Один из стражников подтолкнул ее к двери, а остальные замерли у края платформы. Кто-то отпер дверь изнутри, и Мерле робко шагнула под щиток с этой надписью, которая теперь вдруг показалась ей зловещей и предвещающей недоброе. В самом деле, не значит ли это: «…жизнь свою оставь»? В ответ на такое предположение сердце у Мерле раза два так сильно стукнуло, будто хотело вырваться из груди и удрать. Обстановка в доме, казалось бы, должна была соответствовать его романтичному наружному виду, но ничего подобного. Здесь, правда, потолок тоже был с деревянными перекрытиями, а в углу стоял простой крестьянский комод с грубоватыми инкрустациями, но там находились и другие предметы, отнюдь не гармонирующие с уютным домашним бытом.
Например — операционный стол.
Весь нижний этаж Дома Сердца был занят одной обширной комнатой, которая странным образом умещалась в миниатюрном домишке.
«Обман зрения», — решила Мерле.
— Возможно, — сказала Королева.
В задней части комнаты за деревянными опорами, поддерживавшими кровлю, поблескивали металлические полки, на которых очень аккуратно и ровными рядами были разложены сверкавшие чистотой операционные инструменты на черных салфетках. Полированный металл слепил блеском, — на них падал струившийся из окон красноватый свет.
Дверь за Мерле закрылась. Она быстро обернулась и посмотрела, кто ее впустил в дом. Это были змеи, те самые, которые привезли в пещеру каменных голов хилого старичка в кресле-каталке. Змеи бросились к Мерле и сплелись перед ней в некое единое существо, по форме похожее на грушу, которая оказалась выше девочки примерно на голову. Это единое, но многоголовое существо рванулось к ней и замерло перед самым ее носом. Затем большой змеиный клубок растянулся в длину и ширину, образовав толстый ковер, который вполз в глубь комнаты, где снова вздулся, вытянулся вверх, приняв форму остроконечной сахарной головы, и застыл на месте.
Мерле хотела повернуться и бежать, но один из оборотней загородил ей дорогу. Теперь у него уже было мало сходства с Холодом, — он стал чем-то таким гадким и мерзким, что Мерле в ужасе отвернулась.
— Я не в силах помочь, — сказала Королева Флюирия.
«Что ж, спасибо тебе», — мысленно ответила Мерле.
— Сожалею, но ничего не могу поделать.
«Я тоже».
— Конечно, это я тебя сюда привела, но…
«Пожалуйста, помолчи».
— Это — она? — раздался чей-то голос.
Если змеи и ответили, то Мерле ничего не услышала. Но голос тут же приказал:
— Давайте ее сюда, вниз.
Змеи снова подкатились к Мерле. Она, чтобы избежать их прикосновения, сама пошла к открывшемуся в полу отверстию, откуда доносился голос. Мерле слышала этот хриплый голос всего один раз, но не сомневалась, что он принадлежит калеке-старикашке.
— Сюда, ко мне! — кричал старик.
Мерле подошла к отверстию и спустилась по винтовой лестнице в подвальное помещение, где стены и пол представляли собой стальные решетки, через которые со всех сторон сюда лился свет из бездны. Взглянув себе под ноги, Мерле увидела вместо пола решетку и залитую красным светом пропасть. Впервые у нее так сильно закружилась голова, что у последней ступеньки лестницы пришлось ухватиться за перила.
В проеме винтовой лестницы виднелся канатный подъемный механизм, который мог поднимать и опускать небольшую круглую площадку с креслом-каталкой; сейчас кресло пустовало. Его хозяин ковылял на костылях по решетчатому полу в этом подвальном помещении. На концах костылей были утолщения в виде круглых деревянных блюдец, чтобы костыли не застревали в ячейках решетки.
Вдоль решетчатых стен стояли большие стеклянные бутыли; некоторые из бутылей достигали трех метров в высоту. Их там было штук пятнадцать-двадцать. Каждая бутыль была заполнена какой-то жидкостью, которая в свете, заливавшем купол, поблескивала, как золотистый мед. В этой жидкости, как некие реликтовые насекомые в куске янтаря, застыли существа, совсем не похожие на людей.
Мерле с трудом оторвала взгляд от уродов, но успела заметить, что у всех была одинаковая отметина: глубокий разрез посредине тела, сшитый «крестиком», стянутый толстыми нитками. Послеоперационный шов. Там, где у людей находится грудь.
«Дом Сердца», — подумала Мерле и содрогнулась.
— Посмотри вокруг себя, — сказал старичок, опершись на правый костыль, а левым описал дрожащей рукой по воздуху дугу, указав на стеклянные бутыли с монстрами. — Мои творения, — добавил он шепотом, словно боялся разбудить существа, плавающие в жидкости.
— Кто вы? — спросила Мерле, заставляя себя смотреть только на старика.
— Хочешь знать мое имя? — Его смех походил на хриплое воронье карканье, и Мерле невольно задалась вопросом, не притворяется ли он полоумным. Разыгрывает из себя сумасшедшего ученого, вошел в роль и очень собой доволен. Но в общем-то такая одержимость не менее страшна, чем настоящее безумие.
Он больше не произнес ни звука, и Мерле повторила свой вопрос, невольно подметив, что таким образом начинает подражать его манере разговаривать. У него была привычка повторять свои слова, будто бы сначала он вслушивался в их звучание и лишь затем произносил их ясно и осмысленно.
— Мое имя? Многие здесь — по крайней мере те, кто может говорить, — называют меня просто Хирург, — сказал старичок. — Просто Хирург.
— Вы врач?
Он снова ощерился. При этом его физиономия сморщилась, скукожилась, и Мерле обнаружила, что вовсе не щеки у него были землистыми, а серой была густая волосяная поросль, покрывавшая лицо до самых глаз.
— Да, конечно. Я — врач, да, конечно.
Было видно, что он хотел нагнать на нее страх. Но в действительности это говорило о том, что он не так опасен, как представлялось. Вероятнее всего, — хотя это совсем плохо, — что он и безумец, и притворщик одновременно.
— Те пугала, вон там, — Мерле кивнула на бутыли, стараясь на них не смотреть, — они ваши… пациенты?
— Мои первые подопытные экземпляры, — сказал он. — В те времена моя техника еще не была совершенной. Я их заспиртовал, чтобы мои былые ошибки всегда стояли у меня перед глазами. Иначе очень легко зазнаться, понимаешь? Легко зазнаться.
— Зачем вы мне их показываете?
Ей бросилось в глаза, что ни оборотни, ни змеи не спустились вместе с ней в так называемый подвал. Старик был здесь один. Но она вовсе не думала, что он не позаботился о своей безопасности. Потому что держался он очень уверенно и разговаривал с ней вежливо. Понятное дело, из самых лучших побуждений.
— Я хочу, чтобы ты меня не боялась.
«Ха-ха», — подумала она.
— Он лукавит, — сказала Королева.
«Сама знаю».
— Тогда подыграй ему. Сделай умный ход, обдури его.
«Если раньше он не обдурит мою Королеву».
— Очень остроумно.
— Что вам от меня нужно? — спросила Мерле старика.
Он приветливо заулыбался и доверительно сказал:
— Терпение, девочка. Терпение.
Мерле изо всех сил старалась не выказывать страха. Если он с ней продолжает мило разговаривать, значит, надо пользоваться моментом и выведать у него как можно больше.
— Когда меня лилимы схватили, вы велели им доставить меня сюда. Но сначала я где-то сидела взаперти. Зачем?
Он торопливо закивал.
— Да, да. Мне надо было кое-что сделать. — И, ухмыльнувшись, добавил: — Кое-что сделать.
Мерле инстинктивно оглянулась и снова задержала взгляд на искалеченных существах в больших бутылях.
— Но не здесь, — сказал он. — Не здесь.
— Где мои друзья?
— В безопасности.
— Вы так только говорите.
— Ничего с ними не случилось, хотя лев и сопротивлялся, как… — он захихикал, — как настоящий лев.
— Когда я их опять увижу?
Хирург склонил голову чуть набок, словно в самом деле затруднялся с ответом.
— Надо немного повременить. Терпение, девочка. Ты скоро научишься терпению.
— Что вам от меня нужно? — снова спросила Мерле.
— Пустяк, — сказал он. — Я просто хочу заменить твое сердце на другое. На гораздо лучшее. На каменное.
— Но…
— Теперь это просто делается, — оборвал он ее. — Все мои неудачные операции — в далеком прошлом. Теперь для меня это сущий пустяк. Хотя я уже довольно стар, но с каждым новым сердцем у меня получается все лучше и лучше. Получается лучше и лучше. С каждым сердцем.
У Мерле же сердце не билось, а просто тарахтело, да так громко, что заглушало слова старика. Она невольно отступила к лестнице и снова ухватилась за перила.
— Ничего, ты скоро обо всем забудешь. Верь мне, обо всем забудешь.
«Старикашка забавляется, — подумала Мерле с омерзением, — потому он меня сюда и притащил. Хочет, чтобы я полюбовалась его работой. Хочет, чтобы я расспросила его, как он это делает».
Он в самом деле ждал вопросов.
