И я понимала его, потому что прежде всего он мужчина. А мужчины не привыкли показывать никому своей слабости. Даже если это твоя жена. Хоть и фиктивная.
Я же пыталась лишь раз с ним после нашего разговора поговорить, но у меня ничего не получилось. Каждый раз я натыкалась на высокую глухую стену, возведённую им между нами, которую, к сожалению, у меня не получалось разбить, как бы я ни старалась.
Но я точно понимала, чувствовала, что Зверев пробирался в мою душу всё глубже и глубже. Даже вот так — когда мы просто молча сидели рядом друг с другом. Этого мне хватало, хоть и внутри я чувствовала какую-то грусть и печаль, что не давало мне здраво мыслить.
Я совершенно не понимала, что он ко мне испытывает. Порой он становился таким холодным и разговаривал так резко, что я предпочитала просто оставить его в покое. Но иногда в его взгляде я улавливала такой огонь желания и нежности, что моё сердце мгновенно оттаивало, мне становилось тепло и легко.
Но стоило ему понять, что я заметила его взгляд, как он снова закрывался от меня и опять становился отстранённым.
Марат всё эти недели находился дома. Но каждый день к нам приезжал Тимур, вдвоём они запирались в кабинете мужа и выходили только через час. О чём они разговаривали, я не знаю. Но после этого супруг выходил ещё более мрачным и даже злым.
Один раз я попыталась у него расспросить, но ответом мне был лишь строгий, твёрдый взгляд, и я больше ни разу не заводила этот разговор. Потому что знала, что мне ничего не расскажут.
Спали мы всё так же, как и в первую мою ночь здесь — я в одной комнате, Марат же в гостиной на узком небольшом диване, на котором, я уверена, и спать неудобно, и спина затекает.
Я чувствовала неприятный осадок от того, что спим мы в разных комнатах, на разных кроватях. Меня даже посещала мысль о том, что у него кто-то есть, потому что несколько раз он всё же выбирался из дома. И его несколько часов не было.
Как бы я ни старалась выбросить эти мысли из своей головы, у меня ничего не получалось. Словно в насмешку в моей голове появлялись разные картинки того, как два тела сплетаются воедино. Как мой муж ласкает, целует, обнимает и любит хрупкий стан той, другой. Не меня.
И в сердце всё чаще пробиралась боль. Сжимала хрупкое маленькое сердечко, отчего было тяжело вздохнуть. Боль царапала острыми когтями дикого зверя.
Но я сжимала руки в кулаки, не позволяя этой боли вырваться наружу, понимая где-то на подкорке сознания, что я для Марата Зверева лишь фиктивная жена. Фиктивная жена. Фиктивная.
Я повторяла эти слова раз за разом, пытаясь совладать с собой и не забывать об этом.
Утро встретило меня солнечной погодой и хорошим настроением. Впервые за последнее время.
Потянувшись на большой кровати, поднялась, откинув одеяло в сторону. Сегодня решила приготовить своему мужу завтрак и попытаться вновь поговорить. Может быть, не только у меня сегодня хорошее настроение, но и у него.
Я спустилась на первый этаж и только было повернула в сторону кухни, как входная дверь открылась, и на пороге нашего со Зверем дома появился сам хозяин. Я так и застыла, смотря на мужчину, который был одет с иголочки: тёмно-синий костюм-тройка и белоснежная рубашка с тремя расстёгнутыми наверху пуговицами.
— Доброе утро. Ты только проснулась? — спокойным голосом спросил меня мой фиктивный муж.
— Доброе утро, — только и смогла проговорить ошарашенно.
Глава 29
Аврора
Внутри меня будто что-то обрывается, почему-то становится трудно дышать, а ноги подкашиваются. Но я, всё так же не прерывая зрительного контакта, смотрю прямо в глаза своего мужа. Фиктивного мужа — тут же добавляю про себя. Фиктивного.
В груди щемит так, что там, с левой стороны, где находится сердце, больно сжимается, отчего хочется потереть это место. Сделать хоть что-то, чтобы только унять эту ноющую боль, которая, кажется, раздирает меня на части.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Я не могу понять, почему это так. Почему там внутри так болит, но я чётко чувствую, что мне больно. Больно так, что в глазах щиплет, и я вот-вот расплачусь прямо перед мужчиной.
Почему так больно? И самая главная мысль: где он был?
Я же чётко помню, что вчера вечером, когда я ложилась спать, он был дома. И я не слышала хлопка входной двери, хоть моя комната и была закрыта. Тогда где он, чёрт возьми, был?
Мысль вертится в моей голове, но я не могу ухватиться за неё. Не могу зацепить то, что, кажется, лежит на поверхности.
— Аврора, что-то случилось? — Зверев пристально осматривает меня, будто хочет понять, что со мной произошло за одно мгновение.
Я качаю головой, еле сдерживая себя. Он не должен увидеть, что мне больно. Он не должен увидеть мои слёзы из-за него.
— Нет. Со мной всё хорошо, — отвечаю тоненьким голоском, а потом поворачиваюсь спиной к нему и направляюсь именно туда, куда хотела — на кухню, делать завтрак для себя и для своего мужа, который в этот момент должен быть дома, а не где-то шляться.
Мне хочется ошибиться в своих предположениях. Чтобы это было не так. И у меня, по сути, нет никаких доказательств того, что он мне неверен.
Да, иногда он уходит из дома и пропадает по нескольку часов. Да и сейчас с самого утра его где-то носило, но это ведь не повод подозревать в его в том, что он мне изменяет. Он бы не сделал этого. Я не верю.
Но в голове тут же вспыхивает одна-единственная мысль, что я-то ему фиктивная жена. Он женился на мне просто потому, что чувствует вину за то, что я его спасла и за это поплатилась. И теперь, как я поняла, за мной охотятся, чтобы убить главного свидетеля.
Это просто чувство вины и желание защитить меня, но никак не что-то большее.
Какая же я дура.
А я-то думала, что я ему дорога. Но это лишь чувство вины.
Я зажмуриваюсь, пытаясь сдержаться и не заплакать. Беру себя в руки и захожу спокойно на кухню. Вот только в моей душе не так спокойно, как я это показываю. Там дикий шторм. Ураган. Там дожди и осень. Там плакучая ива, что тянет свои ветви вниз от боли и печали.
Движения какие-то механические. Не понимаю, что делаю, словно мозг отключился, а руки двигаются сами по себе, совершая отточенные до автоматизма действия.
Внезапно вздрагиваю от того, что мои плечи крепко сжимают широкие сильные ладони. Замираю, прикрывая глаза. Вдыхаю, приводя свой пульс в норму. Но вот в душе буря, которую ничем не успокоить.
— Аврора, — опускаясь ниже, шепчет мне на ухо мой фиктивный муж.
Я ещё сильнее зажмуриваюсь. Мне так хочется в этот момент скрыться куда подальше из кухни, из этого дома и не видеть этого человека. По крайней мере несколько дней или недель точно.
Мне хочется отдохнуть от этой суеты. От всего того, что сковывает меня, мою душу. Отчего невозможно даже глубоко и размеренно вздохнуть. Словно воздух перекрывают. Как в золотой клетке сижу, а ключ от неё у моего хозяина — Марата Зверева.
— Что случилось, девочка? Тебя кто-то обидел? — и его руки оплетают предплечья, притягивая к себе ближе, не желая выпускать меня из своих стальных и цепких оков.
— Нет. Всё хорошо, — отвечаю, беря себя в руки, приводя в порядок своё дыхание и голос. — Отпусти меня, Марат. Чайник закипел, — добавляю последнее, чтобы найти хоть одну причину, чтобы он отпустил меня и дал воздуха глоток.
— А я почему-то в этом сомневаюсь, что всё хорошо. По тебе совсем этого не скажешь.
Значит, не умею я притворяться — только по одному моему лицу можно прочитать всё то, что у меня на душе.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Чёрт. Нужно не показывать ему всех своих чувств. Не хочу, чтобы он меня жалел. Я не маленькая девочка, которая порезала палец, и теперь её нужно успокоить и пожалеть. Я уже взрослая и должна со всеми обидами, со своими чувствами справляться сама. Без чьей-либо помощи. Потому что я привыкла справляться сама.
И надо же было подумать, что для Зверева я хоть что-то значу. Сумасшедшая девчонка.
