Я даже задумалась, отчего орден до сих пор не стер их в порошок. Одно дело — разрешить поклонение младшим богам; это могло быть им даже выгодно. Но стерпеть появление еще одной веры в того же Блистательного Итемпаса?.. Допустить путаницу, могущую сбить с толку мирян?.. Того и гляди, Новые Зори примутся строить свои собственные Белые залы, собирать подношения, да еще и блюстителей заведут?.. Это ж получится прямое надругательство над всеми заветами Блистательного! Само существование новозоров означало неминуемый хаос!..
Но еще невозможней было понять, как Арамери допустили подобное. Шахар Арамери, основательница великого клана, некогда была его избранной, самой возлюбленной жрицей; орден являлся их устами. И я не могла взять в толк, какая им выгода в появлении еще одних уст.
Мелькнула внезапная мысль: а что, если Арамери ни о чем и не подозревают?..
Тут мне пришлось отвлечься от размышлений: мы вошли в обширное помещение. Воздух здесь был влажным и теплым, и где-то лилась вода. Баня!
— Вы сперва моетесь или как? — спросила Йонт. Она подвела меня к мыльной: я это определила по запаху. — Я с вашими маронейскими обычаями не знакома.
— Они не слишком отличаются от амнийских, — ответила я, недоумевая, о чем она так беспокоилась.
Пошарив кругом, я нащупала полочку с мылом и свежими губками, а рядом — большой чан исходящей паром воды. Она была горячая, какое счастье! Я стащила одежду и устроила ее на вешалке неподалеку от полочки. Потом взяла губку, села и принялась мыться.
— Мы же, в конце концов, тоже сенмиты.
— Ну да, с тех пор как Ночной хозяин разнес Землю Маро, — брякнула она.
И тотчас спохватилась:
— Ох, тьма… Извини, пожалуйста!
— Не за что извиняться. — Я пожала плечами и опустила губку. — От простого упоминания это снова не произойдет…
Нащупав рядом бутылочку, я откупорила ее и принюхалась. Жидкое мыло для волос. Довольно вяжущее, не слишком подходящее для маронейских волос, но тут уж не до роскоши — и такое сойдет.
— Да, но… лишний раз напоминать о таком ужасе…
— Это же случилось не со мной, а с моими предками. Да, мы ничего не забыли, но быть маро — это больше, чем просто хранить память о давней трагедии.
Я ополоснулась из чана и со вздохом повернулась к своей провожатой:
— Ну и где тут купальня?
Она снова взяла меня за руку, и мы проследовали к большой деревянной купальне. Дно у нее было металлическое и подогревалось разведенным снизу огнем. Чтобы забраться в нее, мне пришлось воспользоваться лесенкой. Вода оказалась не такой теплой, как мне нравилось, и без каких-либо отдушек. Ну ладно — хоть чистая, если запах не врет. Вот у Сумасброда в бассейнах…
«Хватит! — резко оборвала я сама себя, чувствуя, как глаза начинают жечь готовые вылиться слезы. — Этим ты ему не поможешь! Лучше соображай, как отсюда сбежать!»
Йонт подошла вместе со мной и прислонилась к стенке купальни. По мне, лучше бы она куда-нибудь делась, но, похоже, ей вменили в обязанность не только заботиться обо мне, но и надзирать.
— Мароне всегда чтили Итемпаса как первого среди Троих, как и мы, амнийцы, — сказала она. — И вы не поклоняетесь никому из этих второстепенных божеств, верно?
Подобный строй речи послужил мне предупреждением. Я и раньше встречала таких, как она. Не всех смертных обрадовало пришествие многочисленных младших богов. Я не очень понимала, что ими руководило; я-то до последнего времени полагала, что Блистательный Итемпас просто передумал и в одночасье отменил Отлучение; наверное, Он пожелал, чтобы его дети постигли смертное царство. Более продвинутые итемпаны наверняка все поняли гораздо раньше меня. Не в природе Блистательного Итемпаса было менять однажды принятые решения…
— Поклоняться младшим богам? — спросила я, упорно отказываясь принимать ее выражения. — Нет. Кое с кем из них я встречалась, а с иными даже дружу.
Сумасброд, Пайтья, Неммер, может быть, еще Китр… хотя нет, ей я вроде не особенно нравилась. И уж Лил точно подружкой мне не была. Что касается Солнышка… Да, когда-то я считала себя его другом, хотя кудрявая богиня была права; сам он обо мне подобного не сказал бы.
Я почти воочию увидела, как нервно морщится Йонт.
— Но… они же не люди!
Она произнесла это так, словно говорила о насекомом или каком-то неприятном зверьке.
— А какая разница?
— Они не такие, как мы. Они не способны понять нас. Они опасны!
Я прислонилась к стенке купальни и стала заплетать в косу мокрые волосы:
— Ты хоть с одним из них когда-нибудь говорила?
— Конечно нет!
Казалось, сама мысль об этом привела ее в ужас. Я хотела говорить еще, но осеклась. Она не воспринимала богов как народ. Она меня-то едва считала человеческой личностью. Что я могла ей сказать такого, чтобы она в самом деле услышала? Осознала, задумалась?.. Впрочем, я сама кое-что поняла.
— А ваш найпри… Он так же относится к младшим богам? Он поэтому затащил моих друзей в Пустоту?
Йонт так и ахнула:
— Твои друзья — мелкие божества? — И ее голос тотчас стал жестче. — Тогда, наверное, поэтому. И уж их-то найпри вряд ли скоро оттуда выпустит!
Я промолчала, снедаемая отвращением пополам с неприязнью. Я просто не находила слов… Спустя некоторое время Йонт вздохнула:
— Я вовсе не хотела расстроить тебя… Ну как ты, закончила? А то у нас еще дел много!
Я проговорила со всей холодностью:
— Что-то мне не хочется никаких дел с тобой делать.
Она коснулась моего плеча и сказала нечто такое, отчего я сразу перестала считать ее невинной:
— Придется.
Я выбралась из купальни и вытерлась полотенцем, дрожа не только от прохладного воздуха.
Когда я завернулась в толстый халат, Йонт отвела меня назад в мою комнату, и там я облачилась в принесенную ею одежду: простую рубашку, которую пришлось натягивать через голову, и юбку до щиколоток, которая забавно увивалась за ногами. Нижнее белье сидело свободно, будучи не совсем впору, но ничего. Обувь представляла собой мягкие тапочки, не предназначенные, чтобы ходить в них вне дома. Такое вот деликатное напоминание от моих тюремщиков: мол, сиди и не рыпайся.
— Так-то лучше, — довольным тоном проговорила Йонт, когда я была готова. — Теперь ты выглядишь совсем как одна из нас!
Я потрогала край подола рубашки:
— Одежда белая, полагаю?
— Ткань просто некрашеная. Белого мы не носим: это цвет ложной чистоты, он вводит в заблуждение тех, кто в ином случае стремился бы к Свету.
Йонт выдала это почти нараспев, явно повторяя заученное. Правда, таких наставительных поэм я прежде не слышала, ни в Белых залах, ни где-либо еще.
В это время где-то в недрах Дома ударил тяжелый колокол. Гулкий звук был богат и прекрасен; я даже прикрыла глаза, наслаждаясь негаданным удовольствием.
— Час ужина, — пояснила Йонт. — Я как раз вовремя в порядок тебя привела! Наши вожди приглашают тебя сегодня отужинать с ними.
Я невольно оробела.
— А нельзя пропустить этот ужин? Я еще несколько не в себе…
Йонт вновь взяла меня за руку:
— Мне жаль, но никак. Здесь недалеко…
И я потащилась следом за ней сквозь бесконечную путаницу коридоров — именно такое впечатление произвела на меня внутренность Дома. По дороге мы встречали других новозоров, с большинством из них Йонт здоровалась, но не задерживалась, чтобы представить меня. Я не слишком обращала на них внимание, лишь отмечала про себя, что секта оказалась куда многочисленней, чем я предполагала вначале. У моей комнаты стояло не менее дюжины народу, но я не стала слушать, о чем они разговаривали: я считала шаги и запоминала приметы, чтобы не блуждать наугад, если все-таки удастся сбежать из-под замка. Вот из коридора, где пахло благовонными курениями, мы перешли в другой, эхо в котором отдавалось так, будто здесь были окна, распахнутые навстречу вечернему ветерку. Два пролета лестницы вниз (двадцать четыре ступеньки), за угол (направо), пересекаем открытое пространство (идем по прямой, под углом градусов тридцать после поворота) и наконец входим в весьма обширное, но замкнутое пространство.
Здесь со всех сторон ощущается присутствие множества людей, но все голоса доносятся несколько снизу: похоже, собравшиеся сидят. В нос ударяют ароматы еды, смешанные с запахами светильников, человеческих тел и вездесущей зелени Древа. Кажется, мы в большом пиршественном чертоге.
— Йонт, — негромко произносит низкий и властный голос немолодой женщины.
Наплывает запах, напоминающий о цветках хираса; я снова подумала о доме Сумасброда. Мы остановились.
— Отсюда я ее провожу… Эру Шот? Не желаете проследовать со мной?
— Леди Серимн! — В голосе Йонт мешались беспокойство, волнение и восторг. — К-конечно…
Она выпустила меня, и мою руку приняла незнакомая ладонь.
