто, и уже догадываюсь — этот день в городе он посвятил деловым встречам.
Я будто вечность его не видела.
Тело реагирует голодом и примитивным желанием касаться, но вместо этого я делаю шаг назад.
Один, потом второй, потом третий.
Я делаю столько шагов, чтобы расстояние между нами увеличилось до пары метров, и каждый из этих метров дается мне с трудом.
Кирилл бросает на банкетку дорожную сумку, и эта сумка как жирный восклицательный знак.
Он пришел, чтобы остаться на ночь.
И его глаза не отрываются от меня. Бездонно-карие, убивающе внимательные и усталые, они провожают взглядом мое “бегство”, и от них ничего не укрывается, знаю.
Выпрямившись, он смотрит на мои растрепанные волосы, на синюю шелковую пижаму, в которую одета. Смотрит и не двигается с места, положив руки в карманы пальто.
— Я тебя разбудил? — спрашивает Мельник.
В моей голове его вопрос играет множеством смыслов, и я хочу кричать, орать во все горло “да!”. Да, черт возьми, разбудил! До тебя я спала, как жалкая тень! Я хочу кричать, но ком в горле слишком сильно душит…
— Немного… — отвечаю невпопад.
— Немного? Это интересно… — бормочет Кирилл.
Встречаемся глазами, и понимание на его лице выворачивает меня наизнанку.
— Не хочешь, чтобы я входил?
Тлеющий внутри меня огонек - это надежда. Она там есть, и я не могу ее отпустить! Я держусь за нее, хоть она и жжется…
— А ты? — спрашиваю в ответ. — Чего хочешь ты?
— В широком смысле?
— Прекрати… — прошу его, не склонная шутить.
Чуть сдвинув брови, он смотрит на меня молча долгие секунды. Напрягает челюсть, вперив в меня свой ясный умный взгляд. Мою надежду питает вера в то, что ему есть, что сказать… сказать то, что я так хотела бы услышать…
— Я не рассчитывал задержаться так надолго, — говорит он. — Я знаю, что обещал вернуться раньше, но все пошло немного не по плану. Переговоры… затянулись…
— Где ты был?
— В Европе.
— Надеюсь, ты победил, — произношу тихо.
На его губах вспыхивает мимолетная улыбка. Она врезается в мое сердце, потому что очень напоминает мимолетную вспышку гордости за себя самого.
— Я победил.
— Я очень рада.
Повисшую паузу он разбивает словами:
— Завтра я должен быть в Москве, там будет важная встреча. Мои дела здесь закончены. Ты спросила, чего я хочу? Я бы хотел… чтобы ты поехала со мной.
Надежда разгоняет мой пульс, и сердце ударяет по ребрам.
— А твоя жена? — спрашиваю его.
Кирилл молчит.
В горле собирается горечь. Видимо, это пепел от сдохшей внутри меня надежды!
— В ближайшее время я не могу… — делает он глубокий вдох. — Я не могу развестись. Так сложились обстоятельства, и я их заложник.
— Тогда… счастливого пути.
— Маша… — произносит с нажимом. — Ты нужна мне. Поехали со мной.
В глубине подсознания я знала, что он скажет мне эти слова. Я чувствовала это в его прикосновениях, в его дыхании, черт возьми! Еще до его отъезда я знала, что услышу их от него.
— Ты сам не знаешь, о чем просишь… — говорю хрипло.
Я вижу вспышку раздражения на его лице, которую Кирилл озвучивает словами:
— Ты снова принимаешь меня за ребенка? Оставь нахер эту привычку.
— Но ведь ты такой и есть, — говорю в сердцах. — Жестокий ребенок! Что ты предлагаешь? Ждать тебя? Днями… Неделями? Это отравит меня, как яд, неужели не понятно? Я не могу делить тебя ни с кем. Никогда.
— Я предлагаю быть со мной, — чеканит он. — Быть рядом. Пусть и на таких условиях, это не навсегда. Я обеспечу тебя всем, чем захочешь. Тебе просто нужно немного подождать. Это вполне взрослое предложение. Ты нужна мне. Пожалуйста. Поехали. Со мной. Я все решу. Со временем.
Его “пожалуйста” мучает. В нем чертовски много потребности, как и в его взгляде, от этого мне невыносимо тяжело дышать.
— И жить твоей жизнью? — говорю ему. — Я уже жила жизнью мужчины, с меня хватит.
— Так вот в чем дело? — бросает. — У тебя претензия ко всему мужскому роду? Так может, это ты ребенок?
— Ты слышишь только то, что хочешь. Я не могу делить тебя. Ни с… твоей женой, ни с кем-то еще.
— Мой брак к любви никакого отношения не имеет.
— Это неважно.
— Пока я не могу предложить тебе другого, но если я выйду за эту дверь, — указывает на нее раскрытой ладонью. — Больше не вернусь. Ты это понимаешь?
От понимания меня тошнит, но я варилась в кипятке своих мыслей все эти недели не для того, чтобы сейчас дать ему то, что он готов взять любой ценой, не думая о последствиях. Потому, что привык жить здесь и сейчас, а я… больше не могу себе этого позволить…
Сглотнув, сжимаю ледяные пальцы в кулаки, говоря:
— Понимаю. И хочу, чтобы ты ушел. Я хочу все это закончить. Наши отношения.
— Хочешь?
Его вопрос повисает в воздухе, как занесенный топор.
Я смотрю на Кирилла Мельника, запоминая каждый штрих и каждую черту лица. Запоминая его голос, звуки которого все еще эхом отдаются в ушах. Его энергию… присутствие, мой тактильный голод, который узлом скручивает живот, ведь я так хочу касаться этого мужчины… и чувствовать на себе его руки. Тяжесть его тела и его тепло…
