Но когда болельщики «Барселоны» с гордостью говорят о революционном духе «Камп Ноу», они не в состоянии вразумительно объяснить, почему Франко не раздавил клуб. Он мог сделать это с легкостью, поскольку в его распоряжении имелся эффективный полицейский аппарат. Однако Франко не пошел по стопам Примо де Ривера, грозившего уничтожить «Барселону» в 1920-х годах, а предпочел не обращать внимания на звучавшие в его адрес оскорбления. Он никогда открыто не оправдывал эту политику терпимости, но его цель была достаточно ясна: дать каталонцам возможность расходовать свою политическую энергию в относительно безопасном для существующего режима месте.
«Барселона» позволяла Каталонии выпускать националистический пар, и это всех устраивало. Франко никогда не сталкивался с серьезной оппозицией со стороны каталонцев. В отличие от басков, другого национального меньшинства Испании, страдавшего под гнетом диктатуры Франко, каталонцы не создавали фронты освобождения, не похищали президентов мадридских банков и не взрывали бомбы на автобусных остановках. А болельщики «Барселоны» никогда всерьез не протестовали против засилья в руководстве клуба апологетов Франко. Каталония не бунтовала, а занималась делом. Экономическая политика диктатуры способствовала бурному развитию промышленности в Барселоне и прилегающих районах. В 1950–1960-х годах сюда в поисках работы приехали тысячи и тысячи переселенцев с юга Испании. Промышленная мощь и сопутствующее ей материальное благосостояние отвлекали от мыслей об ужасах гражданской войны и притеснениях.
Говоря о своих национальных особенностях, каталонцы объясняют, что им свойственна уникальная черта, которую они называют setiy. В переводе это означает нечто среднее между прагматизмом и благоразумием. Это наследие предков, средиземноморских купцов, — ведь бизнесмены больше всего ценят политическую стабильность. (Классический пример seny: каталонцы настаивают на том, чтобы их язык преподавался в университетах и чтобы все надписи на уличных вывесках были на каталонском. Его можно встретить всюду, за исключением разделов недвижимости во многих каталоноязычных газетах: национализм не должен препятствовать бизнесу.) Еще каталонцы говорят, что нет seny без rauxa, как нет «инь» без «ян». Это еще одна национальная черта — импульсивность или вспыльчивость. Благодаря этой особенности каталонцы столь упорно сражались с Франко во время гражданской войны и всегда слыли воинственным народом.
Стремился к этому Франко или нет, но «Барселона» способствовала созданию устойчивого равновесия между seny и rauxa. Один спортивный обозреватель рассказал мне такую притчу. Двое преступников, томящихся в одной из франкистских тюрем, решают бежать на волю. Они планируют время побега таким образом, чтобы успеть посмотреть встречу между «Барселоной» и мадридским «Реалом» на «Камп Ноу». Им сопутствует удача, и они смотрят матч, завершающийся победой «Барселоны». Теперь у них есть все, что нужно для счастья: свобода и триумф любимой команды. Будь они героями какого-нибудь американского фильма, они бы незамедлительно отправились на поиски новых приключений. Но они поступают не как голливудские актеры, а как каталонские мужчины. Излеченные «Барселоной» от своей rauxa, они возвращаются в тюрьму.
IIIГрань между страстью и безумием довольно тонка. Бывший нападающий «Барселоны» Христо Стоичков постоянно переступает ее. В молодости он однажды устроил в родной Болгарии массовую драку во время матча. За бешеный нрав и неспособность контролировать себя Болгарская футбольная федерация дисквалифицировала его пожизненно. Однако он был слишком хорошим игроком и пользовался слишком большой любовью, чтобы навсегда покинуть футбольное поле. Вняв мольбам общественности, лишившейся великого кумира, федерация сократила срок дисквалификации до одного года. С возрастом он так и не угомонился. За четыре года в «Барселоне» рефери удаляли его 11 раз. Он не только кричал им в лицо, но и наступал им на ноги. За несколько месяцев до того как я посетил его в Вашингтоне, округ Колумбия, где он играл последний сезон, Стоичков устроил потасовку в товарищеском матче со студентами колледжа. Для него понятие «товарищеский» не содержит особого смысла. Во время игры он пнул первокурсника сзади в подкате обеими ногами с такой силой, что сломал ему кость. Треск был слышен даже на трибунах.
Но необузданность далеко не основное качество Стоичкова. Ему присуще невероятное обаяние. По результатам опроса он оказался самым популярным игроком «Барселоны» всех времен. Отчасти этой популярностью он был обязан своим успехам на поле. В 1990–1994 годах он забил в матчах за клуб 104 гола. Этот эксцентричный футболист, то обворожительно деликатный, то отвратительно грубый, внес немалый вклад в достижения «Барселоны». В 1994 году Стоичков удостоился звания лучшего европейского игрока года. Каталонцы обожали его также и за то, что он разделял их страсть — и необоснованные ожидания, несправедливые требования и чрезмерный критицизм, сопутствующие этой страсти. «Мои коллеги ленивы, бестолковы и алчны», — пожаловался он однажды. Как и каталонцы, Стоичков считал, что они должны играть ради идеи, а не ради денег.
Немногие игроки-каталонцы могут похвастаться столь же пылкой приверженностью политической идеологии клуба, в основе которой лежит ненависть к мадридскому «Реалу». Стоичков однажды заявил: «Я всегда буду ненавидеть мадридский «Реал» и скорее провалюсь сквозь землю, чем соглашусь играть за него. Меня вообще тошнит, когда заходит речь об этом клубе». Он фанатично предан идее каталонского национализма. Перед встречей сборных Болгарии и Испании на чемпионате мира 1998 года Стоичков вывесил на балконе своего гостиничного номера каталонский флаг. Он пообещал, что наденет под футболку майку с призывом к отделению Каталонии от Испании. Такие жесты, бурно приветствовавшиеся в Барселоне, способствовали разжиганию сепаратистских настроений. Стоичков выступил с инициативой не отдавать каталонских игроков в сборную Испании, а послать на чемпионат мира собственную национальную сборную. Барселонские газеты писали, что он является сторонником Партии независимости Каталонии, находящейся на левом фланге каталонского националистического движения.
Пример Стоичкова лишний раз свидетельствует об открытости каталонского национализма, его величайшем достоинстве. История «Барселоны» знает много иностранных игроков — шотландцев, венгров, голландцев, — которые становились поборниками политики клуба. (Великий голландец Йохан Кройф назвал своего родившегося в Барселоне сына Жорди, и это, наверное, был первый случай за всю эпоху Франко, когда ребенка нарекли этим каталонским именем.) Иностранцы могли становиться каталонцами, поскольку, согласно каталонской идеологии, гражданство приобретается, а не наследуется. Чтобы стать каталонцем, нужно выучить каталонский язык, пренебрегать испанским языком и любить «Барселону». Каталонский национализм — доктрина не расовая и не теократическая, а в высшей степени гражданская. Каталония готова принять в свое лоно любого, независимо от его личных особенностей.
Брать интервью у Стоичкова — дело нелегкое. Несколько недель он отказывал мне в беседе, но в конце концов согласился встретиться со мной после тренировки в раздевалке своего клуба «Д.С.Юнайтед». Стоичков, только что из душа, в махровом халате с капюшоном, сидел в кресле. На потеху присутствовавшим, он натянул капюшон на голову, вскочил на ноги и встал в боксерскую стойку. Он наносил удары невидимому противнику, делая вид, будто собирается напасть на своих полуголых товарищей по команде. Когда Стоичков вернулся на место, я подсел к нему и представился.
— По-испански, — сказал он. — Лучше по-испански.
— Bueno. Yo soy… (Хорошо, меня зовут…).
Я чувствовал, что слишком нервничаю, беседуя с ним по-испански. Резкие ответы, грубоватые манеры, щетина на впалых щеках — он выглядел угрожающе даже полуодетый. Самые невинные его движения напоминали удары.
Я попросил пресс-агента команды о помощи. Он пригласил менеджера по оборудованию в качестве переводчика. Было очевидно, что наше интервью закончится катастрофой. Но я потратил на его подготовку слишком много времени, да и отступать было поздно. Когда я начал объяснять суть своего проекта, Стоичков прервал меня:
— Сколько экземпляров вы собираетесь продать? Смогу ли я заработать какие-нибудь деньги, если поделюсь с вами своими мыслями?
Последовала продолжительная пауза, в течение которой он пристально смотрел мне в глаза. Было совершенно непонятно, насколько серьезно следует воспринимать его вопрос.
— Нет, — наконец ответил я.
— Почему нет?
— Я всего лишь бедный журналист.
— А вы заработаете деньги?
— Да, наверное немного заработаю.
