— Забодай тебя комар, обсос косорылый! Да твой папаша еще сиську своей мамаши-потаскухи сосал, когда мой батя поставил этот забор. Вон, даже знак его на столбе сохранился.
— Да ты зенки разуй, выдрочень кабаний! Какой это, нахрен, знак? Это птичье говно.
— Сам ты говно, мордогрыз помойный! Я говорю знак!
— А я говорю — говно!
— Знак!
— Говно!..
Остальные селяне стояли вокруг и наблюдали за перепалкой без особого интереса: видимо подобное зрелище было для них далеко не впервой. Тем временем Бьорн тщательно изучал привезенную карту.
— Эй вы! — подозвал он старых ворчунов. — Идите сюда!
Оддольф и Фаральд подошли поближе, испепеляя друг друга ненавидящими взглядами.
— Вот сейчас господин Бьорн нас рассудит, муйло ты блохастое, — проскрежетал то ли Оддольф то ли Фаральд. — Сейчас он тебе докажет, что эта земля принадлежит мне по праву.
— …высунул язык из жопы, но толком ничего не пропердел, — ощерился то ли Фаральд то ли Оддольф. — Земля, вообще-то, принадлежит господину Бьорну, задница ты свиная. А мой дед еще у старого Торвальда взял ее в законную аренду.
— Ну что, господин Бьорн, может хоть вы, наконец, объясните этому нелюдю, что это мой участок?
— Да, да, скажите этому выродку, чтобы его паршивые овцы не жрали мою траву.
Остальные крестьяне сгрудились вокруг Бьорна, пытаясь заглянуть ему через плечо.
— Ну что? Кто прав? Не томите! Оддольф? Фаральд? — со всех сторон послышались возбужденные голоса.
— Ни тот, ни другой, — ответил Бьорн, и по толпе прокатился удивленный ропот.
— Что?! — хором воскликнули Оддольф и Фаральд. — Как так-то?
— Смотрите. — Бьорн ткнул в карту пальцем. — Видите вот здесь надпись?
— Угу.
— Ага.
Судя по замешательству, никто из селян не умел читать. Виола с любопытством вытянула шею. Она заметила зловещие черные каракули, но не успела их разобрать, как ее оттеснили плечистые мужики, которым тоже не терпелось заглянуть в карту.
— Это место, — с самым серьезным видом сообщил Бьорн, — называется Брокково Поле.
— И что это значит?
— Когда-то в этой долине жили черные колдуны. И на этом самом поле они творили гнусные ритуалы и приносили человеческие жертвы.
Толпа испуганно ахнула.
— Здесь написано предупреждение, — добавил Бьорн. — «Ежели кто произнесет бранное слово на этой земле, то на его голову падет древнее проклятье».
Селяне в ужасе отшатнулись, а Оддольф и Фаральд, белые как полотно, застыли, растеряно моргая выцветшими глазами.
— П-проклятье? — дрожащим голосом переспросил один из них.
— Угу. — Бьорн нравоучительно поднял указательный палец. — Всем известно, что ругань приманивает демонов.
— Да они уже столько грызутся, что и сами в демонов превратились! — подала голос одна из старух.
— Только и слышно с утра до вечера: «гав-гав-гав»! Тьху! Уши вянут! — подхватила вторая.
— То-то у них овцы вечно дохнут! — заметила третья. — Видать, проклятье действует.
«…или они оба подсыпают соседской скотине отраву», — подумала Виола.
— Вы должны попросить друг у друга прощения, — продолжил Бьорн. — Молитесь богам, чтобы они очистили вас от проклятья. И не приведи Ньорун, хоть еще одно ругательство слетит с ваших губ!
Оддольф и Фаральд с готовностью закивали.
Бьорн повернулся к селянам.
— А землю эту следует обнести забором, чтобы никто больше не подвергал себя смертельной опасности. Только не плетнем, а каменной оградой, а то снова найдутся желающие подвигать его с места на место.
— Да! Да! Конечно! — послышалось со всех сторон. — Все сделаем, как вы велите, господин Бьорн.
Виола ошарашено наблюдала за происходящим. Что еще за демоны и древние проклятья? Какой дурак в это поверит? Она обвела взглядом крестьян. Странно, но, судя по оханьям и встревоженным лицам, они действительно перепугались не на шутку.
Тем временем Бьорн принялся измерять луг землемерным циркулем. Он втыкал в землю одну ножку, поворачивал инструмент, и вонзал вторую, отмеряя таким образом расстояния. Время от времени он что-то говорил почтительно следующим за ним Оддольфу и Фаральду, и те вбивали деревянные колышки, отмечая места, где пройдет забор.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Виола уселась на низкий, нагретый солнцем пенек и, вытянув ноги в густую траву, подставила лицо прохладному ветерку. Часть селян разбрелась по своим делам, а часть осталась почесать языки, наблюдая за тем, как доселе непримиримые враги Оддольф и Фаральд трудятся бок о бок, чтобы защитить Грондаль от древнего зла.
К Виоле подошел Рагнар.
— Ну, что скажешь? — спросил он, усаживаясь рядом с ней на траву. — Ловко он их рассудил?
— Вот уж не знаю, — хмыкнула она. — Что-то эта сказочка про древнее проклятье прозвучала весьма сомнительно.
— Да ну? Ты только глянь на этих голубков. — Рагнар мотнул бородой в сторону луга, где Оддольф и Фаральд дружно натягивали между колышками веревки. — Да еще полчаса назад эти пердуны и срать бы на одном поле не сели. Еще их папаши грызлись из-за этого несчастного клочка земли.
— Думаешь, они теперь помирятся?
— Ну дык ругаться-то им больше не из-за чего.
— Все это как-то странно. — Виола пожала плечами. — Бьорн-то сам верит в свои россказни?
— Он что, похож на дурака? — усмехнулся Рагнар.
— Похож. — Виола сердито надула губы, припоминая утренние обиды.
— А ну, погоди-ка секунду.
Поднявшись с травы, Рагнар подошел к Бьорну. Они обменялись парой слов, после чего Бьорн дал ему карту.
Рагнар вернулся к Виоле и развернул свиток.
— Ну-ка, поглядим.
Она с любопытством уставилась на исчерченный пергамент.
— Вот! — Мясистый палец указал на спорный участок в верхнем левом углу. Рядом в витиеватой рамке чернела зловещая надпись. Виола вчиталась в размашистые буквы:
«Сия карта с благословения Ньоруна, Фриды и восьминогого коня начертана землемером Хрокки из Рюккена, сыном Флокки из Рюккена».
Виола недоверчиво фыркнула. Так значит, это всего лишь подпись картографа, а вовсе не предупреждение о древнем зле!
— Вот же хитрая жопа! — ухмыльнулся Рагнар.
Он встал и вернулся к Бьорну, чтобы отдать ему карту. В этот момент из ближайшей рощи высыпала стайка девиц с лукошками в руках. Юные прелестницы принялись с задорным хихиканьем и щебетанием резвиться возле мужчин. Виола скривилась, узнав в одной из них Милдрид.
А чему, собственно, удивляться? Бьорн лакомый кусок для этих деревенских дур. Повезет же курице, которая сумеет его захомутать! Еще бы — красивый, статный, владеет всей этой землей… А что он вытворяет своим языком!.. «О, господи! — Виола вспыхнула горячим румянцем. — Что за непотребщина лезет мне в голову!»
Между тем, Милдрид, заливаясь озорным смехом, напялила на Бьорна венок из желтых и лиловых цветов. Виола с досадой поморщилась. Швырнуть бы камнем в эту гусыню! Она даже оглянулась по сторонам, но на глаза лишь попалась одинокая кучка овечьих какашек. Ну уж нет, эта парочка не стоит того, чтобы из-за них мараться в дерьме.
Тем временем другая девица украсила голубым венком рыжую голову Рагнара. Тот радостно осклабился и хлопнул девку по мясистому заду. «Еще один похотливый кобель! — с досадой подумала Виола. — Вот вернемся в Рюккен — все Матильде расскажу, пускай поучит муженька уму-разуму!»
В этот момент она столкнулась со взглядом Бьорна. Он, явно смутившись, снял венок со своей головы и нацепил его на Рагнара. Милдрид что-то сердито пискнула, а Виола надменно фыркнула и отвернулась, в глубине души, однако, радуясь тому, что Бьорн отверг «подарок» этой мымры.
Когда с разметкой было покончено, Бьорн еще раз объяснил Оддольфу и Фаральду как важно поскорее огородить проклятый луг, и взял со стариков уверение, что с их губ больше не слетит ни одного бранного слова. Пообещав вскоре наведаться в Грондаль, дабы лично убедиться в исполнении своих наказов, Бьорн направился к лошади. Милдрид увязалась было за ним, но, увидев поднявшуюся с пенька Виолу, скорчила кислую рожу и вернулась к своим хихикающим подружкам.
