Перрин подумал, не напомнить ли госпоже, что и вычистить рыбу как полагается обязан сам же ловец, но тут он встретился с ней взглядом. На гладком лице ее не являлось никакое выражение, но темные немигающие глаза Айз Седай уже узнали, о чем он хотел сказать ей, и выбили у кузнеца из рук его клинок. Она тотчас же от него отвернулась, и говорить что-либо язвительное он опоздал.
Хмуро бурча себе под нос, Перрин вынул из ножен свой нож и стал соскребать с рыб чешую и вспарывать им животы.
– Она, наверно, забыла о том, что трудиться у нас обязан каждый! – ворчал Перрин. – Захочет, я думаю, чтоб мы и стряпней занимались, и прибирались после тоже мы…
– Так она и устроит, не сомневайся, – не переставая возиться с рыбой, отвечал ему Лойал. – Она же Айз Седай!
– Вроде я где-то такое слышал! – Нож Перрина так яростно обдирал рыбину, что чешуя разлеталась во все стороны. – Шайнарцев, ладно, хлебом не корми, им бы лишь ей что-нибудь подать-принести, но теперь-то нас всего четверо! Вот нам и придется пошустрее поворачиваться, крутиться белками в колесе. Все по-честному, все справедливо!
Хохот Лойала прогрохотал, точно тяжкий обод.
– Не смеши меня, Перрин! – сказал он, утихомирившись. – Вряд ли она так смотрит на это дело. Сначала она сносила, как Ранд вечно с ней спорил, а теперь и ты готов строптивцем стать. Но вообще-то Айз Седай никогда не любили спорщиков. Нет, Перрин, я уже чую: как ни крути, а не успеем ещё и с гор спуститься, как вернется в нас верная привычка – слушаться Морейн да исполнять ее приказы побыстрей.
– Да! – проговорил Лан, отбросив полу плаща за плечо. – Хороших привычек не станем терять!
Он словно бы возник из ниоткуда, облитый тускнеющим светом закатного солнца.
От удивления Перрин утратил дар речи, а у Лойала уши встали торчком. Ни один, ни другой не расслышал шагов Стража.
– Отбросим другие привычки, – продолжал Лан, – но лучшую сбережем!
И Страж пошел туда, где стояла Морейн. Сапоги его даже по каменистой почве ступали неслышно, а через несколько шагов облегающий его плащ вновь стал обманывать глаза, и казалось, будто от ручья отдаляются лишь голова и руки, без тела.
– Без нее нам Ранда не найти, – тихо проговорил Перрин, – но властвовать над моей жизнью я ей не дам! – И он принялся ещё яростней чистить рыбу.
Воин-кузнец намеревался во что бы то ни стало сохранить свою независимость от власти Морейн, но и на следующий день, и через несколько дней он и Лойал вследствие не совсем понятных причин продолжали возиться со стряпней, уборкой, да ещё исполняли тысячу мелких хозяйственных дел, изобретенных для них мудрой Морейн. Кроме того, Перрину открылось, что он сам, неясно почему, взял на себя труд присматривать за лошадкой по кличке Алдиб: каждый вечер он расседлывал кобылу, чистил ее, Морейн же в это самое время оставалась наедине со своими важными размышлениями.
Лойал воспринимал свое поведение прислужника как нечто неизбежное, но Перрин смиряться не желал. Он увиливал от навязанной работы, спорил с Морейн, но не знал, как отстоять себя, когда попал в дурацкое положение: Морейн поручила ему новое дело, из которого сами собой посыпались новейшие заботы. Затем из них как бы по собственной воле на плечи Перрину лег дополнительный и постоянный труд. Само присутствие Морейн подавляло воина, не допускало бунтов. Стоило Перрину раскрыть рот – взгляд темных глаз Айз Седай брал его на прицел. Морейн повела бровями – значит, Перрин осмелился нагрубить ей; он протестует против новой просьбы, хотя она для него и несложна, – глаза у Морейн распахнутся от удивления, а то и вопьются взором в лицо воителю, ловя его взгляд темными очами, в которых вся сила Айз Седай; уловки ее заставляли его терять уверенность в собственных силах, а кто засомневался в себе самом – тот погиб! Нет, не погиб Перрин, он обвинил Морейн в том, что против него она наводит Единую Силу, хотя на самом деле он не был в том уверен, тут-то леди и посоветовала своему рыцарю не валять дурака. Он вдруг ощутил себя тупым куском железа, уговаривающим кузнеца не бить его, не выковывать косу…
Туманные Горы, оставшиеся за спиной отряда, вдруг заменились предгорьями, лесистыми холмами Гэалдана, земля будто бы шла здесь волнами – то вверх, то вниз, но не поднималась ввысь. Олени, что в горах зачастую настороженно следили за всадниками, будто впервые видя человека, теперь стремглав убегали от людей тайными своими тропами; едва они замечали верховых, как сразу мелькали вдали белые хвостики оленей. Зоркий Перрин очень редко вылавливал зрением силуэты серых и полосатых горных барсов, исчезающих в мгновенье ока, будто рассеявшийся дымок. Всадники приближались к земле, заселенной людьми.
Лан уже не носил свой плащ, то и дело меняющий окраску, и в эти дни более часто присоединялся к отряду, рассказывая спутникам, что ждет их на дороге. Нередко тропа выходила на порубки. Вскоре привычным для всадников, хотя и не слишком частым зрелищем стали поля, окруженные стенами, грубо сложенными из камней, и фермеры, пашущие землю у подножия холмов, и рядами шагающие по пашне парни и женщины, достающие из мешков на плечах семена, чтобы разбрасывать их по свежей пашне. На вершинах холмов и по гребням гор виднелись домики фермеров и амбары с серыми каменными стенами.
Здесь уже волков не было. Людных мест волки всегда избегают, но Перрин по-прежнему ощущал волчий эскорт, невидимый щит серых, окружавший конный отряд. Мучило воина-кузнеца нетерпение, огромная жажда поскорее добраться до деревни или какого-нибудь городка, до любого места, где многолюдье вынудит волков оставить Перрина в покое.
Через сутки после того часа, когда всадники впервые выехали к вспаханному полю, в миг победного солнечного заката у них за спиной отряд приблизился к деревне, именуемой Джарра, – она была расположена в нескольких милях к северу от границы с Амадицией.
ГЛАВА 8. Джарра
Над узкой речкой с низеньким деревянным мостиком на холм поднимались узкие улицы Джарры – прижавшиеся друг к дружке серокаменные жилища под черепичными крышами. Не было уже прохожих на грязных улицах, по-особому пустой казалась и деревенская площадь, взбирающаяся на зеленый склон, лишь какой-то достойный муж подметал крыльцо единственной скромной сельской гостиницы, имеющей, кстати, и конюшню, однако выглядело селение так, словно жители разошлись совсем недавно. На лужайке торжественно возвышались составленные в широкий круг полдюжины арок, сплетенных из зеленеющих ветвей и разукрашенных всеми цветочками. какие можно было насобирать в дни ранней весны. Травку на лужайке потоптали всего пару часов назад, имелись и прочие знаки миновавшего гулянья: у подножия одной из арок запутался между ветвями женский красненький шарфик, вблизи от него валялась детская вязаная шапочка, чуть поодаль – повалившийся на бок кувшин и несколько ломтиков недоеденного угощенья.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
