Я закрыла глаза, задержала дыхание и с головой погрузилась в тёплую воду.
— У тебя что-то случилось? — поинтересовалась у меня мать, когда я заехала к ней на следующий день. Вечером из командировки должен был вернуться муж, я нервничала и не знала, куда себя деть, вот и решилась на визит вежливости в отчий дом, не осмелившись отправиться к Фае, опасаясь её интуиции. А если уж и мать что-то такое в моих глазах заметила, то Фая меня на счёт раз раскусит и всю правду о случившемся из меня вытянет. А я пока морально к покаянию не готова.
Я на мать глянула, волосы за ухо заправила и плечами пожала.
— Ничего не случилось. С чего ты взяла?
— Ты какая-то странная.
— У меня всё хорошо.
Отчим появился на кухне, кинул на меня свой фирменный взгляд, от которого, по его мнению, меня в жар кидало, и сказал:
— По мужу соскучилась, наверное.
Я удивлённо вскинула бровь.
— У меня голодный блеск в глазах?
Он наклонился, в глаза мне заглядывая.
— Самое странное, что нет.
— Вот именно.
— Любовника завела? — заинтересовался он.
Я замерла, растерявшись вдруг от его проницательности, а мама всерьёз нахмурилась. Она всегда начинала заметно нервничать, когда муж её забывался и заговаривал со мной совсем не как с приёмной дочерью.
— Может, хватит, Серёжа? — недовольно проговорила она, поглядывая то на меня, то на мужа. Я отвернулась к окну, а отчим полез в холодильник. Я же про себя посмеивалась, прислушиваясь к тому, как он чем-то там шуршит, делая вид, что ничего не произошло. Да, Штирлиц был на грани провала.
— Это правда? — спросила меня мама, когда мы прощались у дверей. Я губы красила перед зеркалом, а она на меня посматривала с проницательным прищуром.
— Что?
— Ты Вите изменяешь?
Я помаду в сумку убрала, не торопясь к матери оборачиваться и раздумывая над ответом.
— У меня всё хорошо, мам. Ты не беспокойся. Если ты беспокоишься, конечно. Я, как всегда, разберусь сама.
— Значит, правда.
— Ты сейчас смотришь на меня так, словно я совсем пропащая.
— Я ещё надеюсь, что это не так.
— Это не так. Просто мы с тобой разные.
— Витя тебя любит, балует тебя, прощает всё. Чего тебе не хватает?
— Я знаю чего.
— Знает она… Вот ты с самого детства такая. Всё тебе мало, всё не как у людей.
— Мама, не лечи меня, пожалуйста. Я просто хочу быть счастливой. Какой в этом грех?
— Грех в том, что не думаешь ни о ком кроме себя.
— Неправда.
— Правда. Через Дениса переступила, теперь Витина очередь пришла? Скучно стало?
Я сумку взяла и шагнула к двери. Но на пороге обернулась и сказала, стараясь говорить потише:
— А тебе как раз этому и нужно научиться. Переступать самой, а не опускать голову, когда через тебя другие переступают. — Я даже пальцем в сторону комнаты ткнула, посмотрела многозначительно и из квартиры вышла, не желая больше встречаться с матерью взглядом. Знала, что она мне этих слов долго не простит, обидится не на шутку. Наверное, права будет, не нужно мне было ей этого говорить, в самое больное место ударила, но я на самом деле буду рада, если она задумается над моими словами.
Очень хотелось увидеться с Кириллом. Хоть ненадолго, пусть несколько минут, но я знаю, что мне стало бы легче, и даже из-за размолвки с матерью я не стала бы так сильно переживать. Увидеть его и успокоиться, понять, что я не зря приняла это решение — всё рассказать мужу. Что это не только мне нужно. Хотя, особой разницы уже нет. Если Кирилл и промолчит опять (а скорее всего так и будет), лично для меня это ничего не изменит. Я сама должна решить остаться с мужем или уйти. Это будет моё решение, которое изменит мою жизнь, а не Кирилла.
Вот так вот. Грядут перемены, а это тяжело, перемены я не люблю, но на этот раз не обойдётся.
Кириллу я всё же позвонила, но ответить мне он не пожелал. Я звонила несколько раз, но как только включался автоответчик, я отключалась. С автоответчиком я общаться не желала, тем более свои мысли ему доверять. Швырнула телефон на постель и застыла ненадолго посреди комнаты, стараясь взять себя в руки. За окном уже темнеет, муж вот-вот вернётся, а Кирилл не отвечает. Я же чувствую себя несчастной и обманутой.
Витя дома появился только ближе к полуночи. Уставший, злой и весь какой-то пропылённый, словно он прошедшие двое суток где-то в канаве пролежал, наверное, с биноклем в руках. Я на балкон вышла на минуту и джинсы его тряхнула.
— Боже, где ты был? Грязный весь.
— Медаль зарабатывал, — пробубнил он. В голосе раздражение, а на меня не смотрит. Я поневоле насторожилась. Поинтересовалась осторожно, наблюдая за тем, как он подливает себе суп в тарелку:
— Всё хорошо?
Витька на меня посмотрел.
— Да. А что?
— Злой ты какой-то вернулся.
— Я устал.
Я помедлила, но затем кивнула.
— Понятно.
По-хорошему, сейчас нужно было к мужу подойти, обнять его, поцеловать, то есть показать, как я рада его возвращению. А я продолжала стоять за его спиной, смотрела, как он ест, и только судорожно сжимала в руках кухонное полотенце. Знала, что мне смелости не хватит к нему прикоснуться.
— Где ты была вчера? Я звонил, звонил. Так ведь нельзя, Ника.
— Я же попросила прощения. Так получилось.
— Получилось, — недовольно проговорила он себе под нос. У кровати остановился, потянулся устало, и зевнул, а потом резким движением одеяло откинул. Я наблюдала за ним украдкой, но одёрнула себя и отвернулась, боясь, что муж заметит смятение на моём лице. Я совершенно не знала, как себя вести.
— А была-то где?
— У Фаи.
— Опять у Фаи. — Витька повозился немного, устраиваясь поудобнее, потом попросил: — Свет выключи. — А когда в комнате стало темно, меня сразу обнял и к себе притиснул. Его дыхание коснулось моей щеки, носом потёрся, даже вздохнул, но руки его лишь недолго погуляли по моему телу, словно проверял всё ли у меня так, не похудела ли невзначай за пару дней без него, а потом Витька быстро успокоился и только пожаловался:
— Двое суток не спал.
Я, наконец, глаза открыла. Поняла, что муж на самом деле спать собрался, в шею мою уткнулся и засопел. Можно было вздохнуть с облегчением, но даже не вздыхалось. Такое чувство, что камень на груди. Пришлось выждать пару секунд, чтобы отпустило, и тогда уже шепнула:
— Спи, — а через несколько минут осторожно отодвинулась.
Даже не подозревала, что муки совести, терзавшие меня в последнее время, могут быть настолько сильны. Лежать рядом с мужем в постели и то стало для меня большим испытанием. Стало понятно, что жить спокойно я не смогу, нужно было что-то решать. Витьке всё рассказать, самым натуральным образом покаяться, а потом… Потом, наверное, на развод подавать. Голову повернула, чтобы на мужа посмотреть. Правда, видела только очертания, и дыхание его слышала, но для нового всплеска вины мне и этого хватило. А он спит себе спокойно и не подозревает, что я его обманула, и вообще, о разводе думаю. Не смогу я врать, да и он не простит, если узнает. И даже Филин тут не при чём. Почти не при чём. Я сама своими руками свой брак разрушила, в этом мама права, через Витьку я переступила. Влюбилась и на краю не удержалась, как какая-нибудь девчонка. Но не могу сказать, что чувствовала эйфорию, и голова от счастья совсем не кружилась. Ощущение такое, что до сих пор падаю. А уж каким будет моё падение, одному Богу известно.
