— У нас в Коорди ведь тоже будет колхоз?
— От нас зависит, — серьезно сказал Муули. — От народа.
— Будет, — уверенно сказал Семидор. — Скоро будет…
— А ты почему думаешь? — с любопытством спросил Муули.
— Народ к нему дорогу нащупывает, — просто сказал Семидор. — Вот мы на хуторе Яагу, Пауль Рунге, да много нас, все на разных концах Коорди… Мы ж ведь понимаем, что дорога-то уже давно открыта! — сказал Семидор, пальцем показав на карту Союза, и торжествующе, с крестьянской лукавинкой, покосился на Муули, гордый от уверенности, что он понял сокровенную мысль парторга.
— Вот об этой-то дороге и разговор… — торжественно сказал Муули.
…Парторг долго еще сидел над бумагами, рассеянно постукивая карандашом, и, глядя перед собой, думал о Семидоре.
Он вспомнил сейчас о разговоре, перешедшем затем в спор, когда в волости намечали кандидатуру члена экскурсии. Кое-кто из руководящих работников волости настаивал на том, чтобы послать кого-либо из крестьян поделовитее, посолиднее, например Рунге, Маасалу или даже Йоханнеса Вао. Но Муули настоял на Семидоре. Правду сказать, Семидор был слабостью Муули. Он был для него живым проявлением той новой жизни в Коорди, которую призван был творить здесь скромный волостной парторг Муули.
За два года его работы парторгом в волости всходы нового возникали всюду, на каждом шагу, — Муули, прежде всего, видел их в росте своей партийной организации, в том, что лучшие люди, вроде Каарела Маасалу, пополняли ее ряды; но все-таки самым наглядным: для Коорди проявлением силы этого нового было чудесное выпрямление Семидора — неудачника в прошлом.
Оценки Муули расходились иногда с мнением окружающих, которым могло показаться, например, что он переоценивает возможности Семидора или Роози Рист и недооценивает заслуги Янсона, такого же земледельца, как и они, пришедшего к власти из низов.
Было одно очень важное обстоятельство, руководившее парторгом Муули в его оценках и решениях. Он видел крестьян Коорди в будущем, в завтрашнем дне. И в этом будущем он вчерашнему неудачнику Семидору уделял не такое уж маленькое место. И скромную, забитую Роози Муули в завтрашнем днем видел другой, какой ее еще никто в Коорди не видел, — деловитой, полной энергии, занятой большим делом.
Найти место Янсона в этом завтрашнем дне Муули сейчас несколько затруднялся; он даже склонен был думать, что вряд ли на будущих выборах в местные советы крестьяне волости оставят его на посту. Но и за Янсона Муули готов был бороться как только умел. Он ведь хорошо понимал, что умных, энергичных организаторов, передовых людей, готовенькими никто ему не даст со стороны и что новую жизнь в волости необходимо строить руками самих этих простых, обыкновенных людей из Коорди — растить их.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Сааму беспомощно топтался на нагретом солнцем щебне дороги — сунулся направо, толкнулся налево, встал… Он с недоумением стащил шляпу и поднял лицо к небу, прислушиваясь. Лоб его опахнуло июльским зноем. Мухи назойливо летали вокруг лица, тихо звенели и больно кусали. По приметам Сааму — быть дождю с грозой. Вот и птицы кругом возбуждены; поют и щебечут беспокойнее, чем обычно, да и лягушка где-то под водой приглушенно квакнула… Быть тучам и грозе…
Сааму заблудился, хотя не так уж далеко отошел от родных мест. Нащупав ногой камень, присел на него, положил грубый холщевый мешок около, стал припоминать дорогу — весь путь, как он шел до этого.
От хутора Курвеста вышел на большую дорогу, оттуда свернул было к хутору Вао, но чем ближе подходил к нему, тем тише и неувереннее становились его шаги. Не доходя до хутора, стал, подумал, повернул обратно. Большой дорогой дошел до развалин старого трактира, — отсюда проселочная дорога вела на Журавлиный хутор. Но и до Пауля с Айно он не дошел — повернул обратно. И все время думал — куда же итти… К Вао? Лийна его иногда угощала праздничным пирогом и студнем, но ведь что из этого? На то он и праздничный, что дается гостю раз в месяц, это легче и проще, чем из милости давать ежедневно кров и кусок хлеба чужому человеку. Пойти к Паулю с Айно? Нельзя, — им самим кусок хлеба дорог… Разве в волость обратиться? Но Сааму никогда в жизни не был в казенном учреждении, — место это отпугивало Сааму: там решаются государственные дела, а у Сааму какое же дело — семейное, маленькое, можно сказать…
У вырубки Сааму встретили дети. Шумливой стайкой окружили его.
— Сааму, Сааму, Куда ты идешь?
И Сааму встрепенулся и оживился. Смеясь, он ловил и гладил шелковисто-льняные головы детей, узнавал ребят по голосам.
Они протягивали ему свои корзинки и кружки с земляникой.
— Сааму, от меня…
— Мои лучше…
— И от меня, Сааму.
Сааму испачкал подбородок и губы земляникой, пробуя, удивляясь и нахваливая.
— Сааму, куда ты? — требовали они ясного и исчерпывающего ответа.
Сааму никогда не лгал ни взрослым, ни детям и сказал просто:
— Я не знаю…
— Зачем же ты идешь?! — хором закричали дети.
— Иду — и все… — строго сказал Сааму и взял свой мешок.
Они хотели пойти с ним, но он рассердился, что случалось редко, и отвернулся от детей. Притихшие, они пошли добирать ягоды в свои плошки и корзины.
И так вот Сааму и семенил мелкими шажками меж тропинок и большой дорогой, пока не заблудился в родных местах. Теперь он сидел на камне, собираясь с мыслями, припоминая путь свой и пытаясь наметить дальнейший.
До того, как он вышел с хутора, был разговор с Юханом Кяндом. Юхан сказал, что с него довольно; он кормил, поил Сааму целый год, пусть теперь другие… Ему и так работник Яан дорого стоит, он не может двоих держать… Пусть Сааму поищет таких дураков, как он, Юхан, который кормит человека зря, только за то, что он там свиней кормит и коров доит. Пусть он пойдет на хутор Яагу — там всех нищих в колхоз собирают.
Юхан остался до конца щедрым, он положил в мешок Сааму целый хлеб, оставшийся от прошлой недели, да кусок вареной свинины.
— На дорогу до новин… — так сказал Юхан.
У него на каждый случай жизни находились шутки.
— И лучше тебе пойти пораньше, пока светло… Слышишь, — сказал Юхан, подозрительно взглянув на Сааму, который сидел неподвижно.
Сааму кивнул головой и промолчал. Да и что было сказать? Кянд был хозяин хутора. До него хозяином был Март Курвест. С Мартом не смела спорить даже жена Анна. Сестра Анна. С хозяевами невозможно спорить.
Теперь Сааму припоминал дорогу… Должно быть, она вела к Змеиному болоту, не иначе… Проселочная дорога, на которую он вышел, километра через два выведет к Змеиному болоту. Там только опытному, знающему тропинки охотнику можно пройти меж обманчиво устойчивых трясин, сверху заросших яркозеленой травой. А незнакомый с местами человек, пусть и зрячий, может завязнуть в черной гнилой грязи, — засосет его…
Сааму принялся думать о Змеином болоте. Сколько раз он сам рассказывал детям о нем все, что слышал от людей.
Над Змеиным болотом даже в самые сухие и теплые летние вечера встает густой и холодный туман. Если человек надышится им, он одуреет, закружится голова, он заблудится и смерть ему не будет страшна. Есть там места, где редко ступала нога человека и змеи не боятся людей. Там во множестве обитают дикие утки да гуси, залетают журавли охотиться на змей. Лет десять назад пастух Антс пошел искать в болото отбившуюся от стада корову, так потом не нашли ни коровы, ни пастуха Антса.
Змеиное болото — огромное, чужое и холодное — враждебно людям. Вот Прийду Муруметс, приболотный житель, когда был молод, попробовал вступить с ним в борьбу, прорыл канавы, осушил полосу и вспахал черную мягкую землю. Но болото отняло свое от Прийду, и люди в Коорди только головами покачивали: «Захотел со Змеиным болотом тягаться…»
Сааму представил себе, как он к вечеру подойдет к болоту. Хотя солнце уже село, но в спину с полей еще несет теплом. Вот в лицо откуда-то резко пахнуло горьковатым болотным настоем, охватило волной холодного тумана, закружило голову странными гниловатыми запахами… Вот уж из-под теплого мягкого моха выступила холодная вода. Постоять, надышаться болотного дурмана, и уж дальше ничего не заметишь…
До слуха Сааму донеслись торопливые шаги. Человек шел и весело напевал шуточную песенку:
Сааремаа — маленькая страна,А все ж поют и на Сааремаа;Где вашим парням до наших парней, —И песен таких у вас нет…
«Семидор», — узнал Сааму. Он сам не заметил, как притопнул босыми пятками и ударил ладонями по коленкам. Тонким голосом по-комариному подхватил:
Изо дня в день распевают у насПесни веселые Сааремаа…
И вместе они громко пропели:
Где вашим парням до наших парней, —И песен таких у вас нет…
Тень от человека упала на Сааму.
