Что ж, в Москву было ехать ни к чему, а вот сходить на балет в Королевском датском театре — это пожалуйста.
Так начались наши совместные культурные вылазки.
Имеется возможность использовать ее культурные наклонности для осуществления определенных мероприятий.
Отношения с поклонницей Мельпомены развивались ни шатко ни валко. Вернее, они развивались, но оперативная перспектива прорисовывалась пока слабо. В конце концов настало время прекратить посещение театров и концертов и вместо них вставить в программу нечто более провокационное, к примеру ресторан. Ресторан — это грубо, но всегда зримо, весомо. Он-то и даст толчок в нужную сторону, посоветовал мне резидент.
Секретарша с удовольствием приняла приглашение и в ресторан. После ресторана она впервые разрешила мне проводить ее до дома. Ага! Наконец-то, может быть, удастся зайти к ней на чашку кофе!
И действительно, расслабленный под мягкую чарующую музыку Вивальди, я весь вечер вкушал аромат собственноручно приготовленного секретаршей «мокко». Она загадочно мне улыбалась, садилась напротив в кресло, показывая безупречную ножку, вставала, ходила по обставленной посольской мебелью комнате, томно вздыхала, а я… Я сидел балбес балбесом и забивал ее очаровательную головку политикой, чтобы постепенно вывести разговор на нужную тему. Меня, как Остапа Бендера, интересовала не сама Зося, а местонахождение исчезнувшего подпольного миллионера Корейко, то бишь сейф, где на тарелочке с голубой каемочкой… Ну вам-то не надо объяснять, что я имею в виду.
Но моя милая секретарша от моей сухой «бубниловки» довольно скоро сникла. Она сладко зевнула и напомнила, что ей завтра рано вставать на работу. Я с готовностью вскочил, извиняясь за грубую бестактность, — эдакий мужлан, не соображает, что после одиннадцати пора и честь знать! — и в целости и сохранности ретировался из квартиры.
Строгое следование правилам светского этикета стоило советской разведке потери контакта. После этого вечера секретарша оказалась на редкость занятой и на мои уговоры «посидеть где-нибудь, погулять или посмотреть что-нибудь» холодно отвечала, что вся ближайшая неделя у нее занята — звоните, мол, на следующей. Я исправно звонил через неделю, но история повторялась.
— Все ясно, — резюмировал резидент, — до нее дошло, что ты в ней не увидел женщину. Ставь на ней крест и займись другим делом.
На кладбище отпавших оперативных связей появился еще один свежевыструганный дубовый крест.
Умные задним числом коллеги говорили, что «надо было… это… ну… сам понимаешь, а ты… это… сробел, значит». Позвольте-позвольте, возражал я, о чем вы говорите? На это нужно специальное разрешение руководства. А оно так вопроса не ставило. Коллеги смотрели на меня, как на невесть откуда появившегося марсианина, и крутили указательным пальцем возле темечка.
— Эх ты, правильный ты наш! Да ты бы сделал как надо, завербовал ее, а потом бы и доложил: так, мол, и так, это… попутно, мол, случилось. Кто ж победителя судит? Начальство, дорогой Боря, для пользы дел и обмануть не грех.
Но я слышал — и тоже от умных же людей, — что постельными делами при разработке женщины торопиться не следует, потому что есть опасность так » остаться в кровати, ни на йоту не продвинувшись к сейфу, где лежат секреты. Можно так увлечься клубничной стороной вопроса, что позабудешь и об оперативном задании!
Одним словом, разведка не накопила и не обобщила достаточно надежных данных, на которых можно было бы построить теорию разработки и вербовки женщин. И не думаю, что в будущем она выведет какую-то правильную и однозначную формулу обращения с женщинами. Все как в жизни — действовать надо по обстановке. Догмы в нашей работе — ее смерть.
На основании своего опыта контактов с женщинами для разработки могу рекомендовать только молодых.
Примерно так же у меня получилось с одной активисткой Союза социал-демократической молодежи Дании. Датчанка, в отличие от секретарши иностранного посла, сразу поняла, чего мне от нее надо, и приняла энергичные меры по свертыванию контакта. В данном случае она поступила как настоящий мужчина: ей и не приходила в голову мысль о том, что советский дипломат мог интересоваться ею как женщиной (хотя была чертовски симпатична), она справедливо полагала, что в первую очередь она мне была интересна как функционер социал-демократической партии. Карьера этой активистки потом круто пошла вверх, Анкер Йоргенсен взял ее к себе в правительство, и она, говорят, как министр зарекомендовала себя ничем не хуже мужчин. И действительно, несколько лет спустя в прессе появились сообщения о том, что «министр соцобеспечения Дании имярек грубо использует свое служебное положение в личных целях». То есть то ли брала взятки, то ли залезала в казну.
Да, крутая девушка попалась на моем оперативном пути, но пусть ее вербуют другие.
Полицейские и воры
Соперники в искусстве брани,
Не знайте мира меж собой:
Несите мрачной славе дани
И упивайтеся враждой.
А. С. Пушкин
Как ни странно, но у меня остались самые приятные впечатления от моего естественного противника в Дании — датских полицейских. Возможно, я сейчас идеализирую их — противник — он и есть противник, — но в те канувшие в Лету 70-е годы наше противостояние, ей-богу, больше походило на партнерство в игре с неписаными правилами. Игре, правда, опасной и рискованной, в которой на карту поставлены государственные интересы, служебная карьера, безопасность людей и многое другое.
Задача полиции — поддерживать порядок и закон в стране и следить, чтобы никто не нарушал его, не обходил и не подкладывал фугасы под фундамент безопасности. Наша задача — противоположная: обхитрить полицию, найти лазейки и дырки в системе превентивных мер и взять то, что плохо лежит, то есть, грубо говоря, украсть.
Сама суть игры — государственный интерес, понимаемый каждой стороной по-своему. Все остальное вокруг нее — чистый антураж, идеологическая, политическая, историческая и прочая мишура. Пока существует государство, будет жить и разведка. Разведка — это глаза и уши государства (правда, не единственные), без которых оно не может сделать ни одного шага на международной или внутренней арене без риска наломать дров.
Датчане по своему складу — достаточно беспечный и доверчивый народ. Они считают, что Дания — маленькая страна и большими секретами не обладает, а те тайны, которые все-таки попадают на ее территорию, все равно рано или поздно становятся достоянием широкой общественности. Поэтому охрана секретов никогда не являлась для датской полиции и контрразведки сверхзадачей. В значительной степени на охранительный менталитет датчан оказало влияние членство в НАТО. Приобщившись к большим тайнам, они, конечно, вынуждены соответствовать уровню атлантических требований.
При мне контрразведывательный режим стал заметно ужесточаться, но и в этом случае оперативная обстановка в стране была достаточно благоприятной по сравнению с другими странами блока. В конце 60-х годов шеф ПЭТ Арне Нильсен был вызван на ковер в Брюссель, где ему высказали «фэ» и устроили форменную головомойку за попустительство по отношению к шпионам Варшавского блока и «непринятие мер». Нильсен вернулся домой и слег в больницу с инфарктом. Поправиться ему так и не удалось, и скоро он умер.
Информация базируется преимущественно на эмоциях отдельных представителей правящих кругов страны пребывания.
Как бы то ни было, но старшие братья Дании по НАТО всегда проявляли недовольство «либерализмом» датчан и использовали каждый повод для того, чтобы оказать на них нажим и испортить жизнь советской разведке. Американские и английские спецслужбы действовали в Дании как у себя дома, и датские официальные лица смотрели на это сквозь пальцы.
Слежка, признаться, довольно часто баловала меня своим вниманием. Отчасти это, вероятно, объяснялось моей активностью в городе, а в основном тем, что я занял должность Гордиевского. В контрразведке с самого первого часа моего пребывания в стране знали, чье ведомство я представляю и чем намерен заниматься.
Но возможности у ПЭТ были не беспредельны, и у нее не хватало ни людских, ни материальных ресурсов, достаточных для того, чтобы приставить наблюдение к каждому разведчику из социалистических стран. Поэтому они работали по определенному графику и брали меня под наблюдение через определенные промежутки времени — где-то один раз в два месяца сроком до недели, если, конечно, у них не появлялись веские основания предположить, что я планирую предпринять что-то экстраординарное. Тогда они могли бросить на меня бригаду «наружников» и в нарушение очередности. Это случалось, например, если я выезжал в другой город. В таких случаях слежка была практически обязательной.
