Я отломила кусочек хлеба, больше для того, чтобы занять руки.
— Я… я знаю, что старших богов опять Трое, — не спеша выговорила я. — Я знаю, что Блистательный Итемпас больше не правит единолично.
— Скажи уж «вовсе не правит», госпожа Орри, — отозвалась Серимн. — Ты ведь догадалась? Все истинные итемпаны давно уже поняли: Он никогда не допустил бы тех перемен, которым мы стали свидетелями за последние несколько лет.
Я кивнула, помимо воли думая о постели Сумасброда, о нашей близости и любви, о хмуром неодобрении Солнышка.
— Верно, — сказала я, подавив горькую улыбку.
— Примем во внимание его родню, этих новых богов…
Одна из сотрапезниц Серимн громко расхохоталась:
— Новых? Да ладно тебе, госпожа Серимн, мы же тут не легковерные простецы. — Она посмотрела в мою сторону, и любезность ее тона не обманула меня. — По крайней мере, в большинстве своем…
Я стиснула зубы. Я не позволю им себя затравить. Еще я отметила, что Серимн восприняла колкость с замечательным хладнокровием. Кто бы мог ожидать, что Арамери стерпит насмешку, пусть даже в основном нацеленную на другого?
— Согласна, «Повелитель Теней» был бездарной попыткой отвлечь внимание, — ответила она и вновь повернулась ко мне. — Однако моя семья ночей не спит, силясь предотвратить панику, госпожа Орри. В конце концов, мы веками насаждали в смертных сердцах ужас перед возможностью возвращения Ночного хозяина. Уж лучше мы будем держать его скованным, нежели он вырвется на волю и обрушит возмездие на весь мир. И вот теперь лишь хрупкая паутина лжи не дает человечеству понять: нас всех может постигнуть судьба народа маро…
Она говорила об уничтожении моей родины, погибшей по вине ее семейства, без какой-либо злобы или стыда, и я вскипела. Но таковы уж Арамери: даже если их удается заставить признать ошибку, они лишь пожимают плечами — и все как с гуся вода.
— Он разгневан, — сказала я очень тихо, потому что сама чувствовала то же. — Ночной хозяин. Вам ведь это известно? Он установил крайний срок — Арамери и богорожденным — для выяснения, кто его детей убивает.
— Да, — сказала Серимн. — Насколько я знаю, это послание лорд Арамери получил несколько дней назад. Срок — месяц со дня гибели Роул. До его истечения у нас около трех недель.
Она говорила так, словно речь шла не о божественном гневе, а о какой-то безделице. Мои кулаки сжались сами собой.
— Когда Ночной хозяин разнес на куски Землю Маро, он сделал это больше от скуки. И в то время он располагал лишь долей своего истинного могущества… Можете вообразить, что он способен учинить теперь?
— Можем. И еще получше, чем ты, госпожа Орри, — очень тихо проговорила Серимн. — Не забывай, я же с ним выросла.
Все разговоры за столом немедленно прекратились, только слышно было, как где-то в комнате громко тикали часы. За ее бесцветным вроде бы тоном таилась невысказанная жуть. А под поверхностью всего разговора, словно подводный хищник в ночи, бродила самая главная тайна: почему женщина, облеченная такой властью и притом столь бесстрашная, бежала из дворца под названием Небо?.. В тишине, разграниченной тиканьем часов, я успела навоображать себе кошмаров и в итоге задалась вопросом: Во имя бездн Преисподней, что Ночной хозяин с ней сделал?..
— По счастью, — выговорила Серимн, и я не сдержала облегченного вздоха — наконец-то прекратилась эта ужасная тишина, — его гнев как нельзя лучше вписывается в наши планы.
Должно быть, я нахмурилась, потому что она рассмеялась. Смех не казался вымученным — ну разве что чуточку.
— Задумайтесь вот о чем, госпожа Орри: однажды нас уже спасла третья из Трех. Задумайся о том, что это значит, что вообще означает ее присутствие. Ты никогда не задавалась вопросом? Энефа, Владычица сумерек, сестра Блистательного Итемпаса, мертва уже две тысячи лет. Так кто же она, эта Сумеречная госпожа? Ты ведь знакома со многими богорожденными, живущими в городе. Они тебя в эту тайну не посвящали?
Я удивленно моргнула, сообразив, что Сумасброд со мной в самом деле ни о чем таком не заговаривал. Вот о смерти матери — да, и его голос был хриплым от неизбывного горя. Но он упоминал и о родителях. Во множественном числе. И в настоящем времени. Я воспринимала это просто как один из парадоксов, которые следует иметь в виду, когда общаешься с богами. Но я и подумать не могла, что в этом есть какой-то смысл.
А еще до сих пор я полагала, будто разбираюсь в божественной иерархии.
— Нет, — сказала я. — Он… они не упоминали об этом.
— Мм… Ну, значит, я посвящу тебя в большую тайну, госпожа Орри. Десять лет назад одна смертная женщина совершила предательство по отношению к своему богу и ко всему человечеству, вступив в заговор с целью выпустить Ночного хозяина, своего любовника, на свободу. Она преуспела — и за свои труды удостоилась могущества покойной Энефы. Собственно, она стала новой Энефой, богиней в своем праве.
Я даже дышать перестала: услышанное явилось для меня полной неожиданностью. Мне никогда и в голову не приходило, чтобы смертный человек мог заделаться богом… Однако это многое объясняло. Границы, положенные богорожденным, обязанным оставаться в пределах Тени, и то, почему младшие боги так неусыпно присматривали за поведением друг друга: они старались избежать разрушений и гибели людей… Богиня, которая некогда сама была смертной, вряд ли потерпела бы черствое пренебрежение человеческой жизнью.
— Сумеречная госпожа, по сути, не имеет отношения к нашим делам, — сказала Серимн. — Не считая того, что за нынешнее спокойствие следует благодарить именно ее. — Она подалась вперед и поставила локти на стол. — На самом деле мы даже рассчитываем на ее вмешательство. Энефа, воплощением которой в сущности является новая богиня, всегда отстаивала неприкосновенность жизни. Такова ее природа; оба ее брата более склонны к крайностям. Они скоры в суждениях и еще скорее в деяниях, особенно разрушительных, она же стремится оберегать и хранить. Она применяется к переменам и в них ищет постоянства. В конце концов, Война богов была не первой схваткой между Итемпасом и Нахадотом. Просто с момента создания жизни они впервые схлестнулись в отсутствие Энефы, способной удержать мир в равновесии…
Слушая это, я постепенно начала качать головой:
— Вы, значит, рассчитываете, что эта новая Энефа оградит нас от бед? Вы что, шутите? Может, она и была когда-то человеком, но ее природа с тех пор изменилась. Теперь ей свойственно думать так же, как и любому из богов. — Я невольно вспомнила Лил. — А некоторые из них, по нашим меркам, совершенно безумны…
— Если бы она хотела истребить человечество, она за эти десять лет могла сама нас умертвить, неоднократно причем. — Стол чуть дрогнул: это Серимн сделала какой-то жест. — Она богиня не только жизни, но и смерти. И не забывай вот еще чего: прежде своего обожествления она была Арамери. А мы такие предсказуемые…
Я не увидела ее улыбки, но вполне услышала.
— И я уверена, что уж она постарается направить ярость Ночного хозяина… на что-нибудь целесообразное. В конце концов, ему ведь не нужно уничтожать весь мир ради отмщения за детей. Хватит и малой части. К примеру, всего одного города…
Я сложила руки на коленях. Есть мне расхотелось совершенно.
Маронейские родители не рассказывают детям на ночь добрых сказок со счастливым концом. Мы называем младенцев именами ярости и печали, и сказки у нас все такие, что малышам снятся кошмары, от которых они просыпаются, крича и дрожа. Мы хотим, чтобы они боялись — и не забывали. Никогда не забывали. Ибо это может хоть как-то подготовить их к новому пришествию Ночного хозяина, буде оно когда-нибудь воспоследует…
И оно воспоследует. В Тени. И скоро.
— Но почему же орден Итемпаса…
Я не договорила, не зная, как все сказать, не оскорбив бывших орденских жрецов, наверняка присутствовавших здесь. Помолчав, я начала заново:
— Ночной хозяин… С чего воздавать ему почести, хотя он и освободился? Он всех нас ненавидит. Неужели кто-то верит, что гнев разъяренного божества удастся отвести с помощью жалкого лицемерия?
— Они пытаются отвести вовсе не божественный гнев, госпожа Орри. — Это высказался мужчина на дальнем конце стола. Я застыла, напрягшись. — Они пытаются умилостивить нас.
Я уже слышала этот голос! Трижды, не считая нынешнего раза! На южном Гульбище, незадолго до того, как убила Блюстителей. На крыше дома Сумасброда, прежде чем началось то безумие. И еще потом, когда лежала без сил и тряслась после пребывания в Пустоте!
Он сидел напротив Серимн, излучая ту же привычную уверенность, что и она. Еще бы ему не быть уверенным в себе, ведь это и был их найпри.
Я задрожала от страха и ярости, Серимн же рассмеялась:
— Ты, как всегда, не смягчаешь выражения, Датэ.
