«…Четыре батареи дивизии Канробера, не будучи в состоянии перейти Альму и взобраться на плато против телеграфа, должны были сделать дальний обход к тому оврагу, по которому поднялась артиллерия Барраля».{414}
По просьбе Боске, Канробер отправил к нему на помощь всю свою артиллерию. Когда четыре батареи 1-й дивизии (16 орудий)[49] присоединились к двум (12 орудий), уже имевшимся у Боске, умело расположенным начальником артиллерии 2-й дивизии Барралем, они открыли огонь по Минскому полку. Кстати, меньшее, чем было принято в мировой практике организации артиллерии количество орудий во французских батареях (6 против, как правило, 8–12), оказалось более чем выгодным. Благодаря этому нововведению генерала Тири батареи быстро поднимались на плато, занимали указанные позиции и открывали огонь. Точность оказалась не хуже, чем у русских. Недаром французские и иностранные авторы считают, что благодаря этому был обеспечен успех пехоты.{415}
Но не всё было хорошо. Французы стали заложниками ситуации, которую создали. Артиллерии двух дивизий было явно недостаточно для решения задач на обеих флангах одновременно. «Мы сами оказываемся в трудном положении», — пишет в своих воспоминаниях генерал Монтодон.{416}
Русским тоже становилось всё тяжелее. Попав под постоянно усиливавшийся огонь артиллерии, расстреливавшей русскую пехоту сначала во фронт, а затем и с флангов, и предприняв несколько безуспешных попыток сблизиться с противником, Минский и Московский полки начали медленно, шаг за шагом, отходить к Севастопольской дороге.
О силе и эффективности огня может свидетельствовать тот факт, что все офицеры 3-го батальона Минского полка, хотя и менее других пострадавшего в сражении, выбывшие из строя, штабс-капитаны Рудковский, Маскевич, прапорщики Москули и Воробьев,[50] были поражены ядрами и осколками гранат (последний — в голову). Разорвавшаяся граната убила лошадь командира полка полковника Приходкина, затем ядро, очевидно, отрикошетировавшее от земли, на излете тяжело контузило его самого.
Но, по воспоминаниям французов, огонь русской артиллерии, открытый с расстояния 700–850 метров всё еще сдерживал их. Почти все из тех французов, кто сражался на Альме, вспоминают как минимум две проблемы, с которыми им пришлось столкнуться: огонь русской артиллерии и точные выстрелы скрытых стрелков.{417}
Говорят, что война — это искусство. Наверное, так и есть. Иногда противники стараются показать себя не просто как бойцы, а как прекрасно подготовленные боевые машины. 20 сентября 1854 г. это относилось прежде всего к русским и французским артиллеристам, щеголявшим друг перед другом своей выучкой. Быть лучше противника стало для них в этот день делом чести. Не будем брать на себя неблагодарную роль судьи в их корпоративном споре. Приведем лишь два свидетельства. Первое — о русских артиллеристах. Так, мы уже слышали, что батарея подполковника Кондратьева действовала, «как на ученьи». Это лестный комплимент, учитывая, что фри- дриховскую аксиому о войсках, которые делают в военное время то же самое, чему учатся в мирное, только в двадцать раз хуже, еще никто не отменил, вплоть до настоящего времени.
Второе — о французах, оказавшихся достойными противниками; Еще перед отправкой в Крым полковник Тири, начальник артиллерии маршала Сент-Арно приказал своим подчиненным в условиях боя не соблюдать установленные в мирное время интервалы между орудиями и действовать по усмотрению в зависимости от ситуации. Однако выучка французских артиллеристов была столь высока, что ни единого раза ни в одной батарее, действовавшей при Альме, эти интервалы не были нарушены, соблюдаясь неукоснительно. Прусский капитан Вейгельт писал: «При занятии батареями боевых позиций оказалось, как трудно бывает исполнить что-либо такое, что от частой практики обратилось в привычку. Несмотря на то, что приказом 16 июня было предписано при отступлении на позиции всегда занимать большие интервалы, нежели как постановлено в уставе, они почти всегда сохраняли в точности те же самые, как на учебном поле».{418}
С этого времени начался очередной акт Альминского спектакля. Но его жанром теперь становилась трагедия. Минский и Московский полки действительно избивались и уничтожались, но делала это не корабельная, а пешая французская артиллерия и помогавшие ей стрелки Легкой пехоты.
ПОТЕРЯ УПРАВЛЕНИЯ ПРИ НАЧАЛЕ ДАВЛЕНИЯ
Как бы трудно русским ни было, не все так безоблачно развивалось после выхода французов и турок на плато, как это любят представлять некоторые современные авторы. И кто знает, как могли пойти события, если бы не началась бесконечная цепь удивительных ошибок и фатальных просчетов, зачастую просто не поддающихся объяснению. Трудно понять, что послужило поводом для этого.
Одни считают, что Меншиков был подавлен, узнав, что «…в начале сражения ехавшему возле князя генерального штаба капитану Жолобову отрывает ногу, и он вскоре умер в госпитале;[51] флигель-адъютанту Сколкову оторвало руку на левом же фланге, когда он поехал с каким-то приказанием. Главнокомандующий всё время находится в сильнейшем огне и, следя за ходом действия, он несколько раз напоминает нам не собираться в кучу, чтобы избежать выстрелов, что отымает возможность хорошо наблюдать за движениями войск».{419}
Терять нити управления войсками Меншиков начал в самое неподходящее для этого время — Боске начал усиливать давление на русских.
Маршал Сент-Арно, наблюдая с противоположной стороны Альмы за происходящим, был встревожен. Его настроение изменилось, когда он заметил на гребне красные штаны французских пехотинцев. «Боске поднялся! Я узнаю моего старого африканца Боске!», — не скрывал он своих эмоций.{420}
Этот момент стал наибольшим всплеском эмоций у Сент-Арно. Казалось, маршал забыл о своей смертельной болезни, размахивая в воздухе кепи и называя Барраля и его артиллеристов достойными памяти героев Фридланда и Аустерлица.
А радоваться было чему. Долгое преимущество русских в артиллерии при почти полном отсутствии оной у противника позволило в течение почти часа удерживать продвижение неприятеля. И вот теперь это преимущество минимизировано.
Снова о надоевшем: без пушек французы воевать не любили. Недаром американский военный историк Декин считает, что в Альминском сражении они использовали тактику, разработанную еще во время наполеоновских войн и основанную на тесном взаимодействии пехоты и артиллерии.{421}
Дебют нового главнокомандующего был неудачен. К полудню в его распоряжении не осталось ни единой не задействованной батареи. Маневрировать же артиллерией Меншиков не умел. Заорганизованность в сочетании с нераспорядительностью в очередной раз привели к тому, что правила игры стали диктовать союзники. Князю оставалось или их принять, или сразу же признать себя побежденным.
Он не мог согласиться ни с первым, ни со вторым. Поэтому принял странное решение: из командующего превратиться в констатирующего. С этого момента и вплоть до начала общего отступления им не было отдано ни единого приказа.
МАЯТНИК КАЧНУЛСЯ: НАЧАЛО ОТХОДА РУССКИХ ВОЙСК
В течение примерно часа оба полка (Минский и Московский) сдерживали продвижение дивизии Боске, неоднократно пытаясь навязать французам бой на ближней дистанции. К 13.30 ситуация оставалась для французов настолько критической, что Сент-Арно направил к Раглану своего офицера штаба с просьбой начать давление на правый фланг русских.
Пока ни о какой победе над русскими говорить не приходилось. Налицо были недостатки планирования и разный уровень подготовки войск, которым нужно было как слаженному оркестру играть одну партию.
«Но условия союзного командования заставляли отказываться от всяких сложных планов; англичане не только не пытались охватить правый фланг русских, но сжались к центру; с трудом можно было достигнуть объединения во времени наступления англичан, систематически опаздывавших, и французов. Лучшие боевые качества французов, двойной перевес сил (40 французских и турецких батальонов против 21 русского батальона) и поддержка судовой артиллерии, естественно, предопределили перенос центра тяжести активных действий против левого фланга русских. Союзники отжимали русских от моря, вместо того чтобы опрокидывать их в море».{422}
К этому времени к месту боя подошли две бригады 1-й дивизии. Не доходя до Альмы, ее батальоны остановились. Солдаты сняли ранцы и всё ненужное в бою снаряжение.{423} Еще через четверть часа они вступили в перестрелку с русскими пехотинцами.
