Первые опыты оказались неудачными. Печенье получалось совершенно не товарного вида, даже по весьма невысоким северокорейским стандартам. Госпожа Сон с дочерью ели бракованную продукцию, чтобы ингредиенты не пропадали зря. Наконец госпожа Сон поняла: в тесто нужно класть больше сахара и разрыхлителя. Потом стала добавлять еще и молоко. Они с Ён Хи резали тесто на кусочки пяти различных форм. Печенье получалось легким и не очень сладким — то, что надо для быстрого перекуса.
Госпожа Сон поднималась в пять утра и начинала печь. На рынке существовала жесткая конкуренция, поэтому печенье должно было быть свежим. Не имея ни тележки, ни хотя бы короба для товара, Хи Сок укладывала печенье в пластмассовый контейнер, заворачивала его в материю и несла на спине, как ребенка, пока не добиралась до главной улицы, где было много пешеходов и сравнительно мало конкурентов. Женщина ходила по рынкам и на площадь перед вокзалом. Держась за спину, которая не переставала болеть после железнодорожной катастрофы, Хи Сок с трудом опускалась на землю и сидела, скрестив ноги, держа печенье на коленях.
Она окликала прохожих с тем же энтузиазмом в голосе, с каким когда-то, будучи руководителем инминбана, призывала соседей сдавать вторсырье и собирать мусор во благо Родины.
— Покупайте печенье! — призывала она, будто пела корейскую народную песню.
Госпожа Сон оказалась прирожденной продавщицей. Ее приветливость притягивала людей: тот, кто хотел купить печенье, выбирал Хи Сок из десятка конкуренток. За 14 часов работы она получала примерно 100 вонов (50 американских центов) да вдобавок несколько мешочков с другими товарами, которые тоже принимались в качестве платы за печенье: это могли быть стручки красного перца, куски угля и т. п. Выручки как раз хватало на то, чтобы купить что-нибудь к ужину и запастись всем необходимым для следующей партии печенья. Усталая госпожа Сон плелась в свою лачугу, где засыпала, как убитая, чтобы через несколько часов проснуться и начать все сначала. Правда, теперь она ложилась спать уже не на голодный желудок.
Тысячи женщин средних лет занимались примерно тем же, что и госпожа Сон. Они стали индивидуальными предпринимателями. У них не было никаких мастерских или магазинов, они не решались устанавливать ларьки, которые заполонили всю Россию во времена перестройки. Они ничего не знали о бизнесе, кроме того, чему их учили: любая частная инициатива есть проявление эгоизма. Но в голоде и отчаянии приходилось заново изобретать рыночную экономику, которая заставляла забыть все то, что на протяжении стольких лет внушала людям официальная пропаганда. Северокорейцы узнали, насколько удобна и полезна меновая торговля: более крепкая молодежь могла ходить далеко в горы за дровами, до которых госпоже Сон было не добраться, и обменивать их на ее печенье. Если у вас имелась лестница, вы могли снимать медные провода (угрозы удара током больше не существовало) и получать за них еду. Если вы знали, как пробраться на заброшенную фабрику, вы могли разбирать станки, окна и полы, находя вещам новое применение.
Все, будь то противень для выпечки или тачка, приходилось делать самим, вручную, потому что практически все промышленные предприятия стояли. Женщины кроили одежду из обрезков холстины, расплавляли выброшенные куски резины и делали из нее грубые калоши. Из старых шин, деревянных дверей и проволоки получались приспособления для перевозки товаров на рынок.
Люди занимались самообразованием. Малограмотный шахтер находил книгу по восточной медицине и штудировал ее, чтобы научиться распознавать лекарственные травы, которые можно найти в окрестных горах. В конце концов он начинал разбираться в них не хуже любого врача, но при этом ему было легче их добывать, потому что он привык к большим физическим нагрузкам.
Врачи в свою очередь тоже искали альтернативные способы заработать денег. У них, как и у всех, не было лекарств, но они могли проводить несложные процедуры в больнице или на дому. Самой прибыльной разновидностью услуг считались аборты, которые формально разрешалось делать, только если имелись особые показания, но которые, тем не менее, были самой распространенной формой контроля рождаемости. Если женщина каким-то образом умудрялась забеременеть (вообще-то недоедание отрицательно сказывается как на сексуальном влечении, так и на репродуктивной способности), семья чаще всего решала избавиться от ребенка, которого не смогла бы прокормить. Когда Ок Хи несколько лет назад сопровождала на аборт подругу, за операцию брали 400 бонов (на эти деньги можно было купить 8 кг риса), но сейчас цена упала до стоимости ведра угля.
Доктор Ким Чи Ын, не будучи хирургом, не решалась проводить операции. Она выживала за счет своей авторучки, выписывая пациентам медицинские справки, освобождающие от работы. Прогулы в Северной Корее карались месячным заключением, несмотря на то что за свой труд люди давно не получали зарплаты. В таких условиях всем было необходимо свободное время, чтобы добывать пищу и топливо. Взамен люди давали доктору Ким что-нибудь из еды. Ей было противно выписывать фальшивые справки — это нарушало все клятвы, которые Чи Ын давала как врач и как гражданин, — но так она помогала выжить и своим пациентам, и себе самой.
Изобретательная мать Ми Ран затеяла еще одно дело, которое в эти страшные времена оказалось весьма выгодным. Благодаря связям своей старшей дочери, она раздобыла разрешение на содержание мельницы. В отличие от предприятий по изготовлению мороженого и тофу, которые потерпели крах, когда отключили свет, мельница не зависела от электричества, поскольку была ручной. Тхэ У, в прежние годы занимавшийся укреплением сводов шахт, построил для мельницы деревянный сарайчик. Чтобы покрыть его крышей, на помощь призвали соседей. Даже Чон Сан, который как раз приехал домой на каникулы, принял участие в строительстве. Когда мельница начала работать, люди потянулись к ней за много километров, навьюченные мешками. Чем брать готовую муку, дешевле было покупать нелущеную кукурузу, а потом уже на свое усмотрение решать, сколько зерна смолоть, добавить ли к нему стебли, листья, стержни и обертки початков, не подбросить ли туда опилок. Чтобы такой продукт можно было переварить, требовалось растереть его в порошок, поэтому мельницы оказались очень нужны людям.
Те, кто не мог найти ничего на продажу, продавали себя. Несмотря на то что Великий Вождь закрыл дома кисэн, полностью проституция не была искоренена. Она приняла форму тайных свиданий на дому, организованных с большими предосторожностями. Голод не только вернул на улицы представительниц древнейшей профессии, но и породил новый класс проституток — молодых замужних женщин, стремившихся любой ценой добыть пропитание своим детям. Часто эти несчастные не просили за свои услуги ничего, кроме мешочка лапши или нескольких сладких картофелин. Собирались они на площади перед главным вокзалом Чхонджина. Поскольку поездов приходилось ждать очень подолгу, здесь постоянно толклись сотни людей. Проститутки лавировали туда-сюда в толпе, словно среди гостей на оживленной вечеринке. Одеты они были неярко и скромно, потому что стражи порядка могли арестовать любую женщину, если на ней слишком короткая юбка, слишком открытая или обтягивающая блузка, джинсы или броские украшения. Для обозначения своего статуса проституткам приходилось ограничиваться мазком красной помады и призывными взглядами на проходящих мужчин.
Ок Хи жила прямо напротив вокзала, где работал ее муж. Встречаясь с этими женщинами, она всегда в смущении опускала глаза, подавляя желание разглядеть их получше. Однако одна из тех, кто бывал на площади постоянно, порой все-таки ловила взгляд Ок Хи и вроде бы даже слегка улыбалась ей при встрече. Она одевалась чуть лучше других, и вид у нее был более уверенный — так сказать, более профессиональный.
Однажды, выходя из своего дома, Ок Хи увидела эту женщину буквально в нескольких метрах от дверей подъезда, как будто та специально поджидала ее. «Послушай, сестренка, — без церемоний сказала проститутка, — мой брат только что приехал в город, и нам нужно найти тихое местечко, чтобы как следует поговорить. Может, пустишь нас в комнату ненадолго?»
Она кивком указала на мужчину, который стоял немного позади, переминаясь с ноги на ногу и глядя куда-то в сторону. Ок Хи покоробило при мысли о том, что эти двое будут заниматься сексом у нее дома, однако она сразу же почуяла выгоду и решила не упускать своего. Муж был на работе. Дети в школе. Проститутка заплатила ей 50 бонов за час. После этого она стала приходить к Ок Хи регулярно, и не только платила за комнату, но и приносила детям сладости.
Конечно, такой заработок был противозаконным — впрочем, как и многое, что делали люди в те дни. Оказание любых услуг за вознаграждение (будь то секс или починка велосипеда) являлось преступлением с точки зрения государства. Но это уже никого не волновало. Каждый крутился, как мог, чтобы выжить.
