– Большое спасибо, – улыбнулась я, – просто хотела передать Элечке привет от Майи Михайловны.
– Вы знакомая Николаевой? – обрадовалась служащая. – Как она там?
– Пока без особых изменений, – ответила я, – но врачи надеются, что скоро поставят ее на ноги. В прямом и переносном смысле слова.
– Если будете навещать Майечку, передайте ей привет от Инны Корсаковой, – попросила администратор. – Мы тут все вдову Олега Михайловича очень любим. Она и нам, и пациентам – как мать родная, лучше психотерапевта помогает. Майе Михайловне можно любой секрет доверить, она всегда плечо подставит, если видит, что человеку плохо. Замечательная женщина!
Я выслушала дифирамбы в адрес Николаевой, поспешила к дому Эли и притормозила у подъезда. Под каким предлогом позвонить в квартиру? Прикинуться, что забыла очки? Правда, я их не ношу, но Эля-то об этом не знает. Точно, скажу, будто они случайно из сумочки выпали.
Мои размышления нарушил телефонный звонок.
– Ты не спишь? – поразилась я, услышав голос Брагиной. – Обед еще не наступил.
Ленка, пропустив мой вопрос мимо ушей, задала свой:
– Рассказывать про самоубийство Псовой?
– Конечно! – воскликнула я. – Есть что-то интересное?
– Всего две детали, – отчеканила Брагина. – В остальном все чисто. Есть свидетели суицида. У подъезда блочной башни прогуливалась с собачкой жиличка Нина Трофимова, она хорошо запомнила Псову. Та к ней подлетела и, не поздоровавшись, закричала: «На каком этаже сто двадцать восьмая квартира?» В общем, слушай внимательно, сейчас изложу все подробно…
На вопрос возбужденной женщины Трофимова вежливо ответила:
– На последнем.
Псова – Нина потом опознала ее по фото, которое показал следователь, – ринулась в подъезд.
Как далее развивались события, прокомментировала другая жительница дома, Раиса Лужина, проживающая в сто двадцать девятой квартире.
Рая только уложила ребенка спать после обеда, как с лестничной клетки долетел грохот.
Лужина (ей потом тоже показывали снимки самоубийцы) выглянула наружу и увидела женщину, которая била в расположенную рядом дверь ногами.
– Что вы делаете? – возмутилась Раиса.
– Где эта чертова баба? – перестав грохотать, спросила Псова. – Пусть меня впустит!
Лужина ответила.
– Квартира пустует, там никто не живет.
– Нет! – завопила Псова. – Врешь! Она там прописана!
– Вероятно, вы правы, – спокойно произнесла Лужина, – кто-то в сто двадцать восьмой зарегистрирован. Но я в этот дом въехала десять лет назад и ни разу ее жильцов не видела.
Наташа отошла от двери и прислонилась к стене.
– А где она? Куда подевалась?
Раиса развела руками:
– Понятия не имею. Может, за границей?
– За границей… – уставившись в одну точку, повторила Наталья. – А в какой стране?
Лужина почувствовала раздражение.
– Я пояснила: никогда соседей не видела, они сюда не наведываются, шума от них никакого нет. Но квартплату вносят аккуратно. У нас на первом этаже у лифта каждый месяц список должников обновляется, фамилии там указывать запрещено, а вот номер квартиры назвать не возбраняется. Сто двадцать восьмая ни разу в черный список не попала. Значит, хозяева платят за коммуналку. Люди часто так делают – укатят за рубеж, а через банк рассчитываются.
– Никого! – с отчаяньем произнесла странная посетительница. – Шансов нет!
Псова закрыла лицо руками и замерла. Раисе стало жаль женщину, та заметно расстроилась. Лужина решила предложить незнакомке воды, но тут из ее квартиры раздался крик проснувшегося ребенка, и она бросилась в детскую. Минут через пять молодая мать вновь услышала грохот и разозлилась. Сколько раз Раиса жаловалась в ДЭЗ на дверь, которая ведет к мусоропроводу и к лестнице! Створка тяжелая, удержать ее сложно даже мужчине, на верхнем этаже часто дует ветер, соседи выходят на балкон покурить, несут отбросы, и дверь грохает о косяк, будит ребенка Лужиной. Надо поставить доводчик! Но в конторе, призванной следить за порядком, от Раи вечно отмахиваются.
О том, что незнакомка вышла на балкон лестницы и рухнула вниз, Лужина узнала позже, когда милиция стала обходить жильцов.
Экспертиза, исследовав положение тела Натальи и изучив следы, оставшиеся на лоджии, пришла к выводу: бедняжку никто не толкал, она спрыгнула сама. Нина Трофимова, выгуливавшая свою собачку возле дома, сказала, что после того, как Псова вбежала в подъезд, никто из посторонних за ней не входил. Нина – местное сарафанное радио, променад с джек-расселом просто повод, чтобы фланировать по двору в любую погоду и смотреть, кто из жильцов с кем и куда направился. Трофимова мгновенно бы вычислила чужого человека.
Теперь вспомним про железную дверь, которая является несчастьем Лужиной. Рая всегда в курсе, когда соседки идут на лестницу с мусорным ведром или мужики решают подымить на лоджии, – грохот от стукнувшей о косяк двери разносится по квартире молодой матери. Раиса ведь услышала, как хлопнула дверь, когда укачивала дочь, но звук прогремел один раз – Наташа не удержала тяжеленную дверь, выходя на балкон, с которого прыгнула вниз, назад она не возвращалась. И никто другой следом за ней не шел – даже сами жильцы одиннадцатого этажа, распрекрасно осведомленные об особенности железной створки, не могут с ней справиться, а уж кто-то незнакомый точно так же, как и Псова, устроил бы шум…
Брагина секунду помолчала, затем подвела итог.
– Наталья Псова покончила жизнь самоубийством, что, учитывая смерть Павлика, мне совсем не кажется странным. Все факты указывают на суицид.
– Угу, – пробормотала я. – С криминалистами не поспоришь! Но есть еще такое понятие, как «доведение до самоубийства».
– Это уже психология, – возразила Лена. – Я работаю с документами, а за остальным – к душеведам.
– О каких двух интересных деталях ты упомянула в начале разговора? – спросила я.
Брагина чихнула.
– Адрес показался мне знакомым. Ну, того дома, откуда прыгнула Псова. Я все на него пялилась, пялилась… Потом – бумс, в мозгу щелкнуло: там же живет Мария Алексеевна Лаврова, мать Николая Петровича. Именно она прописана в сто двадцать восьмой квартире.
Я не поверила собственным ушам.
– Жена Николая хотела попасть в гости к свекрови?
– Получается, так, – подтвердила Лена. – Странно, однако. Новодонская, где жила Регина, и дом, в котором зарегистрирована Мария Алексеевна, находятся в паре шагов друг от друга. Думаю, Регина сто раз ходила через двор, срезая путь к супермаркету, к метро, и даже не подозревала, что где-то рядом обитает мать Николая.
– Может, знала, – заспорила я, – а толку? Мария Алексеевна там лишь прописана, где она фактически живет, неизвестно. А вторая деталь?
Лена снова чихнула и вздохнула:
– Похоже, я простудилась.
– Навряд ли, – засмеялась я, – ты же на улицу почти не выглядываешь. Трудно подцепить грипп, блуждая в Интернете.
– Что еще раз подтверждает: в Сети намного безопаснее, чем в реале, – отметила Брагина. – Может, аллергия началась?
– Надеюсь, не на меня, – серьезно сказала я.
– Не, тогда бы золотуха раньше проявилась, – усмехнулась Ленка, – еще в детстве, когда ты мне мозг высасывала, зудела: «Учись хорошо, не прогуливай школу».
– Лучше вернемся ко второй интересной детали, – велела я.
– Ладно, к следователю, который занимался делом Псовой, пришла некая Татьяна Волошина, спортивный врач, работающая в бассейне «Лира». Она назвалась лучшей подругой Натальи и обвинила Николая Петровича в смерти жены.
– Интересно, – оживилась я. – И как поступил дознаватель?
– Побеседовал с заявительницей, приложил ее показания к делу и благополучно закрыл его, – объяснила Ленка. – Ничего ужасного Волошина не сообщила, так, обычное бла-бла. Не любил, женился по расчету, чтобы устроиться в Москве. Ну, знаешь, что твердят про тех, кто в столицу из провинции прикатил и женился на москвичке. Набор обвинений один. Еще она уверена, что Николай убил Павлика.
– И следователь отмахнулся от такого заявления? – возмутилась я.
Брагина кашлянула.
– Дашута! У ребятенка Псовой была болезнь Гюнтера. Она неизлечима. Теоретически могут помочь стволовые клетки из пуповины. Но во-первых, это не доказано, а во-вторых, шансы найти донора равны нулю. Мальчик был обречен. Павлик жил в темноте, мучился, если на него попадал луч света. Слушай, по-моему, если отец решился прекратить страдания малыша, то ему следует медаль выдать! Но это только мое личное мнение. А вот заключение врачей, которые лечили ребенка: «Скончался вследствие врожденного заболевания». И кстати, доктора отметили, что за мальчиком великолепно ухаживали.
– Адрес и телефон Волошиной можешь сказать? – перебила я.
– Так и знала, что затребуешь его, – довольно произнесла Лена, – я умна не по годам. Записывай.
Я быстро вбила номер в телефон и увидела, как дверь подъезда распахнулась и выпустила на улицу Элю.
