все, — с удовлетворенной улыбкой пробормотала ведьма. — Готово.
Через полчаса Майра была свободна от бремени артефакта и от внимания Саломеи. Ведьма, зевнув, удалилась по лестнице наверх, в свою квартиру над лавкой, которую она делила с Ледой и фамилиаром, пробормотав что-то о том, что надо бы принять ванну с шалфеем и ромашкой, чтобы очиститься от скверной энергии клинка.
Ее ученицы нигде не было видно. Майра пожала плечами, оглядывая мраморный прилавок — пустой, и крепко запертую дверь в кладовые. Пускай прячется, подумала она, продвигаясь между витрин к выходу. Рано или поздно ей придется показаться на глаза.
А на улице ее ждал Лука. Прислонившись к кованной ограде, он лениво следил за стрелками хронометра и беззвучно шевелил губами, словно что-то считал.
— Я тебя провожу, — сказал он, не поднимая глаз. — До метро.
— Не стоило утруждаться, — она покачала головой. — Дойду сама.
Майра и думать не хотела, что будет, если кто-то из ее друзей — Бай или Аврора — увидят ее, прогуливающейся под ручку с чародеем. А что будет с ним? Ее репутации и так грош цена, что взять с монстра, а Лука…
Лука уже шел рядом, мурлыча себе под нос прилипчивую песенку, что третий месяц доносилась из каждого утюга. Что-то приторно-сладкое, про любовь, что способна согреть даже в самую лютую зимнюю стужу.
Словно в ответ на призыв — а может, чародей и правда превратил шлягер в заклинание? — с неба посыпал снег.
Лука откашлялся, подбирая слова, и Майра зашипела, приложив палец к губам. Указала глазами на лавку, которая еще была в зоне видимости и переливалась огнями, приманивая покупателей Темной Столицы — почти полночь, самое время для шоппинга. Она не знала наверняка, но догадывалась, что Саломея могла повесить на всех улицах, что вели к ее магазину, прослушивающие заклинания. Иначе как она оказывалась в курсе всех сплетен и событий, что происходили в Столице, когда сама не появлялась здесь много лет?
— Благодарю тебя за совет, — сказал он, когда они подобрались к улице, до которой длинные руки Саломеи не могли дотянуться. — Леда хорошо провела время.
— Ее глаза…
— Зрение восстановилось быстрее, чем мы рассчитывали, — Лука мягко улыбнулся, ловя пальцами крупные снежинки, танцующие в воздухе. К утру на Столицу обрушится настоящая метель — ее грузная поступь уже ощущалась над городом, но пока на улицах было сухо и морозно.
— Теперь она не пытается убегать, когда видит тебя? — Майра пыталась пошутить, но светлое лицо Луки в обрамлении рыжих локонов, стало мрачнее грозовой тучи. — Извини.
Чародей махнул рукой, спугнув десяток-другой снежных хлопьев.
— Ерунда, я слышал вещи и похуже.
В молчании они дошли до метро. Часы, висевшие над входом, показывали без четверти двенадцать — если Майра поторопится, вполне может успеть на свой поезд. Перекусит и наберется сил перед возвращением домой или в Логово.
Но у стеклянных дверей они были не одни.
— Какие же они тошнотворные, — понизив голос, сказал Лука, указывая пальцем на сквер рядом, где в молочно-белом свете фонарей торчали корявые ветви тополей и акаций. Майра скользнула взглядом по ним — обычный парк. Десяток скамеек, несколько урн, совершенно ничего примечательного — таких в Столице тысячи.
— Даже для Старшей школы мерзость, а мы не очень разборчивые, если говорить начистоту, — Лука и не думал униматься, пыхтел и бурлил недовольством.
— Чем тебе деревья и лавочки не угодили? — Майра хмыкнула, но смешок оборвался, когда она увидела то, что Лука заметил намного раньше.
Черновик.
Он ковылял по скверу, хромая на обе ноги. Круглые фонари из белого стекла манили его, как мотылька манит открытый огонь. Он застывал у каждого из них, запрокинув голову, таращился несколько бесконечно долгих минут, а затем шел дальше — к следующему.
— Почему никто не обращает на него внимания? — с досадой сказала Майра. Черновик, будучи очень материальным для чародея и пожирательницы снов, как будто вовсе и не существовал для смертных.
Мимо чудовища, подпрыгивая на кусачем морозе, пронеслась стайка подростков. Мелькнули яркие куртки, голые щиколотки и широкие улыбки, но черновик проводил их пустым взглядом и сразу же отвернулся. Обычные люди не представляли для чудовища интереса.
— Для смертных он выглядит обычным выпивохой, вот они и игнорируют его, — произнес Лука задумчиво, почесав затылок. — И что теперь с ним делать?
Майра понимала сомнения чародея. Оставить его так, на улице? Но никто не знает, кто и для каких целей вообще создает этих чудовищных пародий на человека. Образ девушки, убегающей со всех ног от черновика, еще был слишком свеж в памяти.
Уничтожить? Заговорить с ним?
Но Лука уже принял решение — выдохнул и поднял руки. Закапала, скользя по пальцам, магия — жидкий огонь небесно-голубого цвета. Магия забурлила, принимая форму оружия. Лука прицелился, натянув тетиву.
И — выстрел.
Черновик не издал ни звука, когда стрела из магии пронзила место, где у обычных людей находится сердце. Только опустил голову, с удивлением вытаращился на оперение, торчавшее из вороха тряпок на его груди. А потом просто развалился. Куски мокрой глины падали на асфальт с мерзейшим звуком и таяли, смешиваясь с тонкой прослойкой свежего снега.
Майра хватала ртом воздух — как же это пугает! Одно легкое движение, и ничего не осталось. Что же останется от нее, если…
Лука вздохнул. Его татуировки светились, заполняя узоры магией. То ли восполнялось то, что было потрачено, то ли медленно успокаивалась встревоженная аура.
— Будь осторожна, — произнес он, положив руку ей на плечо. Тяжесть и тепло его ладони вселяли в Майра странный покой. — У меня дурное предчувствие. В этом городе происходит что-то не то.
Сон седьмой. Мертвый жемчуг
Почти неделю от Орфея не было ни слуху, ни духу.
Майра гадала — не сдался ли он? Быть может, чародей хорошенько поразмыслил и просто отступил от намерения найти вора, раз уж никаких новых зацепок не обнаружилось?
Но она знала — быстрее земля с небом поменяются местами, чем Орфей отойдет в сторону и пустит дело на самотек. Чародей, при всех прочих недостатках, был до зубовного скрежета упрям. И его присутствие, его безграничная над Майрой власть, ощущалась фантомной хваткой ошейника на горле.
Несколько раз, поздней ночью, она ощущала, как кто-то мельком касается ее волос, ерошит их на затылке, или же шаловливо дергает за длинную сережку, напоминая о себе но прикосновение улетучивалось так же быстро, как и появлялось. В конце концов, Майра решила, что настолько озверела от безделья, что ей начинает мерещиться. Делать что ли
