— П-п-подождите, — запинаясь от скорости, с какой происходило обвинение, вмешалась я, — можно задать вопрос?
И боясь, что меня прервут, торопливо продолжила:
— Ты ведь искренне переживал за Крела, я видела, как ты стоял рядом с ним на коленях, почему же…
— Дура, — резюмировал Тиам не дожидаясь, пока я окончу говорить, и все также стоя ко мне спиной.
— Но я же видела!
— Что ты видела? Мою ярость, мое горе. Ты поняла их неправильно Конечно, я был не в себе от того, что столько усилий пропало зря, что почти никто не умер, и он, — кивок в сторону Крела, — еще дышал. Проклятый род. Я так стремился к тому, чтобы никто из вас не доехал. А он заметил бурю слишком рано, успел приготовиться. И ты, ты приказала мне охранять его, наивная дура, когда больше всего на свете я мечтал придушить его собственными руками. Мне жаль, что ты отбилась от Тварей.
И резко повернулся, словно желая насладится впечатлением от собственных слов.
Я крепко зажмурилась и отпрянула, пытаясь спрятаться от Тьмы, которая больше не скрываясь, плясала в его расширившихся зрачках, и пробормотала торопливо:
— Виновен, — желая только, чтобы этот человек исчез навсегда. То, что он говорил, было страшно и гадко. Неправильно.
— Виновен, — озвучил окончательный приговор Лорд Гварин. И это слово, как тяжелый удар молота оттолкнулась от стен.
— Тиам, сын Бронга, внук Хоста, правнук Чуррайя из рода Охотников. За свои преступления ты приговариваешься к смерти и лишаешься имени. Отныне ты никто, и память о тебе будет стерта. Ты не заслужил ни могилы, ни посмертия. Оставшиеся тебе годы проживет лишь твоя Суть. Я имеющий над тобой власть по праву клятвы и долга Лорда, Охотник и Воин приказываю твоей душе раствориться, перестать быть.
Судя по глухому звуку падения Тиам попытался рвануться, но ему не дали.
Я еще ни разу не видела настоящее Слово правителя в использовании, но даже это не заставило меня отнять руки от лица и посмотреть на происходящее. Я решилась поднять голову лишь тогда, когда до моих ушей донеслось слабое поскуливание.
Суть оставшаяся от Тиама сидела рядом с больше ненужной веревкой и опустевшей одеждой. Лиса, облезлая и худая, настороженно смотрела на людей, чуть жалобно поскуливая.
— Заберите его, — приказал Лорд, и ближайший Страж подхватив зверька исчез за дверью.
Я думала, что после суда все разойдутся, но никто не сдвинулся с места.
— Полагаю, — вдруг задумчиво сказал начальник стражи, — сейчас самое время дать подробные объяснения, мой Лорд.
— Ты прав, Берон. Все вы, собравшиеся сегодня здесь, люди которым я доверяю так же, как себе. Мы много лет выполняли возложенный на нас долг, но это первый раз, когда среди нас появился предатель. Наши души не поддаются колдовству, но как оказалось, они могут изнутри пропитаться тьмой. И я хочу, чтобы каждый из вас увидев это, задумался, почему это произошло, как случилось, что один из нас решился на такую мерзость.
— Ну? Что еще ты удумала? — спросил Крел, когда я тихонько дернула его за рукав. После своего дурацкого вопроса, я бы просто не решилась озвучить свои догадки вслух.
— Это не он.
— Что?
— В смысле, он, — я кивнула на место, где стоял Тиам, не желая больше называть его имени — конечно же виновен, но есть еще кто-то, кто руководит этим.
— С чего ты взяла?
Я оглянулась на Лорда, и склонилась почти к самому уху Крела:
— Просто чувствую, не знаю, как объяснить, здесь, кроме ненависти замешана борьба за власть, а Тиам ни в каком случае не имел бы в ней шансов. Значит, есть еще один.
— Разумно, — и окликнул, — брат.
Лорд Гварин тут же повернулся к нам.
— Брат, Ирга считает, что есть еще один предатель.
Взгляд желтых, почти янтарных от пламени свечей, глаз переместился на меня. Как всегда, под этим взглядом захотелось смешаться, покорится:
— Ирга-тон, ну же, говорите, — подбодрил меня голос, в котором еще звучали льдинки, но уже напополам с обычной насмешкой.
— Он, вероятно, не старше тридцати пяти, но не младше тридцати.
— Почему вы так решили, — удивился Лорд.
— Лорд, — тихо спросила я, — сколько вам было лет, когда вы покинули остров?
— Я родился за двенадцать лет до войны. Значит около десяти, когда мы уехали, и четырнадцать, когда закончилась война.
— Вы ведь помните войну? — конечно же помнит, я задавала эти вопросы лишь для того, чтобы объяснить свои выводы.
— Я участвовал в ней, — отозвался Гварин, и еще одна складочка прорезала лоб.
— Тогда вы поймете. Кто бы ни был предателем, этот человек достаточно молод, чтобы не ощутить всего ужаса войны, вероятно, почти не помнить ее, и в тоже время достаточно взрослый, чтобы знать, что родился не здесь, не считать этот край своей родиной.
Высказав, все что думала, я снова спряталась в угол, и не участвовала в дальнейшем обсуждении, решив что достаточно сегодня наговорила.
Я бы и вовсе ушла, но сюда меня довел Крел, и я полагала, что не найду дороги в темноте, разумно решив дождаться его и попросить вернуть меня обратно.
Первой ушла Айнарра, в сопровождении одного из малоразличимых близнецов, извинившись за плохое самочувствие, вслед за ней, отпущенные Лордом, стали расходится остальные. Когда же, кроме самого Гварина в комнате остались только мы с Крелом, он неожиданно откинулся назад в кресле, прикрыл глаза и спросил:
— Может он прав? Может быть, нам всем стоило стать обычными. Жили же как-то раньше без Охотников. Может быть, люди, которых я посылаю в бой не согласны умирать? Почему предают те, кто должны быть верны?
— Брат. Не смей, — тут же вскинулся Крел, — ты и сам не раз ходил навстречу смерти.
Он даже не открыл глаз, как будто не услышал, продолжая говорить:
— Многие смогли бы жить без Сути. Наши дети не умирали бы в борьбе с нею, наши жены смогли бы рожать детей. Мы могли бы…
— Нет. Не могли, — вмешалась я.
Лорд Гварин открыл глаза и нахмурился.
— Почему?
— Ваша Суть — это тот же Дар. Когда его теряешь, в душе остается дыра. Я знаю. Ваша Суть — половина вас самих. Можно жить без руки или ноги, даже без глаз. Но готовы ли вы носить в себе пустоту размером в половину души?
— Я вас понял, северная птичка, за утешение, — наконец устало усмехнулся Лорд. Я просто никогда не думал, что потомки Непобедимых опустятся до предательства. Это минутная слабость.
— Они просто устали. Они — обычные люди, которые держат небо, чтобы оно не упало на остальных. Каменные люди. И они очень устали держать небесный свод, потому что никто не приходит сменить их, — отозвалась я больше не решаясь смотреть в глаза Лорду, слишком уж много личного в них сейчас плескалось.
