— Мальчики! — воскликнула она, хлопнув в ладоши. — Как я рада вас видеть! Думала, все — изнасилуют и продадут куда-нибудь за границу в рабство в бордель!
Чума не разделял радость Насти. При ее появлении он даже не шелохнулся.
— Еще неизвестно, где лучше, — возразил он ворчливо. — В борделе или в гостях у здешнего хозяина.
— Не говори так! — Настя топнула ногой. — Вечно ты каркаешь и всегда всем недоволен!
— Это точно! — крякнув, я поднялся и сел на скамейке. Сон пошел мне на пользу, чувствовал я себя вполне сносно. Окинув девушку взглядом, поинтересовался: — Тебя-то, я надеюсь, они не били?
— Да нет, пальцем не тронули.
— Точно? — спросил я так, словно в случае отрицательного ответа собирался при первом же удобном случае надавать по физиономиям всем четверым хорошо известным нам парням.
Настя отчего-то покраснела.
— Да нет же!
— Ах, какая любовь! — неожиданно и с сарказмом воскликнул Санек. Возможно, он завидовал вспыхнувшей между мной и девушкой любви. — Ну, как Тристан и Изольда!
Что я ему пацан что ли издеваться надо мной? Я решил поставить Чуму на место и кивнул Насте:
— Гляди-ка, грамотный какой. Рыцарские романы знает. Ты случайно, Санек, на зоне зарубежную литературу не преподавал?
— Не преподавал! — с вызовом ответил Чума. — И книгу не читал. Просто к нам на зону зечек из женской колонии привозили. Они нам спектакль про Тристана и Изольду показывали. О трагической любви и конфликте между чувством и долгом — так нам начальник колонии объяснил.
— У тебя были хорошие учителя, — съязвил я и снова переключил свое внимание на Настю. — Где тебя взяли?
— В институте, — девушка потрясла пакетом, в котором, по-видимому, были тетради и учебники. — Я ведь сегодня на занятия пошла к первой паре. Сижу на лекции, и вдруг меня вызывают срочно. Я вышла в коридор, а там парень стоит, такой крепкий, блондин. Сказал, будто меня Игорь в машине ждет. Я подумала, это ты. Вышла на улицу вместе с парнем. Он довел меня до джипа и втолкнул в него.
Настя сложила на скамейку пакет, сумочку и села рядом со мной, выгнув спину, чтобы не прислоняться к побеленной стене.
Рассказ девушки поразил меня настолько, что я не смог сдержать своих эмоций.
— Они же все про нас знают! — возмутился я, поворачиваясь к Чуме. — И где мы живем, и где работаем, и где учимся, и даже какие между нами взаимоотношения. Но откуда им все известно?
— Стучит кто-то, — сумрачно заключил Санек. — Причем тот, кто нас отлично знает, и у кого мы все время на виду. Думаю, очень скоро мы поймем кто это. — И он посмотрел на меня с таким видом, будто ему было известно обо мне нечто нехорошее.
Я не понял что именно и, размышляя вслух, произнес:
— Либо нами просто манипулируют. И режиссер, поставивший весь этот спектакль, специально собрал именно нас в одну труппу и роздал роли. А теперь, когда мы их с блеском отыграли…
— Мы стали ему не нужны, — подхватил Чума. — Вот нас и привезли сюда, чтобы… — парень вывалил язык, изображая покойника, и провел рукой по шее. — Как Валеру… — он вызывающе улыбнулся Насте. Чума по-прежнему не жаловал девушку, и при каждом удобном случае старался подчеркнуть враждебное отношение к ней.
Она платила ему тем же.
— Если бы нас хотели убить, давно бы убили, — заметила она ядовито. — Не зачем было похищать. Пристрелили бы где-нибудь на улице и дело с концом.
— Они бы так и поступили, если бы не рассчитывали нас с Игорем евнухами сделать в том борделе, где ты батрачить будешь, — парировал Санек.
— Но-но, не ссорьтесь! — прикрикнул я. — Вам что больше делать нечего?
— Вот именно! — неожиданно и очень охотно согласилась со мной Настя. — Сейчас не время ругаться. Мы в плену. Наша сила в дружбе. Если мы будем держаться друг за друга и друг другу помогать, возможно, и выплывем на поверхность.
Я удивленно взглянул на девушку. Она еще не утратила юношеских иллюзий и веры в идеалы. Это хорошо. Желания спорить дальше ни у кого не возникло. Наша троица замолчала, думая каждый о своем.
С одной стороны мне было приятно находиться вблизи Насти, чувствовать тепло ее бедра, вдыхать свежий запах ее тела, едва уловимый аромат ее духов. А с другой — мне было бы гораздо покойнее на душе, если бы Настя находилась сейчас за тридевять земель. Мы пребывали в стене врагов, неизвестно что ждало нас впереди, и я переживал не только за свою судьбу, но и за судьбу девушки.
Примерно, еще с час мы проторчали в комнате, потом за нами пришли все та же возглавляемая блондином компания. Двое парней вошли в комнату, двое остались на улице.
— Давайте-ка, собирайтесь! — потребовал красавчик в зверином обличии. — Хозяин не любит долго ждать.
Грудь от удара об асфальт еще болела, но я был уже в форме, поднялся и вслед за Чумой и Настей вышел на длинное крыльцо. Нас тут же окружили и повели к дому. Обращались с нами корректно — не толкали, не пинали, не кричали "Шнейль". Мы отвечали взаимностью — не ерепенились. Хотя кто кому чем платил еще вопрос. Возможно, нас не трогали потому, что мы вели себя покладисто. Попробуй мы побежать к забору с криком "Помогите!", живо бы накостыляли.
Небольшим, вполне мирным стадом, нас прогнали по аллейкам, а затем через лужайку к дому. Особнячок, как я уже говорил, был диковинным. Украшенный колоннами, балкончиками, нишами, куполами, башенками и шпилями, он действительно походил то ли на миниатюрный сказочный дворец, то ли на собор. Мы поднялись по ступенькам, прошли парадный вход и оказались в холле, по бокам которого находились две, устланные ковровыми дорожками мраморные лестницы, ведшие на верхние этажи. Нас провели через холл в колонный зал, с большими полукруглыми окнами, хрустальными люстрами, кружевными, похожими на фату занавесками. В жизни я не видел такого великолепия. Сама бы Наташа Ростова, я думаю, была бы не против, если бы ее первый бал проходил именно в этом зале. В конце его стояли несколько диванов, кресел и стульев с гнутыми ножками, а также два журнальных столика. Туда нас и провели. Сесть не предложили, заставили построиться в шеренгу лицом к одному из кресел, надо полагать, трону. Впрочем, конвоиры тоже не сели, остались стоять за нашими спинами.
Ждали недолго, минут пять, наконец двери распахнулись, и в зал вошли вначале двое парней, а затем и сам хозяин. Раз дом дворец, то и жить в нем должен император. Так я его про себя и окрестил. Это был выше среднего роста худощавый мужчина лет сорока. Отлично сшитый, классического покроя темный костюм удачно скрывал дефекты его фигуры — короткое туловище, плоский зад и узкие плечи. Дефекты лица скрыть было невозможно. Оно у него было узким, щербатым, тонкогубым и длинноносым. Впрочем, все перечисленное мной можно отнести скорее не к дефектам, а к особенностям "императорской" физиономии. К ним же можно добавить маленькие, глубокопосаженные глаза и острый подбородок. Прямо скажем, не артист, но невольное уважение к своей личности "император" вызывал. От него исходила спокойная и властная сила, которой не подчиниться было нельзя. Он прошел через зал в окружении телохранителей, похожий на охотника, шагающего со сворой собак, сел в кресло и некоторое время молчал, разглядывая нашу компанию.
— Где сейф? — наконец изрек он холодно.
Ну вот, уже весь город знает, что мы уперли сейф. Признание в воровстве бронированного ящика, равносильно признанию во все смертных грехах, в том числе и в убийстве Бугрова. Мы безмолвствовали.
— Где сейф?! — повысил голос император и окинул нас взглядом сотрудника НКВД, приступившему к допросу врагов народа в здании на Лубянке.
Играть дальше в молчанку было глупо и Чума, взяв на себя ответственность за ведение переговоров с хозяином дома, заявил:
— Мы не понимаем, о чем вы говорите.
Неожиданно император перешел на задушевный тон и даже позволил себе слегка улыбнуться.
— Давайте-ка, ребята, не будем друг другу морочить голову. Я отлично знаю, что ограбление дома Бугрова ваших рук дело. Поэтому отдайте мне сейф, и мы с вами по-хорошему расстанемся.
Чума, калач тертый, на провокацию не поддался.
— Мы первый раз слышим о Бугрове и ограблении.
Хозяин дома тут же поменял тактику ведения допроса. Лицо у него застыло, глаза стали холодными.
— Вот что, ребята, — сказал он сухо и жестко. — Я человек серьезный и деловой. У меня нет времени на пустые разговоры. Вы не в милиции, здесь с вами церемониться не будут. В лучшем случае мои ребята переломают вам кости, в худшем — закопают где-нибудь на лесополосе. Поэтому советую, со мной не шутить, а когда спрашиваю — отвечать. Ясно?..
Чума не отвечал, с презрительным видом смотрел куда-то мимо императора. Нет, он от него ничего не добьется.
— Ясно?! — на сей раз рявкнул хозяин.
Вопрос относился к Саньку, а ударили почему-то меня. Блондин со всей силы пнул меня сзади по больной ноге под коленную чашечку. Нога подломилась, и я рухнул на колени. Один — один. Отомстил мне парень за свое позорное падение на асфальт. Возможно, Чуме какой-то там воровской закон не велит стучать на самого себя, мне — можно. У меня табу по другому поводу. Опираясь на руку девушки, я встал и заявил:
