— У твоей мамы есть друзья?!
— Не язви.
Люк улыбнулся и припарковал машину. Он взял арфу, я взяла сумку, и мы, держась за руки, обошли дом, пройдя мимо искусно обрезанных кустов и фонтана (в виде писающего мальчика). Если я стану богатой и знаменитой, надеюсь, деньги не настолько сведут меня с ума, чтобы украшать свой сад писающими мальчиками.
В просторном дворе тоже не было людей, хотя у стены и крыльца стояли складные столы и стулья. Вечерний воздух налился оранжево-зеленым. Я провела Люка к ротонде, кругу из колонн, увенчанных куполом.
— Мы, наверное, слишком рано. — Люк раскрыл для меня складной стул, а сам сел на перилах. Помолчав, он сказал: — Я знаю о твоем брате.
Я отвлеклась от арфы.
— О моем брате?
Он достал флейту из поношенного полотняного рюкзака.
— Узнал из твоих воспоминаний. Сколько тебе было лет, когда мать потеряла ребенка?
Я могла бы изобразить удивление, но я помнила точный месяц, день и час, когда мама потеряла ребенка. Я помнила, какая была погода и что я ела на завтрак. Что еще Люк мог прочесть в моих мыслях?
— Десять.
Его ловкие пальцы собрали флейту, пока глаза сканировали двор. Он всегда держался настороже.
— Тебе неприятно об этом говорить?
Я вспомнила, как слишком быстро исчез огромный мамин живот и как я в последний раз видела ее слезы. Но это была не моя скорбь. Ее беременность казалась мне немного нереальной.
— Нет. Почему ты спрашиваешь?
Взгляд Люка скользил по деревьям вокруг ротонды.
— Прежде чем решить, что мне кто-то не нравится, я всегда пытаюсь понять, что заставило человека стать таким, какой он есть.
— Ты обо мне?!
Он ответил негодующим взглядом.
— Я о твоей маме, глупышка.
Я прикусила губу, чувствуя желание вступиться за нее, и одновременно облегчение: не только я считаю, что у нее сложный характер.
— Она хорошая.
Люк нахмурился.
— В твоих воспоминаниях я увидел достаточно, чтобы понять, какие у вас отношения. По-моему, она довольно давно не в себе. А твоя тетушка… — Он покачал головой. — Нам нужно защитить твою семью. Если я не причиню тебе вред, Они будут искать способ, как тебя ранить.
Я представила, как пытаюсь убедить маму надеть железное украшение. И как веду с отцом осмысленную беседу о феях. А Делия сама о себе позаботится. Может быть, использовать ее как подсадную утку?
Люк засмеялся, увидев мое лицо.
— Думаю, нам надо разобраться, что делала бабушка, когда Они до нее добрались.
Я погрустнела, вспомнив, что пока мы здесь смеемся, бабушка лежит на больничной койке.
— Смогут ли доктора ее вылечить? Ты не знаешь, как ей помочь?
Люк пожал плечами и покачал головой.
— Боюсь, что нет. Возможно, знают Они, но даже лучшие из Них могут быть опасны.
— Разве не все Они как Элеонор или Рыжий Придурок?
— Рыжий Придурок?
— Тот рыжий фрик. Он был на вечеринке после концерта. И в кафе.
Люк нахмурился.
— Эодан… — Его глаза сузились. — Он приходил в кафе?
— Джеймс прогнал его каминными щипцами. — Тут я кое-что вспомнила. — Похоже, Джеймс к тебе ревнует.
Люк закатил глаза.
— Думаешь? — Он поднял флейту, будто собираясь играть, потом снова положил ее на колени. — Ди, вы знакомы тысячу лет. У него была масса возможностей, но он их упустил.
Я приподняла бровь.
— Так ты не боишься соперничества?
Люк покачал головой и сыграл ля.
— Нет. Я люблю тебя больше, чем он.
Я вздохнула. Если бы можно было сохранить этот момент, завернуть его в оберточную бумагу и дарить себе всякий раз, когда плохо…
Люк посмотрел на дом.
— Мы совершенно точно приехали рано. Не хочешь немного разогреться?
Я предпочла бы вновь услышать, что он меня любит, однако перспектива поиграть дуэтом тоже казалась заманчивой. Гладкое дерево арфы идеально легло на плечо. Как давно я не касалась струн…
— Конечно.
Люк пробежал пальцами по флейте и сказал:
— Мы давно не играли. С чего начнем?
Я перечислила мелодии. Он знал все, кроме одной. Я начала наигрывать веселый мотив, Люк его подхватил. Мы подходили друг другу, словно два кусочка из одного паззла: в высоком хрипловатом голосе флейты было все, чего не хватало арфе, а ритмичные арпеджио арфы пульсировали в унисон с пением флейты, наполняя музыку такой силой, что я забыла обо всем.
Закончив играть, я пальцами притушила колебание струн. Внимание Люка сразу же вернулось к деревьям.
Я коснулась его руки, чтобы привлечь внимание, и требовательно спросила:
— Куда ты смотришь? Я ничего не вижу. Там кто-то есть?
Люк покачал головой.
— Я уверен, что ты можешь видеть Их, если хорошенько приглядишься. Но там никого нет. Пока.
— Пока? — Его ответ меня не успокоил. Он показал на двор.
— Здесь есть холм, боярышник, только что прогремела гроза… Не могу представить себе более идеальное место и время для появления даоин ши.
Имя показалось мне странно знакомым.
— Кто они?
— «Вечно юные». Существа, почитающие Дану. Они… — Люк попытался найти слова, — обожают музыку. Живут ради нее. — Он пожал плечами, сдаваясь. — И если есть музыка, которая способна их призвать, так это твоя.
Я дотронулась до ключа на шее.
— Нам стоит волноваться?
— Вряд ли. Они не признают, что подчиняются Ей, а Она сделала все, чтобы разрушить Их клан. Из всех кланов фей Их клан обладает наименьшей силой в мире людей. Для того, чтобы появиться до солнцестояния, им нужна гроза. — Люк не отрывал взгляда от кустов боярышника, и я поняла, что он все-таки считает Их реальной угрозой. — Я тебе говорил, что не существует безобидных фей. Некоторые Ши могут пойти на убийство, чтобы завладеть твоим голосом.
Огорошенная его словами, я смотрела на кусты боярышника.
— Я никому не позволю тебя обидеть, — тихо сказал Люк.
Я почти поверила ему, но веру в его непобедимость подрывали воспоминания о том, как он корчился от боли на полу кухни, хотя его врага даже не было в доме. Однако я подняла голову и снова прислонила арфу к плечу.
— Знаю. Хочешь сыграть еще что-нибудь?
— В твоем присутствии мне хочется играть, пока я не свалюсь от усталости, а потом подняться и играть снова. Конечно, хочу.
Я наклонилась к арфе и наиграла грустную мелодию, медленную и протяжную. Люк сразу же узнал мотив и поднял флейту.
Мелодия звучала неистово и таинственно, вдохновляюще и безысходно. Высокий надрывный голос флейты перечил низкому голосу арфы. Мы оба вкладывали в музыку все, чем мы жили, и любой, кто захотел бы слушать, мог проникнуть к нам в душу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
