– Не опрокинетесь. Если ты сам его не опрокинешь!
– Я не опрокину! У меня же есть чувство горизонта круглой планеты!
На том и разошлись.
Электрокар домчал меня до здания космопорта. В чистом небе высоко над головою висели два светила – привычная глазу желтая звезда и багровый карлик, который, правда, вовсе не казался карликом. Их свет щедро проливался на окружавший меня мир и мою собственную спину. Несмотря на ветерок, создаваемый движением электрокара, во время езды по бетонной сковородке посадочного стола пришлось изрядно вспотеть.
Я вошел в здание космопорта, распространяя бодрящий аромат мужских феромонов. Пословицу, предписывавшую настоящим казакам быть всегда «злыми и вонючими», следовало в ту минуту понимать буквально. Таким вот злым и вонючим я предстал перед офицером таможенной службы. Обычно они не интересовались поклажей прибывших на планету лиц, но тут таможенник вдруг пережил вспышку любопытства. Должно быть, его смутил мой платиновый рундук.
– Откройте, пожалуйста, ваш багаж.
Я, разумеется, открыл.
Офицер с немалым изумлением извлек оттуда портрет Зигмунда Фрейда:
– Что с лицом этого человека?
– Саркома, рак кожи. Короче, гнил заживо…
– Вонял, наверное?
– Не знаю, не нюхал. Это было давно, в двадцатом веке.
– Да что вы говорите? А чем же он знаменит?
– Разработал теорию, которой объяснял, почему нравственные уроды являются уродами. И попытался доказать, что нормальные люди тоже должны быть нравственными уродами.
– Как же он смог до такого додуматься?
– Так он же сам являлся уродом! Посмотрите на его рожу! Списал свое учение с самого себя и своей родни.
– Чрезвычайно интересно. А почему вы возите с собою этот портрет?
– Я специалист по психоанализу.
– Потрясающе! – восхитился офицер. – А про что это наука?
– Наука о вашем поведении. Я могу в два счета доказать, что вы моральный, нравственный и психологический урод, вырожденец и девиант. И предложить способ излечения ото всего этого. Разумеется, за ваши деньги!
Таможенник тупо смотрел мне в глаза. Спросил все же:
– А от этого можно излечиться?
– Нет, конечно. Можно просто лечиться.
– А смысл?
– А смысл в том, чтобы клиенты платили мне деньги.
– Здорово!
Он заглянул еще раз в мой рундук, вынул наушники, набор элементов памяти с записанными на них трудами Фрейда. Затем откровенно зевнул и махнул рукой. Валяйте, дескать!
На обширной площадке, заполненной сотнями роботизированных такси, я уселся в экипаж и дал команду двигать в сторону Саут-Оушен, на виллу «Покахонтас».
Периодически выходил на связь Константин Головач – в наушниках, спрятанных под шлемом с рогами, я слышал его вибрирующий от возбуждения голос: «Шеф! Ответь, сколько будет дважды два!»
Я прибыл к воротам поместья «Покахонтас». Робота-такси отпускать не стал, поскольку планировал скоро отправиться на нем назад. Вилла выглядела в точности как на проспекте, который Натс рассматривала в офисе риэлтерской компании «Тихуана-Пердольпек». Вернее, забор выглядел также. Гипсово-белая бетонная стена с металлическим ограждением поверху, прекрасные чешуйчатые ворота, переговорное устройство подле. Самой виллы я видеть из-за забора не мог. Оттуда же, из-за забора, доносился ровный гул океанского прибоя. Пахло морской солью, еще чем-то экзотичным. Захотелось на пляж, желательно нагишом и желательно под бочок Натс…
С присущей мне предусмотрительностью я огляделся. Вилла «Покахонтас» располагалась в ряду прочих построек аналогичного назначения и класса. Справа и слева – бетонные стены, закрывавшие доступ к другим виллам. Дорога, по которой подъехал робот-такси, тянулась вдоль этих стен черным удавом. На противоположной стороне построек не было. Только громадные кактусы, покрытые большими, с тарелку размером, цветами. Я не поленился перейти дорогу и отломил от мясистых колючих стеблей три огромных цветка.
Костяная Голова, услыхав в переговорном устройстве мое сопение, встревожился:
– Господин наказной атаман, вы чего там делаете? С вами все в порядке?
Я объяснил, что рву цветы.
Спрятав цветы за спину, я нажал кнопку переговорного устройства. Долго никто не отвечал. Наконец, из динамиков донесся хорошо знакомый голос:
– Сэмми, я вас вижу! Вы вернулись!
Интересно, как бы она могла меня видеть, если бы я не вернулся?
Щелкнул замок. Створки чешуйчатых ворот свернулись, подобно пергаментному свитку.
Я шагнул на территорию резиденции. На переднем дворе ласково шумел фонтан, вокруг которого располагался чудный садик с диковинными растениями и громадными глыбами песчаника и гранита, нарочито поставленными под невероятными углами. Сама вилла тоже радовала глаз – мраморный цоколь, большие проемы голубых кристаллиновых окон, часть кровли прозрачна. Красотища!
Входная дверь оказалась открытой. Холл имел стеклянную крышу, его опоясывала галерея, по которой при моем появлении застучали невидимые подошвы. И через пару секунд мне навстречу спустилась Натс.
– Сэмми! Все-таки вернулся! Космический дророман отыскал дорогу назад!
Я поставил на пол платиновый рундук и выпростал из-за спины руку с цветами:
– Вот, наломал пару кактусов… Здравствуй, что ли!
Натс бросилась мне на шею и поцеловала в щеку. Тут я заподозрил, что она действительно рада меня видеть.
– Чудесные цветы. Сейчас я их поставлю в вазу, и мы пойдем, искупаемся в океане…
– Ты купаешься в океане?! Ты уверена, что там нет никаких опасных рарапынгов и чапчериц?!
– Нет, опасных рарапынгов и чапчериц там точно нет! Все местные купаются в океане. Я уже познакомилась с соседями слева и справа.
Она умчалась по коридору. А я неспешно прошелся по холлу, присел на большой изогнутый диван перед прозрачным столиком. Диван тут же чуть-чуть откинул спинку и подкачал воздух в подушку под поясницей.
В наушниках прорезался голос Константина:
– Шеф, слышу ваши разговоры! У нее… м-м… красивый голосок. Может, возьмем ее в хор казачек нашей расстрельно-пулеметной команды?
– Отстань, образина!
Опять послышались легкие шаги, и через пару мгновений Натс поставила на столик высокую вазу с принесенными мною цветами. Села напротив, заглядывая мне в глаза.
Я почувствовал, что краснею. Ого! Я, оказывается, еще и романтик! Хорошо хоть, что латентный!
– Я действительно очень рада, что ты приехал, – сказала Натс. Очень трогательно это прозвучало.
– Мы одни? – на всякий случай уточнил я.
– А ты думал, я сразу притащу кого-нибудь в свой дом?
– Что за манера отвечать вопросом на вопрос! Русские люди так не разговаривают!
– Хорошо, я учту, – она улыбнулась. – Мы одни. Здесь никого нет.
– Меня зовут не Сэмми, – сказал я. – Моим друзьям и единомышленникам я известен под именами Иван Караваев, Иван Объедалов и Петр Разорвирубаха. Друзья меня иногда называют Иваном, а иногда Петром.
В наушниках заверещал Константин:
– Что ты делаешь?! Как ты можешь себя расшифровывать?! Ты же с потрохами себя сливаешь! Старый пень!
Натс на секунду задумалась:
– Наверное, это большой секрет?
– В общем-то, да.
– А меня тоже зовут не Натс…
– Давай попробую догадаться. Тебя зовут Наталья Александровна Тихомирова…
– Откуда ты узнал?!
– Да за последние дни много чего случилось. Отыскались люди, готовые пойти на все что угодно, чтобы заполучить тебя в свои руки.
Она молчала, напряженно глядя на меня.
– Можно задать вопрос? – полюбопытствовал я. – Ты, в самом деле, жила в двадцатом веке?
Она ответила долгим взглядом. Затем, аккуратно подбирая слова, ответила:
– Странно слышать такой вопрос от тебя. Сэмми! Ты, правда, ничего не помнишь?
– А… мы были знакомы?
– Вообще-то да.
– А… мы были близко знакомы?
– Можно считать, что близко.
– И… насколько близко?
– Сексом мы не занимались, если ты об этом.
– А-а… – я сглотнул. – И где же мы познакомились?
– В Санкт-Петербурге. На Арьергардной улице. Летом две тысячи шестого года!
– Это невозможно!
– Неужто? А как ты думаешь, почему я здесь вообще оказалась?
Я заподозрил, что слишком многого не знаю о своей жизни. Но засек и кое-что еще – из эфира исчез голос Костяной Головы. В наушниках – ровный белый шум. Мысленным усилием я переключил симплексор на резервную частоту. Там – тоже белый шум. Это могло означать только одно – какой-то умник поставил широкочастотную помеху, прервав мою связь с «Фунтом изюма».
Подняв глаза вверх, я увидел сквозь остекление крыши небольшой белый шар с выкрашенным серебрянкой контейнером и похожей на ленту веревкой. Любой «донской казак» сказал бы, не задумываясь, что веревка под шаром – всенаправленная антенна, а контейнер – мощный широкополосный постановщик помех с ядерной батареей внутри. Именно этот невинный с виду шарик и перекрыл радиоканал моей связи с «Фунтом изюма». Ну-ну, ребятки, не надо было вам так со мною поступать…
