Вопрос был обращен к Францине, однако Гиацинта покачала головой.
Но Францина поспешила сказать:
– Я хотела бы их увидеть.
– А я хочу уйти сейчас же, – заявила Гиацинта и объяснила себе: «Я не желаю видеть кровати, где Джерри и Эмма уютно лежат среди вороха кукол и животных».
Францина бросила на Гиацинту тревожный взгляд и встала. Гиацинта тоже поднялась.
– Как мне сказать, кто был у нас? Как ваши имена?
– Скажите, что здесь были мать детей и их бабушка и что мы хотим получить объяснение. Спасибо большое. Всего вам доброго.
– Объяснение, – повторила уже в такси Францина. – Тебе не кажется, что мы не получим его? Как ты себя чувствуешь? Ты не упадешь в обморок и не совершишь какой-нибудь безумной выходки?
– Это не поможет. Нет, просто я ошеломлена, только и всего.
Уже стемнело. Из окна машины была видна вьющаяся лента дороги с мигающими огнями. Все появлялось, мелькало и исчезало. Разговор возобновился, когда подъезжали к отелю.
– Еще никогда в жизни я не была в такой ярости, – призналась Францина. – Что мы будем делать?
– Полетим домой, полагаю.
– Улететь ни с чем, проведя здесь шесть часов?
– У меня нет ни малейшего желания фаршировать завтра индейку в отеле. А у тебя?
– Нет. Ах, Гиацинта, если бы ты поговорила со мной! Я, как слепая, бреду по незнакомой стране, не зная языка, и страшно устала от всего этого. Такой день, как сегодня, уносит десять лет жизни.
– Я не просила тебя сюда приезжать. Ты сама этого хотела.
– Ну ладно, ладно. Сейчас не время для споров. Пусть нам принесут чего-нибудь поесть в номер. Давай поедим и все обсудим.
«Странно, что человек, испытавший подобное потрясение, способен чувствовать голод, – подумала Гиацинта, – но, похоже, организм хочет жить, даже если этого не хочет мозг. И все-таки, конечно же, мой мозг хочет жить. Он только не знает как». И, отодвинув пустую тарелку, Гиацинта посмотрела на ночное небо за окном, где звезды плыли среди серебристо-серых облаков. «Все это мог бы великолепно написать Тернер, – размышляла она, вспоминая его бледные закаты и туманы. – Сколько же красоты, сколько цвета и жизни под бездонным, таинственным небом, и только человек оскверняет ее».
Гиацинту вернул к действительности голос Францины:
– Ты всегда ездила к бабушке, чтобы спросить у нее совета. Почему же не советуешься со мной сейчас? Как по-твоему, что я чувствую?
– Пожалуйста, не обижайся. Я ни у кого не намерена спрашивать совета. Если в этом возникнет необходимость, ты будешь первой, к кому я обращусь.
– Это выше моего понимания, Гиацинта. Я не собиралась поднимать этот вопрос в течение праздника, так как надеялась провести его радостно с Джерри и Эммой. Но сейчас, когда все испорчено, я хотела бы высказать свои мысли.
– Высказывай.
– Я в полном отчаянии. Признаюсь, когда я обратилась в еще одно место за профессиональным советом, то получила тот же самый ответ: ваша дочь – взрослая женщина, и если существует нечто такое, о чем она не хочет говорить, оставьте ее в покое.
– Очень хороший совет.
– Нет. Это равносильно утверждению, что, скажем, она взрослая, ей шестьдесят, восемьдесят или двадцать лет и, стало быть, она имеет право принять яд или спрыгнуть с моста в воду, если того хочет. Не расспрашивайте ее. Не останавливайте.
– Я не собираюсь принимать яд или прыгать с моста, уверяю тебя.
– У меня иногда возникает ощущение, что ты все-таки хотела бы это сделать. Тебя останавливают только дети.
Гиацинта промолчала.
Взволнованная Францина поднялась и загремела посудой.
– Это похоже на шантаж. Не надо быть ученым, чтобы вычислить: это связано с сексом.
– Ты уже говорила мне это. По-твоему, дело в адюльтере, в том, что у меня была связь. И он поймал меня на месте преступления.
– Ну и что, если это было? Такое случается. Ты можешь оправдаться в суде. Боже мой! Он сознается в своих изменах! Почему ты не наймешь хорошего адвоката?
– Я говорила тебе, что не хочу обращаться в суд, и своего мнения на этот счет не изменила.
Францина прошла в конец комнаты и вернулась назад. «Как мне жаль ее, – подумала Гиацинта, – даже больше, чем детей. В этот момент они скорее всего беззаботно проводят время».
– Почему у тебя такой напуганный вид? Ты сбила кого-то на машине и сбежала с места происшествия? Была поймана, когда украла вещь в магазине? Что бы ни случилось, тебе нужно обо всем рассказать адвокату. Для этого они и существуют. Если позволишь, я найду отличного адвоката. У твоего отца было так много друзей и связей.
Приехали! Именно это предсказывал Джеральд, говоря о Францине. Все откроется, и тогда от адвоката будет зависеть, скостят ли ей наказание. Пятнадцать лет вместо двадцати? С досрочным освобождением за примерное поведение?
– Я благодарна тебе, Францина, но у меня уже есть адвокат. Сейчас мы оформляем документы, которые я затем подпишу.
– Документы! Дай Бог, чтобы ты не подписала себе приговор! Разве ты сегодня не убедилась, что слову Джеральда доверять нельзя? Он – воплощенное зло! Хочет жить как принц в своем дворце, не желая иметь никаких обязательств по отношению к тебе.
– Насчет денег ты не права. Каждую неделю он посылает чек на весьма значительную сумму. – Гиацинта презрительно фыркнула. – Я отсылаю их назад.
– Что ты делаешь?! – Францина зашлась от гнева. – Не могу поверить тому, что слышу! Я думала, у тебя есть хоть капля ума! Нормальная женщина забрала бы у него все, что можно, и потребовала бы еще, с учетом того, что он проделывает. Не должно быть предела ненависти!
– Так ей и нет предела – моей ненависти, – глухо отозвалась Гиацинта. – Потому-то я и не намерена брать его деньги. Я ничего от него не хочу. Не хочу даже дотрагиваться до бумаги, которой он касался, подписывая чек. Хочу вообще забыть, что когда-то знала его.
– Это довольно трудно сделать, поскольку существуют Эмма и Джерри.
– Пожалуйста, не надо злиться. День и без того тяжелый.
Они стояли, молча глядя друг на друга печальными глазами. Наконец Гиацинта прервала молчание:
– Интересно, почему Джеральд учинил такое сегодня? Неужели ему доставляет удовольствие проявлять жестокость?
– Полагаю, он вообще мало об этом думал. Позвонил нам, когда мы уже выехали, и больше ничего. Он был слишком взволнован предстоящим празднеством в доме Черри. Джеральд выказал свою истинную сущность. Пошли, запакуем подарки и повезем их утром домой. Утро вечера мудренее.
При выходе из супермаркета Гиацинта лицом к лицу столкнулась с Мойрой, которая выгружала продукты с тележки в машину. Гиацинта с сумкой в руке шла домой.
– Казалось бы, – сказала Мойра, – никому не полезет в горло еда после обжорства в праздник, но я опять здесь.
